Оберон - 24. Трилогия
Шрифт:
— Иди отсюда, мразь! — с такой ненавистью сказал Димка, что парень отшатнулся.
— Я-то тут причём, она меня сама пригласила!
— Пошёл вон! — крикнул Дима, — И парень почти убежал.
— Тоша, он ушёл, — сказал Дима, ласково прижимая к себе моё дрожащее тельце.
Немного успокоившись, я сказал Димке «спасибо», и пошёл домой.
Открыв дверь ключом, зашёл на кухню, и остановился на пороге.
На столе стояла почти пустая бутылка вина, за столом сидела Катя, в халате, неумытая, с размазанным макияжем.
— Катя, не смей! — крикнул я.
— А, явился! — увидела меня Катя, — Ты, что моих клиентов пугаешь?
— Катя, ты что делаешь?! Я просил тебя не пить вино, а ты ещё и куришь?!
— Не командуй здесь, малыш.
— Ты… Ты похожа на проститутку! — крикнул я.
— А я и есть проститутка! — воскликнула Катя, — Я его сняла не для дела, а для удовольствия!
Мне по щекам, будто тёркой провели:
— Мужа не стесняешься, ребёнка бы постыдилась!
— А мой муж ребёнком прикидывается, вот и приходится водить, кого попало. Ма-ма! — передразнила она меня.
У меня от лица отхлынула кровь. Я медленно повернулся, и пошёл к себе в комнату.
Там, совсем раздавленный, опустился на стул. Эту женщину я когда-то любил больше жизни?
Я смотрел на тетрадь с задачкой, которую надеялся решить с помощью Кати. Зачем мне это надо?
Через полчаса зашла Катя, уже умывшаяся, похожая на девчонку лет шестнадцати.
— Ну, что сидишь? Собирайся в школу.
— Зачем? Я так надеялся, что ты другая. Немного, но другая. Сегодня Тоник мне сказал, что, Катя с твоим другом Ураном хотели задушить Сашеньку, потому что она плакала и мешала им спать. Предательница. Ты тоже предательница! — у меня уже бежали слёзы. Я смахнул на пол всё, что было на столе, и закричал на Катю:
— Убирайся! Я ненавижу тебя! Ты сломала жизнь мне там, ломаешь здесь! — я уронил голову на руки и безутешно разрыдался. Катя ушла, потом вернулась, поставила на стол стакан.
— Перестань биться в истерике, выпей воды. Я взял стакан и выпил. Тут же меня повело.
Катя успела подхватить меня, взяла на руки, стала напевать колыбельную, и я заснул.
Проснулся я на другой день утром. Чувствовал себя хоть и муторно, но сносно, биться головой об стенку не хотелось. На столе всё было аккуратно сложено, задачка решена.
Я пошёл в туалет, потом умыться, собрался позавтракать. На столе лежала записка:
«Я вчера позвонила в школу, сказала, что тебе нехорошо. Сегодня можешь идти. Я пока поживу у друга. Уходим пятнадцатого».
Я перечитал записку, раз пять, прежде чем до меня дошёл смысл. «Поживу у друга»! А я?! Она же знает, что я жутко боюсь одиночества и темноты! Предательница!
Из-под хлебницы торчали деньги. Всё. Я упал на стул, хотелось выть. Такие счастливые дни кончились настолько страшно.
«Впервые, что ли? — задавал вопрос внутренний голос, — пока ты с
Но я не ушёл, потому что была ещё Маша, и скоро у неё день рождения. Сегодня же посмотрю для неё подарок. А потому пойду сейчас в школу, попрошу Димку ночевать у меня.
Какое сегодня число? Тринадцатое, четверг.
Я переоделся в школьную форму, всё ещё летнюю, вышел во двор, сел на лавочку, ожидая одноклассников.
Через некоторое время ребята стали собираться. Они здоровались со мной, тактично не спрашивая, что со мной случилось вчера. Мне всё равно нечего было сказать, потому что, сам ничего не помнил.
— Как твоё здоровье? — спросила Маша, взяв меня за руку. Я пожал плечами.
Впервые мы шли, молча, не бегая вокруг. Обычно мы выходили рано, до школы было идти всего ничего, а приходили самыми последними, потому что успевали обежать все окрестности.
Сегодня же мы шли прямо в школу. К счастью, меня никто не собирался утешать, наверно, Димка рассказал про утренний случай. Всем это было знакомо.
Что там у нас сегодня первым уроком? Математика? Я выложил тетрадку по математике, Маша учебник. От нечего делать, стали читать материал.
— Тоша, ты придёшь ко мне на день рождения? — спросила Маша. Я пожал плечами.
— Я бы хотела. Ты, наверно, скоро уедешь? — я кивнул, и вдруг вспомнил: пятнадцатого мы уходим!
— Маша, я приду к тебе на день рождения! Нам же надо попрощаться!
— Да, Тоша, хотя бы попрощаться, — вздохнула Маша, глядя на меня. — Ну, почему? Почему всё так несправедливо?!
— Маша, не надо. Ты ещё не знаешь, насколько это несправедливо, — я замолчал.
Прозвенел звонок, вошёл учитель. Когда все сели, учитель увидел меня.
— Ага. Сопелкин, смотрю, поправился? — я встал, глядя в окно, на солнечный день, обещающий быть тёплым, но не жарким, самоё то, для наших игр.
— Уроки учил? — я кивнул:
— То, что на вчера задавали.
— Других заданий пока не было. Ты хорошо себя чувствуешь? — я опять кивнул. — Тогда иди к доске.
Я решал биквадратные уравнения, даже не думая. Решались они в два приёма, что тут думать?
Систему уравнений? Легко!
— Садись, Антошка! Все бы так учились! Так что у тебя произошло? — я снова встал, опустил голову.
— Семейные неурядицы? — я кивнул, стараясь удержать близкие слёзы. — Ладно, Тоша, всё пройдёт, пройдёт и это. Садись.
Я сел, закрыв лицо руками. Маша потихоньку дала мне платок.
Перед уроком физики у меня списывали решение задачи, а я смотрел, смотрел, и понял, как она решается. Не зря Катя подшучивала надо мной, когда помогала, посадив меня себе на колени.