О Дивный Новый Мир
Шрифт:
— Это Макс, — сказал Гвоздь. — Завтра идёт с вами.
— С нами? — озадаченно переспросил худой.
— Ты же сам просил кого-нибудь, кто умеет не болтать, — ответил он, не отрываясь от жевания.
Широкоплечий кивнул мне.
— Рысь, — сказал он. — А это Тон. Мы завтра патрулим от нулевой шахты до вентиляционного пояса. Грязно, но нормально.
— Что смотреть?
— Что бы не вылезло, — пожал плечами Тон. — Вентиляционные твари, сбившиеся дроны, возможно — сталкеры с других секторов. Если совсем повезёт — турист.
Я жевал медленно. Концентрат
— А зачем патруль вообще? У вас же камеры, датчики, всё это?
— Всё это — старьё, — ответил Рысь. — Камеры часто врут. Некоторые вообще рисуют «спокойную картинку» даже когда идёт бой. А если в систему попал взрослый, то её часто просто… отключает. Писк мешает. Иммунитет у электроники хуже, чем у нас.
Тишина.
— Писк? — решил я уточнить вслух.
Гвоздь посмотрел на меня.
— Слышал же. Характерный, как будто у тебя в голове микрофон фонит. Если сильный — взрослый рядом. Если еле слышный — ты просто под ним этажом. Или над. Он может не видеть тебя, но ты всегда слышишь его.
— И что… он делает?
— Ничего. Просто идёт. Говорит сам с собой. Или стоит. Или плачет. Или смеётся. Иногда — просто смотрит в стену.
— Звучит безобидно.
— Пока тебя не заметит.
Я почувствовал, как кожа на затылке стягивается. Слова были сухими, как пыль в вентиляции, но в них было что-то застывшее, непроговорённое.
— А что значит «если начал плакать — беги»?
Тон сжал губы, Рысь отвёл глаза. Ответил Гвоздь, глядя прямо в меня.
— Иногда взрослые не просто рядом. Иногда они в тебе. Как будто… заражают. Ты не слышишь писка. А потом — хоп, и ты уже не ты. Сначала просто хочется лечь. Потом — хочется плакать. И если ты начал — назад дороги нет.
Мы молчали. Даже концентрат в миске остыл.
Потом Рысь хмыкнул и резко сменил тему:
— Завтра бери что-нибудь тяжёлое. Лучше трубу или лом. Огнестрел тебе не дадут. На первое — только ближка. Если будет по тебе — бей по ногам. Никто не ждёт, что ты победишь. Просто не мешай другим выжить.
— Как воодушевляюще, — сказал я, отодвигая миску.
Гвоздь кивнул, будто это был единственно возможный ответ.
Я поднял взгляд на мигающую лампу под потолком, где от перегрузки сыпались искры, и впервые почувствовал, как всё это становится… реальным. Грязь под ногтями. Гул периметра. Писк, которого ещё нет, но который ты ждёшь. Люди, которые вроде бы дети — но выживают лучше взрослых.
Добро пожаловать в сорок первый, — пронеслось в голове.
И постарайся из него не выпасть.
Глава 03. Порог между нами и безумием
Проснулся я от лёгкого, но настойчивого тычка в бок.
— Вставай, живой, — буркнул Гвоздь. — Рысь уже сверлит взглядом стены.
Комната — если её так можно назвать — была маленькой, холодной и почти лишённой освещения. Лишь тусклый свет от генератора пробивался сквозь
Никто не кричал, не звал. Все на базе просто вставали и начинали действовать. Словно каждая минута сна — это роскошь, которой они не могут себе позволить.
Я быстро натянул куртку и последовал за Гвоздём. Рысь стоял у шлюза — собранный, как и вчера. На нём был усиленный жилет, за плечами — крепкий лом, за поясом — нож и нечто похожее на самодельную дубинку с тяжёлым наконечником.
— Ты берёшь трубу, — сказал он, указывая на груду оружия у стены. — Эту. Без сколов. Не геройствуй. Слушай внимательно и не отвлекайся.
Тон, уже готовый, закреплял на руке небольшой блок с сенсорами и вставлял в ухо провод — усиливающее устройство, как я понял. На его поясе висел прибор, который напоминал переделанного дрона с антеннами. Они готовились серьёзно. Это не прогулка.
— Вопросы есть? — спросил Рысь, не глядя.
— Что делать, если мы встретим взрослого? — спросил я. Спокойно. Без бравады.
— Если он тебя не видит — не двигайся. Если замечает — отходи. Если идёт прямо на тебя… — он замолчал на пару секунд, а потом добавил: — Тогда всё зависит от того, насколько быстро ты умеешь бегать.
Шлюз открылся с тяжёлым грохотом, и перед нами раскинулась та часть города, которая начиналась сразу за границей базы. Тени, исписанные стены, металлические балки, тонкий туман. Ни звуков, ни движения. Только гул. Город дышал — медленно и тяжело, как больной с аппаратом ИВЛ.
Мы вышли.
Внешние уровни вокруг сорок первого считались «относительно безопасными». То есть, здесь могли убить не сразу.
Двигались мы медленно. Рысь шёл первым, наготове. Тон шёл сзади, проверяя приборы. Я был между ними, сжимая трубу, как спасательный круг. На каждом шагу приходилось бороться с желанием оглянуться или ускориться. Инстинкты кричали: «Опасность», а рассудок напоминал: «Ты в патруле, не выделяйся».
— Вон, — сказал Тон шепотом. — Бывшая консоль. Когда-то там был пост наблюдения. Сейчас, может, просто заброшка. А может — не совсем.
Я взглянул. За сеткой действительно был тусклый свет. Никаких фигур, но лампа — старая, но работающая — горела стабильно.
— Не смотри долго, — добавил он. — Если видишь свет там, где его быть не должно — иди дальше. Это не для тебя. Это для… других.
Щёлкнул металл где-то в глубине коридора. Или труба, или что-то ещё. Мы не стали проверять.
Дальше мы подошли к аварийной лестнице. Над входом в шахту кто-то давно выцарапал: «НЕ СПУСКАЙСЯ».
— Всё равно нужно проверить, — сказал Рысь. — По протоколу.
Мы начали спуск. Два пролёта вниз — и там было… слишком тихо. Не просто отсутствие шума. Именно тишина, как будто всё вокруг затаилось. Даже собственное дыхание казалось лишним.
— Погоди, — сказал Тон, и присел.
Он поднял с пола куклу. Сломанная. Глаз закатился, кожа потрескалась. На лбу — выведено что-то кровью: