Обнаженная модель
Шрифт:
Еще в Москве, читая сценарий, я отчетливо представил, к каким сценам подойдут натурные места города на Неве, интерьеры дворцов, наиболее точно подходившие для нашего фильма. В Ташкенте, работая над эскизами, я смело вносил туда хорошо знакомые мне интерьеры особняков Петербурга первой половины XIX века, чтобы режиссер заранее имел возможность увидеть, прочувствовать и мысленно развести мизансцены предстоящих эпизодов. Кроме того, подлинные интерьеры освобождали нас от строительства дорогостоящих декораций и поиска антикварной мебели, реквизита и многого другого, что убедительно передает аромат эпохи пушкинского времени. Музейный интерьер со множеством деталей в виде мебели, люстр, картин в рамах, вееров, табакерок, посуды, зеркал, подсвечников, гардин эпохи Николая I дает актерам ощущение причастности ко всему, что их окружает. Для
Я тут же позвонил в Ташкент Латифу и сообщил ему, что съемки в музее прикладного искусства художественного института, в Соляном переулке, оговорены и нам даже будут предоставлены мебель и реквизит на наше усмотрение. Там же снимем и фасад здания института, его парадный вход с порталом и двумя бронзовыми торшерами, украшенными амурами, изображающих живописцев с палитрой и скульпторов с резцом. К счастью, все это сохранилось в первозданном виде. На «Ленфильме» я отобрал кареты XIX века, они понадобятся в сцене приезда Налымова на бал. Я сообщил режиссеру, что киностудия отреставрирует кареты и нам останется только найти лошадей. Я также сказал, что на «Ленфильме», в цехах, по моим эскизам изготовят несколько уличных светильников, полицейскую будку и покроют асфальт перед зданием особняка бутафорским булыжником. Все это превратит Соляной переулокв улицу XIX века. Латиф поблагодарил меня и спросил:
— Где будем снимать сцену ссоры Налымова на балу и вызов обидчика на дуэль? Как только подберешь места объектов, позвони. Строительство декораций в павильонах киностудии Ташкента идет полным ходом. Аванесов просил передать, чтобы ты не волновался, он точно следует твоим эскизам, впрочем, я и сам захожу в павильоны и держу все под контролем. До скорой встречи. Наш оператор Даврон передает тебе привет.
Сцену бала, застолье и ссору Налымова я предполагал снимать в Юсуповском дворце, интерьеры которого я хорошо знал, но заранее сообщить об этом режиссеру воздержался, зная, как трудно добиться разрешения на проведение съемок на объектах, охраняемых государством и являющихся национальным достоянием страны. Мои опасения оказались не безосновательными. Прождав в приемной около часа, мы были приглашены секретарем в кабинет директора музейного комплекса Юсуповского дворца на Мойке. За столом сидела красивая молодая женщина, изысканно одетая и причесанная, источающая тонкий запах французских духов. Она посмотрела на нас и холодно предложила присесть.
— Слушаю вас, — сказала она, продолжая перебирать бумаги на резном дворцовом столе, на котором стояли телефоны, среди них была и «вертушка», что поднимало положение директора дворца в глазах посетителей. Я представился и начал рассказывать о нашей заинтересованности в проведении киносъемок нескольких эпизодов во вверенном ей Юсуповском дворце, сделав упор на исторической важности и значимости будущего фильма. Не перебивая, директор выслушала меня и также подробно стала назидательно рассказывать нам, словно учитель ученикам:
— Так вот, — начала она, — совсем недавно я уже пошла навстречу просьбам «Мосфильма». Также, как и сейчас вы, ко мне пришли режиссер Элем Климовс художником, оператором и директором картины с просьбой разрешить им снять некоторые эпизоды фильма «Агония»в интерьерах моего дворца. Признаюсь, я поддалась обаянию Элема Климова, тем более, что в свое время он снял замечательную картину «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен». Я смотрела этот фильм со своим сыном. Во многом он спорный, но мы были в восторге. Тогда единственная моя просьба к Элему Климову заключалась в том, чтобы группа не нанесла ни малейшего ущерба моему дворцу во время съемок. Оператор фильма Калашников и художник Абдусаламовзаверили меня, что кабели осветительных приборов
Директор сделала скорбную паузу, помолчала и печальным голосом продолжила:
— Они сожгли мне инкрустированный пол в одном из залов! Слава Богу, ожог был небольшим, но это слишком большая потеря. На реставрацию уникального маркетрибыла истрачена внушительная сумма. Но, дело не в этом, испорчен уникальный пол. Поэтому я дала себе слово, никогда не пускать на порог моего дворца киношников.
