О-3-18
Шрифт:
— У вас повседневная одежда. Но если учесть, что под курткой видна кобура, я могу считать вас правоохранителем?
— Кто-то убит? — спрашивает Шайль, не поворачивая головы. — Или украдено что-то, что оценивается свыше двухсот рублей? Если нет, то не трать мое время.
— Верите ли вы в Бога?
Детектив почти прыснула, и все же дала ответ:
— Не больше, чем в удачу. На этом разговор можно закончить.
— А что у вас с удачей?
— Если бы удача существовала, вас бы здесь не было.
Назойливый Жан отпрянул от взгляда в упор, которым Шайль
— Я выхожу на следующей остановке. Разговор не займет много времени.
Шайль знала, что остановка скоро. Поэтому перешла в наступление.
— Сегодня утром я выпила чашку кофе. Это кофе бренда «La r'eussite». Как думаете, что в моем доме делает французская марка?
— Не имею ни малейшего понятия, — невозмутимо отвечает Жан. — Позвольте спросить…
— Так вот, я-то знаю, почему пью именно французский кофе. Французский… звучит гордо, да? Пусть даже от всех людских «стран» ничего уже не осталось. Все перемешалось как рыбьи потроха в супе, который так любят в Освобождении. Логично, мы ведь между двумя океанами, вокруг много рыбы, — Шайль вдыхает слишком быстро, чтобы Жан успел вставить хоть слово. — И все же, «французский» — звучит гордо. По-особенному. Забавно, французы единственные люди, которые пытаются не забыть свое великое прошлое. Они так поглощены воспоминаниями, что забывают про настоящее. Любой продукт, который производят, является низкосортным дерьмом, не стоящим почти ничего. Поэтому я покупаю французский кофе. Он дешевый и достаточно мерзкий, чтобы мне не хотелось пить эту дрянь чаще двух раз в день. Я даже окурки и пепел бросаю в эту бурду, вкус совершенно не меняется.
Шайль заканчивает речь, внимательно следя за реакцией собеседника. Жан вновь поправляет воротник.
— Вы все это рассказали потому, что у меня французское имя?
— Нет, — снисходительная улыбка прикрывает крупицу лжи. — «La r'eussite». Это переводится как «удача». А вы спросили меня про нее. Верно?
— То есть, вы пьете кофе, приносящий удачу?
— Вовсе нет. Я пью дерьмовый кофе, который назван французским словом. Бессмысленным словом.
— Не очень-то любите Францию, да? Тогда откуда такие познания? — Жан теряет уверенный вид с каждой новой репликой.
Но Шайль добивается лишь одного: спровоцировать собеседника на обсуждение несуществующей торговой марки.
— Думаю, это не так важно. Важно другое! — Шайль поднимает палец, привлекая внимание Жана. — Французы любят подчеркивать значимость своей нации. Но знаете ли вы, что это ограничивается лишь наименованием некоторых кварталов в людских городах? Например, что в Величии, что в Неуемности, есть так называемые «франции».
— Нет, не знаю. Это совершенно неважно, — спокойно отзывается Жан. — Мое имя, хоть и французское, не связывает меня с этой страной и ее продуктами.
— Очень жаль, а то с прошлой пятницы я не видела ни одного француза-патриота, — отзывается Шайль, бросая
Из окна были различимы очертания победы, притаившейся среди полумрака и тусклого огня кристаллов, — очертания остановки. Это триумф. Долой гнусного попутчика, решившего завязать разговор с уставшей Шайль!
— Знаете ли вы, что находится за Небом?
— Пустота, — скучающе бормочет девушка. — Или такое же небо.
— Вы никогда не думали, что случится, если пробить Небо? — продолжает допытываться Жан.
— Если вы надеетесь получить комментарий из «официального» источника, то спешу разочаровать: я закончила рабочий день, — Шайль даже не пытается скрывать улыбку, а зевок лишь подчеркивает ее. — Вам пора выходить.
Фуникулер замирает, перед этим вздрогнув. Начинает превращать пассажиров в прохожих и наоборот.
— Подумайте над тем, что есть Небо. Обязательно подумайте. Возможно, во время размышлений вы встретите Бога, — посоветовал Жан, после чего поднялся и ушел прочь.
Шайль прикрыла глаза. С каких это пор по О-3 бродят проповедники людской религии, такой же устаревшей, как и Франция? Неважно… Еще одна остановка, и можно забрать сверток с мясом.
***
Тепло, которое солнце дарило весь день, быстро уходит. Поэтому Шайль всегда носит куртку.
Светило теперь висит в небе темным шаром. В нескольких локтях от него горит луна. Бледно-голубая, будоражащая воображение любого волколюда.
Шайль и сама не знает, почему этот красивый шарик в небесах так сильно ее очаровывает. Девушка плохо помнит родную луну, только знает, что человеческая и в подметки не годится.
Ночь лишь началась, поэтому прохожих еще достаточно. Шайль привычно маневрирует между людьми и волколюдами: ее торопливый шаг совсем не вяжется с расслабленным взглядом, скользящим по чужим лицам. Старая привычка, вряд ли навеянная профессией.
Лавка мясника открыта. Это небольшая будка, сделанная из камня и железа.
— Привет, — здоровается Шайль, глядя на продавца через прутья над прилавком.
Волколюды опасные клиенты, поэтому защита от них всегда нужна. За спиной мясника висит транквилизаторное ружье. Шайль сталкивалась с этой игрушкой — один дротик погрузит в глубокую отключку. Повезло, что для подобной дряни гражданским нужно иметь лицензию: Шайль очень не любит чувствовать эффект транквилизатора.
— Здравствуйте, мисс Шайль, — улыбается мясник.
Очень образованный юноша с родинкой под левым глазом. Милашка, вот только от него всегда воняет застарелой кровью. И разводы на фартуке отводят любое внимание от лица мясника…
— Как всегда, — бормочет детектив, пытаясь унять слюни.
Мясник забирает талончик, протянутый девичьей рукой. С неизменной улыбкой ставит подпись. И это почему-то раздражает. «Почему ты улыбаешься?» — думает Шайль, глядя на то, как мясник достает из холодильника сверток. — «Тебе нравится контролировать?»