Очень сталкерское Рождество
Шрифт:
— И ты не сказал ни слова до самого конца, — шепчет она, её глаза широко раскрыты. — Ты… Я даже не могу представить. Прости, что узнала об этом таким образом. Это была твоя история, и ты должен был сам рассказать.
Я пожимаю плечами.
«Я бы рассказал. Ничего страшного, что ты узнала это так. Это не секрет.»
— Значит… значит, с тех пор ты не можешь говорить?
Киваю.
«После того, как меня вытащили, мне приказали подробно рассосать обо всём,
Губы Эммы дрожат, и она качает головой.
— Не говори так! Это звучит так, будто тебе просто нужно поменять голову или что-то в этом роде. Но это не так. Ох, Логан. Мне так жаль, что это с тобой произошло.
Когда слёзы скатываются по её щекам, я в ужасе качаю головой. Блядь, нет. Она не должна плакать из-за меня.
Всё в порядке.
Я пытаюсь её утешить, но она только качает головой, тихо всхлипывая.
Пожалуйста, не плачь.
Тихий всхлип, почти заглушённый рыданиями. Я закрываю глаза, лихорадочно пытаясь найти способ – хоть какой-нибудь, что могло бы её успокоить.
«Всё не так уж и плохо. Я могу говорить. Иногда. При определенных условиях.»
Её глаза расширяются, когда она видит мою записку, и я почти сразу жалею, что рассказал ей. Если она попросит меня доказать это, не уверен, что смогу отказать.
Но это опасно. Неспособность говорить тесно связана с моим самоконтролем. Всё перепуталось в голове во время тех пыток. Теперь мутизм означает порядок и контроль. А речь… Речь означает хаос.
А с теми чувствами, что я испытываю к Эмме, боюсь, она окажется в опасности, если я утрачу контроль.
— Ты можешь говорить? При каких условиях? — спрашивает она, вытирая щёки.
Я тяжело вздыхаю и придвигаю блокнот ближе. По крайней мере, она больше не плачет. Задача выполнена.
«Я не знаю, почему так, но, если я надеваю маску, в голове как будто что-то переключается. Будто я больше ни за что не отвечаю. Тогда – и только тогда, – я могу говорить, но вместе с этим выходит и всё остальное, что я обычно подавляю.»
— Что именно?
Я смотрю на Эмму, её большие карие глаза, полные любопытства, всё ещё блестят от слёз. Губы красные и припухшие от плача.
Мысли о том, что я хочу сделать с её губами, заставляют меня содрогнуться. Это те вещи, которые я бы сделал с ней, если бы потерял контроль.
«Это ужасно. Тебе будет небезопасно со мной.»
Она выглядит ошеломлённой моим ответом, а потом с недоверием фыркает.
— Не правда. Может, я не так хорошо тебя знаю, но я точно уверена, что ты никогда не причинишь
Я поднимаю руку, чтобы заставить её замолчать, быстро записывая свой ответ:
«И всё это исчезнет, если я надену маску. Ты права, Эмма. Ты не знаешь меня. И лучше тебе никогда не узнать.»
Её ноздри раздуваются, и я понимаю, что она злится.
— Знаешь, я уже выставила одного мужчину сегодня за то, что он сказал, будто я слишком глупа, чтобы знать, что для меня хорошо, а что нет. Так что поосторожнее, соседушка.
Я с раздражением качаю головой, когда меня охватывает решимость. Пора.
«Ты не глупая. Но я опасен, и тебе лучше держаться от меня подальше.
Эмма, я несколько месяцев уже наблюдаю за тобой. Я знаю о тебе всё. Подарки, рождественские украшения, чистое бельё... Это всё я. Прости.»
С каждым новым прочитанным словом, её брови ползут вверх в изумлении. Она смотрит на меня, и я смиренно киваю. Осмотрев свою украшенную квартиру, она качает головой и перечитывает мою записку.
Когда она снова поднимает на меня взгляд, её лицо озаряет широкая, счастливая улыбка.
— Это был ты? Спасибо тебе огромное!
Я не могу сдержать смех, видя ошеломлённое выражение его лица. Что бы Логан ни ожидал от меня услышать в ответ, это явно не слова благодарности.
— Так это всё время был ты, — говорю я, качая головой от того, на сколько очевиден был ответ. — Конечно, это ты. Ты так близко живёшь и ненавидишь беспорядок. Неудивительно, что ты решил взять меня в качестве подопытной.
Он мотает головой, берёт ручку и зависает над страницей. Через мгновение беспомощно смотрит на меня, как будто не знает, что написать.
— Спасибо, — повторяю я просто ради удовольствия увидеть, как он вздрагивает. Его голубые глаза настороженно оглядывают меня, будто ожидая, что я в любую секунду изменю мнение. — Ты сделал мою жизнь намного легче. Даже не представляешь, как часто я благодарила своего таинственного помощника. Я не особо… Ну, не особо хороша во всём этом. Во взрослой жизни.
Обвожу рукой дом вокруг себя. Логан поднимает бровь, уголок его рта дёргается, будто он готов согласиться.
— Да ладно, можешь посмеяться надо мной, — говорю я. — Я уже смирилась. Я хороша в одном и ужасна в другом. Всё нормально.
Он делает глубокий вдох, расправляя плечи. Глаза тут же останавливаются на его бицепсах, которые обтягивают тесные рукава футболки. Перевожу взгляд на его руку, всё ещё держащую ручку над страницей.
Эти руки приносили мне продукты, выгружали посудомоечную машину, украшали мой дом к Рождеству, что делает их ещё более привлекательными.
Я чуть не проговариваюсь о том, какой он сексуальный, когда Логан выводит меня из транса и, переводя взгляд вниз, нахмурившись, начинает писать.