Директор посмотрела мне в глаза леденящим взглядом, в котором я прочитал отказ. Не успел я открыть рот, как она сказала:
— Да, да, вы правильно меня поняли, ваши письма, и гарантии от руководства Госкино заберите обратно. До свидания.
Мы с Измайловым вышли из кабинета в вестибюль в полной растерянности от такого радушного приема. В это время к нам подошла миловидная крупная женщина, поздоровалась и представилась:
— Анна. Главный хранитель музея Юсуповского дворца.
— Артыков — художник фильма, Измайлов — замдиректора. Мы из Ташкентской киностудии.
— Видимо вы хотели у нас снимать, но получили отказ, верно?
— Да уж, получили, — горько ухмыльнулся я.
— Не расстраивайтесь, я проведу вас по залам дворца, и мы поговорим.
От Ани, главного хранителя, мы узнали, что хозяйка дворца очень властный, своенравный человек, не терпящая никаких возражений, ведь за ее спиной — муж, один из секретарей Ленинградского горкома, что и дает ей право поступать так, как она считает нужным. Юсуповский дворец ее вотчина, не будем ее строго судить, ведь на ней такая ответственность за сохранность уникального музея.
Мы прошли по залам, спустились по белым мраморным ступеням в знаменитый Юсуповский домашний театр. Анна огляделась и тихим голосом сказала:
— Владимир, провести съемки у нас можно, но нужны письма не только от Госкино СССР и министерства культуры, но и на более высоком уровне. Если вам удастся заручиться поддержкой отдела культуры ЦК, думаю, что тогда вы сможете добиться проведения съемок. Тут уже снимали фильм о Распутине и прожгли пол, это ужасно, я даже плакала. Был переполох, после чего хозяйка категорически запретила проводить съемки во дворце. А свое слово она умеет держать. Так что, действуйте, а я, как главный хранитель, всегда вас поддержу и помогу.
— Спасибо за добрый совет, Аня. Мы сейчас же позвоним нашему режиссеру, чтобы он начал добиваться разрешения на съемки в вашем дворце через вышестоящее начальство.
Из театра по белой мраморной лестнице мы поднялись в вытянутый зал, на стенах которого висело несколько картин. Я сказал:
— Аня, какая шикарная лестница! Она так прекрасно соединяет актовый зал театра и картинную галерею.
— История этой лестницы удивительна. Владелец дворца Николай Борисович Юсупов, будучи в Италии, увидел в одной из старинных вилл красивую мраморную лестницу, которую захотел купить для своего дворца на Мойке. Хозяин дал согласие продать эту лестницу с одним условием, что Юсупов приобретет виллу целиком, что князь и сделал. Лестницу разобрали и перевезли в Петербург, а вилла осталась в Италии. Архитектор Степанов установил это новое приобретение, которое соединило картинную галерею с актовым залом домашнего театра. Вы видите, как лестница вписалась в архитектуру всего дворца, будто она была задумана архитектором Андреем Алексеевичем Михайловым еще в изначальном проекте. А вот этот пейзаж, — Анна указала рукой на висевшую на стене картину в золотой раме, — была подарена в 1914 году племяннице царя Николая II великой княжне Ирине Александровне и Феликсу Феликсовичу Юсуповуна их свадьбу. После революции Юсуповы вывезли ценности дворца за границу, а этот пейзаж с дарственной надписью императора на обороте картины, к счастью, остался во дворце. Пейзаж не имеет большой художественной ценности, видимо, поэтому он не очень нравился молодой чете и не был взят ими с собою в эмиграцию. Но автограф, оставленный на подарке, делает эту картину очень ценным экспонатом.