Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам
Шрифт:
Учебный плац, или «Мейдан-е Мешк», ПКБ находился между Гол-хаком и Салтанатабадом, а для летней лагерной стоянки был избран Давудие. Давудие близ Таджириша (на то время «дачное место» богатых тегеранцев) представлял собой большой сад, в котором находился небольшой дом из двух комнат. «Казаки» разместились в саду, в палатках, а офицеры в этом домике. По мере развертывания бригады, она была переведена в Каср-е Каджар – летний дворец шаха в 6–7 км от Тегерана, где имелся большой плац для обучения [340] . Осенью 1879 г. (а не с наступлением зимы, как указывал Н.К. Тер-Оганов [341] ) А. И. Домонтович обратился с просьбой к иранскому начальству перевести конных «казаков» на зимние квартиры в город. Для их расквартирования по приказу Насреддин-шаха сипехсалар-азам передал в распоряжение ПКБ школу Генерального штаба (Мадресе-йе атамажор), находившуюся неподалеку от Мейдан-е Мешка. «8 октября полк был переведён из лагеря в город, где расположился казарменным образом в здании, упразднённого ныне военного училища, которое по особенной усиленной моей просьбе было разрешено занять для данной надобности. Причиной, заставившей меня добиваться этого здания, хотя мне предлагали строить новые казармы, кроме удобства, представляемого им, было, как можно меньше употреблять в расход денег», – вспоминал А. И. Домонтович [342] . Вокруг бывшей школы построили конюшни для лошадей, а внутреннее помещение школы было отведено под казарму [343] .
340
Высоцкий. Персидская казачья бригада // Военная быль. Париж. 1968. № 89. С. 12.
341
Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 59.
342
Докладная записка о состоянии дел в казачьей бригаде 24 октября 1879 года // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 130.
343
Прежнее расположение бригады в Каср-е Каджар тоже осталось в распоряжении бригады. Со временем там были устроены помещения для летнего лагеря и хорошие дачи для начальника ПКБ и инструкторов. Раза 2 в год, чаще всего, в Каср-е Каджар, происходил смотр ПКБ шахом, заканчивавшийся церемониальным
А. И. Домонтович озаботился о благоустройстве бригадных помещений. Интересные зарисовки о них оставил Мисль-Рустем. Мы приведем их без критических замечаний последнего, поскольку критика относилась к более позднему времени. «Для бригады отведены казармы и конюшни, помещения с несколькими дворами, колодезь для водопоя, цейхгаузы, кухня и т. д., – писал он. – …На первый взгляд всё кажется образцово, даже есть лазарет для людей и лошадей… Казармы бригады выходят воротами на “машк-майдан”, т. е. плац, где обучаются войска в Тегеране. Над воротами “балхане” – род киоска с балкончиками, украшенными лепной работой, окрашен, по-персидски, в разные цвета, с неизбежными львами, “ширхуршиты”, которых персы вставляют всюду, где только возможно. Над “бал-хане” развивается флаг, конечно, опять со львом. Тут живут русские урядники… Пройдя под ворота, у которых находится часовой… вы входите не в особенно широкий двор, где имеются амбары для фуража и сарай для орудий. Далее вы проходите под другие сводчатые ворота, чтобы пройти во второй двор, под ними, налево и направо, две караульные комнатки и рядом с ними ужасные карцеры, состоящие из углублений в стене, величиною в квадратный аршин, и дверью с дырочкой для света, так что арестованные на несколько дней не могут не только лечь спать, но даже сидеть на корточках (в полу же есть отверстие для естественной надобности). В караульных комнатках положено быть всем, находящимся в наряде караула, как нижним чинам, так и офицерам, дежурным по полкам и бригаде; но последние, большею частью, бывают там только тогда, когда ждут кого-нибудь или поверки русскими инструкторами… Пройдя во второй двор, вы увидите посреди него бассейн с фонтаном, который, по небрежности персов, всегда грязен и вонюч. Вокруг этого двора масса дверей в отдельные помещения, где ютятся мастеровые из нижних чинов. Здесь вы увидите у дверей работающих сёдла шорников и шашечников, изготовляющих очень недурно клинки. Здесь же во дворе швальня (портняжная мастерская – О.