Оборотень на щите
Шрифт:
А следом Ульф начал мыться, фыркая и плескаясь. Мыло в конунговой бане было не такое, как на драккаре — здесь оно исходило сливочной желтизной в деревянных плошках. И маслянисто поблескивало на свету. Даже пахло от него иначе, летними цветами и свежескошенной травой.
Света, снова всхлипнув, набрала полведра. Смыла со своих рук полувлажную кровавую шелуху, косясь на Ульфа. В уме мелькнуло — там и Арнстейнова кровь была, с сапог…
Она опять зачерпнула воду, наполнив ведро уже до краев.
Рукава цеплялись за мокрые ладони, от которых этим утром отвалились повязки, обнажив свежие шрамы. Дыханье у Светы все еще рвалось всхлипами, по телу ползла зябкая дрожь — покрывая грудь и лопатки гусиной кожей…
И за всем этим Света не заметила, как фырканье сзади стихло.
Прядь альвийских волос Ульф развязал уже в бане, сначала отмыв ее от крови. Намотал на палец колечком, положил на лавку в стороне. Начал мыться, прислушиваясь к Свейте. Принюхиваться было бесполезно — конунгово мыло на его коже перебивало все запахи.
За вторым ведром Ульф пошел на удивленье вовремя. Жена как раз скинула штаны…
Он окаменел, разглядывая то, что Свейта так щедро ему показала. Белое, трепетное, ее. С драгоценной россыпью веснушек на плечах. А затем вдруг понял, что перекидывается. Стремительно, за полтора вздоха.
Хрустнули клыки — Ульф содрогнулся, не давая себе опуститься на четыре лапы. Рявкнул безмолвно, про себя, отгоняя волка — пошел. И сумел все-таки зацепиться за полузверя. За боевое обличье, которое использовал в драках с йотунами.
Но желание, полыхнувшее, как только из запаха Свейты исчез страх, в ответ обожгло еще сильней. Придавило живот ему камнем, вздуло жилы, кружа голову.
И сил, чтобы сопротивляться этому, не было. Свейта теперь стояла рядом, Ульф чуял ее запах. Ужас, глубинный, колющий ему ноздри, из него исчез. Осталась лишь горестная, горчащая у него в горле жалость.
Потом он выронил ведро, и Свейта развернулась. Ульф хрипло выдохнул, глядя ей в лицо. Подумал неожиданно — может, она испугается? И тогда запах страха оттолкнет его?
Его предает тело, решила Света, глядя на Ульфа. Уже изменившегося, с вытянутыми челюстями, покрытого шерстью.
Неужели он уходит? Той дорогой, по которой уходят все оборотни, снявшие гривну? И победы Ульфа рано или поздно закончатся его поражением…
В следующее мгновенье руки мужа стиснули ее обручем, оборвав все мысли. Подняли над полом. А Света, судорожно дернувшись, вцепилась в плечи Ульфа. Широкие, поросшие жесткой шерстью — под которой пряталась горячая кожа.
— Зажмурься, — просипел он.
Шершавый язык тут же прошелся вдоль ее плеча. Потом Ульф нетерпеливо
Она зажмурилась. Подумала неожиданно — пусть хоть так. Ульф уходит, но до конца быть с ним…
Пролетела в уме мысль о волосах альвийки, но Света с яростью ее отогнала. В этой мысли опять плескалась обиженная ревность.
Дождался, затуманено подумал Ульф, когда ноздри ему резанул запах ее злости.
А следом сознание помутилось, и он шагнул к стене рядом с дверью. Впечатал спину Свейты в тесаные бревна, коленом раздвинул ей ноги. Лизнул шею жены, покрытую озябшими пупырышками, придавил клыком нежную мочку уха…
Свейта вздрогнула, и Ульф вскинул голову. Заглянул ей в глаза — в два озера, выстеленных осенним палым листом.
Оттуда на него оскалились две уродливые, мутно-серые морды.
Вот и все, мелькнуло у Ульфа. Надо хоть не навредить. Тело у Свейты не тяжелей охапки листьев. Такое же ломкое, податливое…
Но когтистые лапы уже надавили — резко, судорожно, заставив Свейту вскинуть колени. И Ульф хрипло вздохнул. Напоследок прошелся ладонями по ее озябшим ногам. Придавил их так, чтобы они обхватили ему бедра. Мужское копье, налитое и давно вскинувшееся, ныло. Высасывало из него последние капли терпения…
Ульф дернулся всем телом, пытаясь сдержаться. И снова дернулся, но уже вдавливая копье в плоть между ногами Свейты.
Там, в ней, все было нежным, дрожащим. Слишком узким для него. И сквозь бурю жаркого удовольствия, рвавшего сознание в клочья, у Ульфа в уме пролетело — не надо было в боевом.
Свейта сипло вздохнула под его подбородком, и он окаменел. Лицо жены в этот миг было растерянным, даже испуганным. Но в запахе, лаская ему ноздри, сейчас распускалось желание. Как ни странно. Трепетало, трепыхалось под сердечный перестук…
И Ульф уже бездумно двинул бедрами, вонзаясь в нее.
Света больше не чувствовала холода. Ей казалось, что Ульф был повсюду. В ней, над ней, перед ней. Шерсть запуталась меж пальцев, щекотала ей нос и щеку. Тревожно, сладко колола набухшие соски.
Но наслаждение в этот раз пришло робко. Забилось под рывками мужской плоти Ульфа, заглушая мягкую болезненность внутри — от того, каким он теперь стал. А потом Света задрожала, цепляясь за его плечи. Зажмурилась, отпуская все печали и горести…
Ульф, напоследок пригвоздив Свету к бревнам, пробурчал:
— Прости.
И она уткнулась ему в плечо. Глухо прошептала — капля лжи в ложке правды:
— Мне было хорошо.
Но следом припомнила, что Ульф чует неправду по запаху. Особенно в этом обличье.