Оберег для невидимки
Шрифт:
Лживая, надменная стерва продолжала упиваться своим превосходством, поймав собеседника на растерянности и нерешительности по отношению к своим нападкам.
— Поверь, дорогой, меня не испугает даже твоя слепота! Мне нужен наследный графский титул, а не глаза. Видишь? — Она, насмехаясь, развела руками. — Я не скрываю от тебя ничего. О, прости, прозвучало грубо, учитывая твое нынешнее незрячее состояние, — жеманно протянула она в притворной жалости. — Ну не будь таким упрямцем. Лучшей жены тебе все равно не найти. Связи, немалое наследство, покровительство её величества… что тебе еще нужно?
— Мне нужно, чтобы рядом со мной была любимая женщина, а не змея. — Сказано
Граф Моран, ехавший рядом на гнедом жеребце и слышавший через открытое окно кареты каждое слово, тяжело вздохнул, прикрыв глаза.
Леди София Инеску — младшая дочь графа Драгоша Инеску, была сосватана Леонарду еще в раннем детстве. Тихо ненавидящий свою нареченную, наследник Карре, достигнув прыщавого возраста, уже тогда начал взбрыкивать на любые попытки родителей свести милых детей к близкому знакомству. Так бывает — ну не пришлась она ему по сердцу! Частые посещения, общие прогулки, приемы, балы — все это вызывало у кузена холодный и злой протест. Впоследствии молодой аристократ, идя наперекор суровому и непреклонному отцу в вопросе его блестящего будущего с чудесной носительницей старой крови, пустился во все тяжкие.
София, как выяснилось многим позже, обладая ангельской внешностью, тоже не понимала, к чему, собственно, себя, королевну, ограничивать в прелестях жизни во благо какого-то гадкого мальчишки, и закрутила бурный роман с актером королевского театра — блистательным красавчиком без роду-племени. Вспыхнул громкий скандал. Приличное общество всколыхнулось — моветон!
Помолвка была на грани разрыва, если бы не вмешательство самой принцессы Марии Леосской, к которой, каясь и терзаясь чувством вины, обратилась дева древнего рода за помощью, дабы замять неприятный случай. Какими уж доводами и обещаниями накормила София высочайшую особу, или помогла искусно сыгранная роль обманутой несчастной женщины, в будущем преданной верноподданной, но её высочество прониклась искренними переживаниями молодой аристократки. А может быть, покровительственным действиям со стороны принцессы и её участию послужило обладающее огромным капиталом «обстоятельство» в лице графа Инеску, чьи доходы от добычи железной руды ощутимо подпитывали королевскую казну немалыми налогами. Так или иначе, но уважаемому семейству было — пусть будет ре-ко-мен-до-ва-но — простить новую фрейлину её высочества и забыть все недоразумения. Да-да, примерно такую трактовку имело письмо от будущей обладательницы короны.
Леонард был вне себя от ярости и досады. Все попытки отца поговорить с сыном тихо-мирно о сложившейся ситуации заканчивались провалом. Родные люди все больше отдалялись друг от друга. Стена отчуждения росла и ширилась, и тут вдруг… это письмо о помощи, написанное по просьбе Лео рукой таинственной Анны, наполненное теплом и любовью к родителю!
Женщины в жизни младшего Карре занимали определенное место — случайного мимолетного попутчика. Брошенных, обиженных, непонятых с каждым годом становилось все больше. Потребительское отношение к прекрасному полу нисколько не смущало виконта. Совращенные добропорядочные женушки, молоденькие дворяночки, одинокие вдовушки испытали на себе, каждая в свое время, влюбленность и сокрушительное обаяние молодого повесы. И такое же сокрушительное разочарование, когда их бросали. Граф Карре пачками сжигал в камине гневные, требовательные и полные отчаянной надежды письма.
Единственный раз его милость позволил себе увлечься женщиной серьёзно. Красивой, холодной,
Это была странная и болезненная связь. Леди Ула буквально выматывала и опустошала наследника своим безразличием и гордыней. Она целиком и полностью завладела мыслями и телом Лео. Крутила, вертела им, как хотела. Ни замечания друзей, ни предостережения брата, ни угрозы и мольбы отца не могли выветрить из головы молодого человека ядовитый любовный туман, расплавивший его и без того дурные мозги.
Моран помнил это время, и ему было искренне жаль графа Гектора, на чью долю выпало наблюдать, как буквально сходит с ума его сын от неразделённой страсти.
А потом случилось эта необъяснимая попытка ограбления сокровищницы рода Карре, при которой хранилище-то открыть — открыли, но ничего не взяли! И не менее странное исчезновение роковой красотки после инцидента в поместье. Вот тогда, при расследовании происшествия, у всех и закралось подозрение о странном совпадении этих двух эпизодов. Леонарда только что носом не тыкали в неопровержимые факты, но он ни в какую не хотел верить доводам близких людей, всячески «препятствующим его счастью».
Нынешний внезапный отъезд наследника в неизвестном направлении вполне мог, как подозревал Рихард, быть вызван тем, что вышеупомянутая леди вновь дала знать о себе виконту, и тот, как безмозглый влюбленный юнец, понесся навстречу… неприятностям. Разукрашенная физиономия брата только подтвердила его догадку.
Шло время, и срок помолвки подходил к концу. Движимая алчными и матримониальными целями леди Инеску встретила вновь активное сопротивление со стороны виконта и «закусила удила»…
— Я устал, Рич, останови! — младший Карре требовательно постучал тростью в боковую стенку повозки.
Моран очнулся от своих дум и с удивлением обнаружил, что они проехали добрых три часа без единой остановки. За своими воспоминаниями совершенно отрешился от дороги и попутчиков. Окликнув возницу, распорядился о коротком привале, как только найдется подходящее место. Скоро съехали на небольшой пятачок рядом с трактом. Этакую неожиданную проплешину между густыми деревьями, растущими сплошной стеной вдоль этого участка дороги.
Дамы молча, но с выражением вселенского негодования выгреблись из кареты и поспешили в заросли кустарника. Кавалеры двинулись в другую сторону поляны.
— Рихард, мы должны вернуться, — не терпящим возражения тоном сказал виконт, смахивая с лица паутину, в которую успели вляпаться мужчины, отойдя глубже в лес.
— Не понял. Куда вернуться? Зачем? — его сиятельство вытаращился на брата.
— На постоялый двор, за Анной.
— Ка… че… что?! — граф даже заикаться начал от подобного заявления. — Ты с ума сошел?!
— Я как раз сейчас в самом что ни на есть здравом уме! Никогда ни одно мое решение не было настолько верным!
— Ой ли… — откровенно засомневался кузен, заглядывая в лицо Карре, но, увидев упрямо поджатые губы, взмолился небу, сдерживая себя изо всех сил, чтобы не сорваться и не дать «этой милости» затрещину. — Боги, ну почему я должен из-за какой-то девки терпеть его заскоки!
— Потому что она не «девка»! — рявкнул Леонард, неожиданно удивив силой своего голоса брата. — Аристократка, я уверен, хоть и не созналась мне в этом. Дерзкая и в то же время кроткая; мятежная и одновременно ранимая; сильная, но слабая в своем одиночестве. Необыкновенная. Угодившая в трудную жизненную ситуацию. И ей нужна помощь!