Г) и цейхгаузы (военные кладовые для оружия или амуниции – О.Г.), в которых очень живописно расставлены в пирамидах ружья, а на стенах развешаны розетками шапки и черкески; на полу же лежат одеяла. Здесь же во дворе цейхгауз для музыкальных инструментов развешанных тоже очень живописно по стенам… Через одну из дверей во двор вы проникаете в казарму собственно, т. е. в помещение для нижних чинов. Это два огромных сводчатых зала, с кирпичным, каменным полом, посредине которых, в два ряда и по стенам, стоят зелёные деревянные шкафы, каждый в две двери и с нижними ящиками. Конечно, на каждой из дверей красуется опять лев, с розовой рожей за его спиной, изображающей солнце. Эти шкафы собственно и есть кровати для нижних чинов. Каждая дверца шкафа на петлях, отворяется не в бок, а сверху-вниз; в конце её откладываются или подставляются две ножки, так что образуется скамейка, на которую и кладут на ночь тюфяк и подушку. Днём же все тюфяки и подушки свёртываются и укладываются в шкаф, а дверцы поднимаются и, таким образом, получаются снова запертые шкафы. Эти шкафы устроены первым из русских полковников Д. и очень удобны потому, что днём освобождают много места… В каждой комнате-казарме имеется до 150 подобных кроватей… Через казармы вы проникаете в две кухни, чистенькие, с котлами, с двумя пузатыми самоварами, которые для виду возились всюду за бригадой. В этих кухнях никогда ничего не варится… Дело в том, что на полученные порционы персидский “казак” умудряется кормить всю свою семью, а из котла это сделать немыслимо. Затем вы проникаете в бригадный лазарет: это три чистенькие комнатки, с кроватями и бельём. Одна из них должна изображать аптеку, с массой пустых склянок на полочках. При лазарете имеется “хеким-баши”, старший врач, и фельдшер… Из казарм вы проходите задний огромный двор, имеющий отдельные ворота на улицу; среди двора колодезь для водопоя, с корытами. С четырёх сторон – конюшня, с земляным полом, сводчатая и в них “ахоры” – ясли, сделанные нишей, в углубления стены для каждого жеребца отдельно. Стойл нет, и лошади стоят не отгороженными друг от друга, а чтобы не бились, их привязывают за заднюю ногу цепью к колу, вбитому в пол. Конюшни содержатся, благодаря русским инструкторам, весьма чисто. Здесь же во дворе конский лазарет с ветеринаром; “байтал” – кузнец… и кузница… Вот вам все помещения бригады» [344] .
344
Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 142–146.
Удачный выбор места позволил А. И. Домонтовичу проводить каждое утро занятия с конными «казаками» на тренировочном плацу для отработки пешего порядка, а вечером, за воротами казармы, проводить общебригадное обучение [345] . «Казаки» усвоили основные уставные правила конного строя, сторожевой службы, рубки, фехтования. Джигитовка стала визитной карточкой бригады. Значимым стало то, что «казаков» приучили носить форму и следить за ней. Это выгодно выделяло их на фоне остальной иранской армии [346] . Российские инструкторы строго следили за поддержанием дисциплины, формируя при этом среди подчиненных чувство корпоративной солидарности. Последнее, правда, имело своеобразный характер. Побывавший в 1889–1890 гг. в Персии Джордж (Георг в некоторых русских переводах) Натаниэль Кёрзон отмечал, что «хотя оба полка находятся под непосредственным наблюдением русских инструкторов, но почему-то Мухаджирский считается старшим» [347] . То есть внутренние противоречия между представителями двух частей ПКБ изжиты не были.
345
Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 59–60.
346
Об иранской армии рассматриваемого периода и ее сравнение с ПКБ см.: Reza Ra’iss Touse. The Persian Army, 1880–1907 // Middle Eastern Studies. 1988. Vol. 24. № 2. P. 206–229.
347
Кюрзон. Персия и персидский вопрос // СМ А. 1893. Вып. 52. С. 133; Curzon G.N. Persia and the Persian Question. London: Published by Frank Cass & Co. Ltd, 1966. P. 596. Причины этого нами были изложены выше. Вообще, в российской армии существовала практика, согласно которой старшинство и качество части показывал ее порядковый номер в составе соединения. Этот принцип был перенесен и в ПКБ.
