Очаги ярости
Шрифт:
Интересненькая человечность, подумалось Флоресу.
Впрочем, какая есть.
6
Не успел «безымянный» изречь последнюю фразу, как великий магистр Бек завозился на стуле, привлекая к себе внимание.
— Есть вопрос у эксперта? — поинтересовался Флорес.
— Много вопросов! — Бек расширил глаза, чтобы выразить этим огромность такого количества. — Как бывает всегда, когда речь о теориях, скажем так, ксеноконспирологических… Самый первый вопрос — об источнике информации. Ведь откуда-то подсудимый взял эту дичайшую версию.
— Заявляю протест, — оборвал его «безымянный», — против определения «подсудимый». Мне пока что присвоили только статус «подозреваемый», вот и нечего прыгать через ступени. Как-никак, здесь, на шахте, происходит дознание следствия, а не суд.
Флорес кивнул в знак того, что протест он принял.
— Что до вопросов, то начну отвечать со второго. Я вас должен, наверное, разочаровать: я не ксенозоолог по образованию. Всё равно ведь мне Призма не даст соврать, вот и пытаться не стану. Тем не менее, на должностях занимаемых мною, мне пришлось много думать о животных на Эр-Мангали, о влиянии горнорудной колонии на окрестные биогеоценозы, да и в целом об экологической обстановке на несчастном колонизированном континенте. Ну так вот, я уверен, что пустырь у антенны Н-связи — рукотворного происхождения. Сколько лет существует антенна, столько лет она забирала жизнь у всех здешних лесов и ручьёв, у холмов и рощ. Под антенной происходила зомбификация не одних лишь людей, а всего и вся…
— Почему же сейчас зомбяки — это всё-таки бывшие люди?
— Потому что, — сказал безымянный взволнованно, — этот пустырь бесконтрольно разросся. И дальнейшее расширение стало настолько опасным для колонии в целом, что продолжение связи с Альянсом ныне требует …ммм… непопулярных решений.
— Непопулярных? Ты это о чём? — жёстко спросил Флорес.
И тогда «безымянный» сказал напрямик:
— О человеческих жертвоприношениях.
7
— Ну у парня фантазия, — хмыкнул магистр Бек. — Но не сказать, что достаточно убедительно хмыкнул. Чем-то, видать, «подсудимый» его уязвил.
— А по первому из вопросов, — разделавшись со вторым, продолжал «безымянный», — могу показать следующее. Основные мои источники — это разум и интуиция. Но имелся и документ, прочитанный в библиотеке. Некий якобы сидский трактат в сидском же жанре провидческой литературы. Называется «Очаги ярости».
— Нет такого трактата в культуре Сид! — объявил тут магистр с самым победоносным видом.
— Я согласен, — признался и подозреваемый, — что это подделка. Но подделка, в отдельных местах достаточно грамотная.
— Что ты знаешь, малыш, о грамотности подделок! — перебил его Бек.
Флоресу начинало надоедать, что они слишком живо общаются через его голову, но с другой стороны — вроде, всё выясняют по делу.
— Что-то знаю, —
— Существует такой язык? — задал Флорес вопрос, обернувшись к эксперту.
— Существует, — ответил Бек. — Но не многие знают его… Эй, скажи-ка, подозреваемый, кто, по-твоему, мог бы составить этот источник?
— На источнике были указаны имена «копииста» и автора редактуры.
— Это кто-то из наших?
— Ну да. Копиист — это Каспар Шлик. А научный редактор — вы.
— Быть такого не может! — Бек заметно вспылил. — Никогда бы не стал заниматься ничем подобным!
— Значит, надо спросить профессора Каспара Шлика, — предложил «безымянный». — Благо, он тоже должен быть здесь. Он, насколько я помню, включён в список свидетелей. Значит, правдиво давать показания Призмой научен…
— Шлик? — голос Бека вдруг сделался резким. — Нет, он давать показания больше не будет. Все показания, о которых с Рабеном был уговор, он уже дал…
Флорес о ответ:
— Не цепляйся, эксперт, за отжившие уговоры. То был Рабен, а это я. Мне интересно. — И охранникам в нижний ярус Северо-западного ствола: — Эй, внизу! Выводи для ответа профессора!
— Он не здесь! — закричала охрана оттуда. — Он, как дал показания, так и был моментально отпущен. Поднимался на присланной клети… Он, наверное, где-то у вас, на галерее.
Флорес припомнил: ну да, Шлик сюда поднимался. И, как будто, садился неподалёку от Бека. Может он и сейчас там сидит?
Нет уж. Если и правда сидит, то хорошо притаился.
Место, недавно совсем отведённое Шлику, теперь пустовало.
И когда оно только успело так ловко простыть?
Глава 21. Ксеноплацебо
(прямо сейчас про сейчас; наблюдает Мигель Гонсалес, врач Службы безопасности колонии, командированный в Свободный Содом)
1
Да, состояние, до которого был доведен улыбчивый доктор Хойл, исключало, по-видимому, мало-мальский успех от его допроса. Никакого движения мысли — ни малейшего! Все движения тела сводятся к имитации совокупительных действий. Вот она, в полный рост воплощённая крайность образа жизни посёлка Свободный Содом!
— Доктор Хойл! Вы меня слышите, доктор Хойл? — повторяет Бенито. Но и сам понимает, что повторяет зря.
«Думаешь, сможет его Бенито разговорить?» — этот вопрос из числа риторических ещё в прошлый визит к врачу задавал Диего Рамирес.
Ибо кого разговаривать? Изменённый, нечеловеческий организм, одержимый неведомой венерической хворью?
Бесполезно. Увы. Организмы не разговаривают.
В этом деле, пожалуй, не справилась бы и Призма. И не только по той из причин, что её больше нет, а у Бенито в руке — лишь один чёрный ящик. Призма того, кто умеет уже говорить, побудила бы говорить правдиво. А вот этого, не говорящего, Призма даже и не заметит. Кто молчит, очевидно, не может лгать.
И, тем не менее, привести Бенито пришлось. Да, без надежды. Но ведь надо ему самому подвести в этом деле итог.