Обретение стаи
Шрифт:
Роберт весь сиял, вспоминая о лучших днях. А затем словно погас.
— Потом все развалилось. Причем сначала я и сам не понял. В Алинке что-то переменилось, будто лопнула пружина. Или появилась новая движущая сила. Не люблю я про это… Короче, мне шепнули, что она уже полгода встречается с мужиками, причем с разными. Прикинь? Понять и простить я не смог. А смысл? Если уж начала, так и будет, правда? Развелись. И мне так тоскливо стало в этой Самаре, что я решил уехать. Тут в стране как раз все начало рушиться. Дома мне ловить нечего. А здесь — я же помню — столько предприятий с электроникой! Есть где разгуляться, были
Торик всегда поражался неуемной энергии Роберта. Таких живчиков и проныр поискать еще! Меняет города, легко находит нужных людей. Только приехал — уже есть работа. А тут ищешь-ищешь… Хотя, если честно, больше сидишь в ожидании, что перемены сами с неба упадут. Так ведь падали всю жизнь сами, вот в чем штука!
— Знаешь, ко мне ведь Валерыч приезжал! — вдруг прервал его размышления Роберт. — Мы там организовали клуб эсперантистов для старших школьников. Такие чудеса устраивали, ты бы видел! Настоящий островок страны Эсперантуйя! Но потом — сам знаешь — всем стало не до этого. Валерыч ходил весь потерянный. Кстати!
Он огляделся, нашел стоявшую в углу гитару, сдул пыль, на секунду смутив Торика, и прочистил горло.
— Вот, последняя песня. Ну… в смысле, свежак от Валерыча.
Пальцы двигались уверенно, четко, выдавая энергичные отрывистые аккорды. Это было явно подражание Высоцкому, прикинул Торик, скажем, как в песне «На братских могилах не ставят крестов». Ему даже послышалось характерное хрипение, хотя высокий голос Роберта звучал иначе, да и слова были совсем другие.
Даже сильный огонь погаснет,
Если ему не помочь.
Вот и я сгорел понапрасну,
И теперь наступила ночь.
Мне дороги никто не прочертит:
Спотыкаясь бреду впотьмах.
Всюду шастают злые черти
Со свечами на гнутых рогах…
— Как тебе? — вдруг прервался Роберт, откладывая гитару.
— Это точно Валерыч сочинил? Ты не путаешь? — не поверил Торик.
— Представь себе. Это _новый_ Валерыч. Время меняет людей, особенно армия.
— Вообще здорово, хоть и мрачновато.
— Такие времена… Слу-у-ушай! — вдруг просиял лицом Роберт. — А как там наш волшебный прибор, работает? Сломался? А этот твой… деятель не починит? Ну да, дети — это святое. Мой-то? Да понимаешь, какая штука… Мне ведь пришлось потом как-то выживать, вот и продавал буквально все. Штаны свои продал, кроссовки… Нет, ты что! Да и кто бы его купил. Но пришлось… да, на детали на радиорынке… Голод — не тетка. Жаль, конечно. Идейка-то была живая, рабочая. Я подумал, может,
Роберт демонстративно посмотрел на часы, вздохнул и встал с дивана.
— Ладно, кормить ты меня не хочешь, я так понимаю. Поеду. Приятно было увидеться.
Он закрыл дверь и пропал из жизни Торика, теперь уже окончательно.
* * *
Апрель 1993 года, Город, 27 лет
Роберт ушел, а Торик все никак не мог успокоиться. Вспомнилась Ира Лошадкина со своим извечным «Какая у людей бурная жизнь!» Вот уж поистине — бурная! Зачем Роберт приходил? Заново наладить связи? Рассказать о своих делах? Поесть? Все сразу. Но главное — хотел узнать про прибор: не осталось ли прототипа. Вот ведь жук! Только заикнись — тут же и продаст. Внутри недобро вспомнилось «мое сокро-о-вище» Горлума.
Торик встрепенулся и засуетился. Хм… надо бы и правда взглянуть на «сокровище». Давненько не доставал. Где же прибор? В ящике с электроникой? Среди кассет? С этими переездами, да перевозками… Не угадал. Прибор нашелся среди коробок, а рядом шлем и свернутый плед с сеткой Фарадея. Сердце забилось чаще. Спокойно, Ипполит, спокойно… Освобождаем стол, вот розетка. Диван рядом, расстилаем сетку. Вроде не порвалась. Хотя при такой конструкции пара-тройка разрывов не помешают экранировать помехи.
Включаем. Опа, что-то не так. Что означает мигающий желтый светодиод? Ох, Семен! Руки-то у тебя золотые, а вот чтобы инструкцию сделать… Хотя Торик и сам хорош — пока помнил, надо было хоть в тетрадку записать. Сколько прошло с последнего погружения? Семь лет! Он покачал головой, примиряясь с этим фактом. Припомнил, как в тот год сидели с отцом на крыше и разговаривали. Вроде бы отец тогда сказал что-то важное? А потом жизнь закрутила Торика, унесла в потоке событий, людей, задач. И где все они теперь? Эх…
И еще одна странная мысль пришла: Роберт во всей этой истории с прибором — чистый катализатор. Сам в реакции не участвует, но без него она не происходит. Именно с него все тогда началось, и вот сейчас именно он вытянул идею прибора из небытия.
Ладно, лезем внутрь. Плата вроде целая. Провода на месте. Разъемы… О, вспомнил! Желтый мигающий — это неконтакт нагревательной полосы. Ну-ка? Точно, разъем слегка окислился. Ищем жесткий пурпурный ластик, чистим-чистим контакты до блеска. Втыкаем. Включаем. Вот, другое дело! Теперь должен работать. Стелем сетку, наводим электролит. Время погружения ставим небольшое, минутки три. Сейчас главное — узнать, работает ли прибор. Частоту — знакомую, на тот самый коридор барака, это самая стабильная точка. Ну, поехали…
…Слабый запах вареного мыла и сильный — картошки, что жарится на старом сале. Тусклый свет в коридоре, стены снизу темно-зеленые, а дальше — побелка. Двери, двери, я прохожу мимо Карасикова и… вывинчиваюсь в привычную реальность.
Ура! Все работает как раньше. Даже на душе спокойней стало, словно потерял какую-то важную вещь, а потом вдруг нашел. Раз уж все приготовлено и работает, можно поискать новых точек, на более высоких частотах. Легкая досада: и почему он раньше не занялся этим? Не было повода. Будто теперь повод появился. Поехали.