1.5. Проблемы и итоги деятельности русской военной миссии в Иране
Успех А. И. Домонтовича сам он объяснял двумя причинами. «Мне было предоставлено право действовать полновластно, сообразуясь только с условиями, в которых мне придётся находиться… Тот же взгляд и то же полное предоставление мне права самостоятельно вести дело и в Персии, вероятно, в силу той же причины совершенного незнакомства персиян с моим делом. Совпадение таких счастливых обстоятельств было слишком благоприятно для меня» [348] . Однако нам представляется, что большая доля в успехе принадлежала самому Заведующему, сумевшему в короткий срок приспособиться к новым условиям и успешно выполнить возложенную на него задачу. Здесь вполне можно согласиться с мнением российской исследовательницы, что «только благодаря профессионализму и компетентности русского офицера Алексея Домонтовича… была заложена основа Персидской казачьей бригады» [349] . Этот успех еще более очевиден на фоне того, что с 1881 г. военным министром Персии вновь стал Камран-мирза Наиб ос-Солтане [350] , третий сын Насреддин-шаха (он уже занимал эту должность перед Хусайн-ханом и был смещен шахом в 1871 г. за некомпетентность [351] ). Как уже отмечалось, А. И. Домонтович был подчинен по контракту военному министру Ирана. И подчинение это не было формальным, особенно в финансовой сфере. Несмотря на «внимательное отношение к европейцам, особенно к русским» [352] , в России новый глава иранского военного ведомства считался англофилом и чуть ли не находившимся на содержании у англичан. «Красив, хитёр, но ничего не смыслит в военном деле, хотя и военный министр», – писал о нём Мисль-Рустем [353] . Камран-мирза был абсолютно не способен к военному делу. В своей должности он видел солидный источник для удовлетворения своих широких жизненных потребностей [354] . «Во главе Военного министерства стоит военный министр, “Эмир-Кебир”, Наиб ос-Солтане, сын шаха, человек лет 40, тучный, красивый, ленивый, по-персидски грамотный, ничего не понимающий в военном деле, немного болтающий по-французски, по-немецки, по приёмам очень двуличный и вежливый, всегда как будто думающий о чём-то важном, а между тем интересующийся не военным делом, а банею», – писал о Камран-мирзе один из офицеров ПКБ [355] . «Сферой наиболее беззастенчивого хищения “всех и вся” является Военное министерство, во главе которого стоит третий сын шаха и первый обиратель своего ведомства Камран-мирза, имеющий титул Наиб ос-Солтане, т. е. Наместник государя. Этот красивый, напыщенный, разжиревший, ленивый, двуличный, но изысканно-вежливый принц… ровно ничего не понимает в военном деле и не только в качестве Эмир-Кебира (военного министра), но и с нравственной стороны пользуется у персов весьма плохой репутацией», – писал о нём М. Алиханов-
348
Домонтович А. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып 2. С. 333.
349
Красняк О.А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 77.
350
Наиб ос-Солтане – титул, которым чаще всего именовали шахского сына европейцы. Следует отметить, что как и другие титулы такого рода, его могли носить в разное время разные люди. Так, Наибом ос-Солтане именовался Аббас-мирза.
351
Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 42.
352
Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 77. Правильнее было бы сказать – заискивающее. Как сообщал тот же автор, шах был всегда недоволен, если на приемах или других значительных мероприятиях отсутствовали русские офицеры, и спрашивал с военного министра [Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 80]. Поэтому Камран-мирза старался во всём угодить шаху, чтобы не потерять его расположения. Соответственно, угодничал он и по отношению к инструкторам. Впрочем, «тонкая азиатская дипломатия» нашла здесь выражение в том, что внешне Камран-мирза старался угодить, а подспудно – если не навредить, то извлечь для себя пользу, не считаясь с делами ПКБ. К началу 1890-х гг. вторая сторона его поведения стала явно преобладающей.
353
Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 67.
354
Curzon G.N. Persia and the Persian Question. London: Published by Frank Cass & Co. Ltd, 1966. P. 422.
355
Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 84–85. Камран-мирза также был сипех-саларом, однако ему
Аварский [356] . «Он очень разбогател, пользуясь, главным образом, содержанием офицеров и получая при всяком утверждении бюджета полков и наград пишкеши чуть ли не по таксе самим им установленной» [357] . Учитывая склонность Камран-мирзы к подаркам-пишкешам, его влияние на шаха (он был любимым сыном [358] ), прямую подчиненность ему командира российских инструкторов и ПКБ, именно он стал определяющим лицом в судьбе бригады вплоть до смерти шаха в 1896 г. С ним же были связаны финансовые неурядицы бригады, о которых сообщал А. И. Домонтович.
356
Алиханов-Аварский М. В гостях у шаха. Очерки Персии. Тифлис: Типография Я. И. Либермана, 1898. С. 125.
357
Там же.
358
Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 71. Впрочем, любимцем шаха в 1880-х гг. был племянник одной из его жен Малиджек. «На салямах, выходах шаха, его ставили выше, чем Наиб ос-Солтане… Любовь шаха к этому мальчику (ему было около 10 лет – О.Г.) непонятна», – писал один из российских инструкторов в своих очерках [Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 62].
Суть трудностей, с которыми приходилось сталкиваться А. И. Домонтовичу, можно свести к конфликту между идеями и представлениями о службе, которыми был проникнут и руководствовался полковник, и реалиями, касавшимися как персидской действительности, так и внешнеполитических планов российского правительства. О сложностях в организации мухаджир мы уже говорили. Поэтому остановимся на двух проблемах, которые наложили отпечаток на кажущуюся успешной акцию по организации обучения персидской кавалерии.
Хотя прямых данных нам обнаружить не удалось, но косвенные свидетельствуют о сложностях в отношениях Заведующего с некоторыми из русских инструкторов. В частности, это касалось есаула И.Н. Браткова, о найме которого А. И. Домонтович в воспоминаниях сообщал как об ошибке. Выше говорилось о характеристиках офицеров и урядников, составлявших военную миссию, и их целях. Писалось это А. И. Домонтовичем уже по прошествии многих лет, и приходится сожалеть, что его публикация не была окончена из-за смерти автора. Иначе можно было бы более подробно узнать, что именно он имел в виду, сообщая (пусть и не всегда откровенно) о неудачном подборе офицеров. Следует заметить, что кто-то из обер-офицеров был, видимо, еще до окончания срока заменен сотником Кубанского казачьего войска Евплом Авксентьевичем Маковкиным [359] . Осенью 1879 г. подполковник составил докладную записку о состоянии дел в ПКБ [360] . Сопоставляя ее сведения, информацию воспоминаний и другие источники можно сделать вывод о том, что в отношениях между русскими военными представителями существовали проблемы. Главной из них было отсутствие единства и целеустремленности. Это явственно следует как из вышеприведенной оценки есаула И.Н. Браткова, так и из рекомендаций А. И. Домонтовича относительно «управления членами Русской военной миссии». От них он предполагал требовать «постоянной неуклонной энергии, стремящейся к достижению поставленной цели» [361] . «Подчинённые мне члены русской военной миссии должны разделять этот взгляд и по мере сил способствовать его выполнению, они должны безусловно быть послушными» [362] . Если учитывать, что эти рекомендации писались после случая с разделением части на 2 полка, то они приобретают вид выводов из происшедшего.
359
РГВИА. Ф. 446. Д. 44. Л. 53. До 1877 г. Е. А. Маковкин, как и И. Н. Братков, служил в Ставропольском казачьем юнкерском училище младшим офицером [Кавказский календарь на 1878 год. Тифлис: Типография главного управления наместника Кавказского, 1877.
Отд. 3. С. 127]. Интересно, что фамилии обоих офицеров исчезают из «Кавказского календаря» с 1878 г. Причину этого относительно Е. А. Маковкина нам выяснить не удалось.
360
Докладная записка о состоянии дел в казачьей бригаде 24 октября 1879 года // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 129–131.
361
Там же. С. 130.
362
Докладная записка о состоянии дел в казачьей бригаде 24 октября 1879 года // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 130.
В корне неверно утверждение современных историков о том, что «русскому офицеру – командиру бригады… предоставлялись большие права» [363] . «Выехав из России по распоряжению кавказского начальства с урядниками, я здесь очутился в положении антрепренёра, – писал А. И. Домонтович. – Урядники зависят в решении денежного вопроса, офицеры получают оговоренное содержание от персидского правительства, а я даже не имею никакого указания от начальства, в каком отношении они должны стоять ко мне. Власть полкового командира со всеми его действительными правами, едва ли достаточна при таких обстоятельствах. Здесь, в среде мусульманского, фанатического, ни в чем не ценящего свою жизнь народа, мы поставлены с требованием различных стеснительных и не всегда понимаемых ими правил. Малейшая оплошность, замедление офицеров в исполнении моих указаний может принести зло» [364] . Впоследствии постоянные требования полковника об увеличении его полномочий были расценены как неумеренное стремление возвыситься, о чём будет сказано ниже. Однако с точки зрения военного он рассуждал совершенно справедливо. Несмотря на громкое название должности, которую он занимал, хорошее жалование, А. И. Домонтович был лишь инструктором и главой инструкторской миссии. Ему явно не хватало полномочий и статуса, как по отношению к формируемому подразделению, так и к русским инструкторам. Он не был «полноличным» и полномочным командиром ПКБ, а являлся «обыкновенным офицером-инструктором» [365] , который только лишь заведовал обучением части кавалерии. В любой момент его положение и приказы могли быть оспорены или даже не выполнены его же подчиненными. Вся власть Заведующего базировалась на шахском расположении. «Единственная внешняя опора ему (делу обучения персидской кавалерии —
363
Винокуров В. И. История военной дипломатии. Военная дипломатия от Петра I до Первой мировой войны. М.: ООО НИЦ Инженер, 2009. Т. 1. С. 66; Babich Р. A Russian officer in Persian Cossack Brigade: Vladimir Andreevich Kosagovskii. Budapest: CEU, 2014. P. 31.
364
Докладная записка о состоянии дел в казачьей бригаде 24 октября 1879 года // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 130.
365
Сведения, составленные на основании рапортов и писем полковника Ляхова, 1907 // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 150.
О. Г.) – только Его Величество Шах, разные же влиятельные лица более или менее вредят ему», – писал по этому поводу А. И. Домонтович [366] . Лишиться расположения Насреддин-шаха, не выполнив его пожеланий (не говоря уж о приказах), означало в иранских условиях лишиться и авторитета в глазах «казаков». А учитывая сложности в отношениях с мухаджирами, это могло привести к значительным проблемам в деле формирования части и нанести ущерб русским интересам. К тому же он не мог самостоятельно распоряжаться «казаками» и офицерами ПКБ, что также вредило и российским интересам, и статусу полковника в глазах подчиненных [367] . Не была точно определена и позиция Заведующего по отношению к русским инструкторам. Формально другие офицеры-инструкторы были назначены лишь в помощь А. И. Домонтовичу. Они находились в Персии на равных правах и различались только чинами в российской армии. Никакими документами отношения между ними не регулировались. Российские же законы действовали здесь опосредованно: все инструкторы получали жалование от иранского правительства и подчинялись ему. Поэтому в некоторых случаях офицеры-инструкторы могли «забывать» о соблюдении субординации, а дисциплинарных санкций к ним применить Заведующий формально не мог.
366
Российско-Императорскому Чрезвычайному посланнику и полномочному министру при дворе персидском [И. А. Зиновьеву от А. И. Домонтовича] // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 133.
367
Там же. С. 133.
С первых месяцев знакомства с персидской жизнью А. И. Домонтович осознал, что в иранской армии внешний вид, знатность и полномочия имели куда большее значение, нежели чины и звания. «Во время моего пребывания в Тегеране, – писал он, – я неоднократно замечал, с каким обидным недоверием смотрели там на иностранных офицеров, приезжающих в Персию налегке как бы с единственной целью нажиться» [368] . Для первой поездки в Иран его снабдили по российским меркам большой суммой денег – 220 рублей жалования в месяц, по 16 рублей суточных и 100 рублей на наем переводчика. «Моё преувеличенное мнение относительно громадности отпущенной мне суммы было первой ошибкой в числе других подобных объясняемых незнанием условий персидской жизни», – писал А. И. Домонтович впоследствии [369] . Не случайно, что в первую очередь по возвращении из первой поездки подполковник «постарался как можно шире обставить себя в материальном отношении». Он обзавелся «хорошим выездом» в виде пары вороных черноморских упряжных лошадей и экипажа. «По отношению обмундирования из прежней моей службы в Кубанском войске осталось только умение носить казачье платье, а это не последнее дело. Весьма неказистую фигуру представляет человек, нарядившийся в незнакомый ему казачий костюм. Такие люди, часто встречающиеся на Кавказских минеральных водах, создали даже особый тип московского черкеса», – вспоминал А. И. Домонтович. Поскольку на время командировки в Персию он был зачислен по Кубанскому казачьему войску, то приобрел себе соответствующее обмундирование, дорогое оружие и седельное снаряжение [370] . Следует заметить, что все указанные меры не оказались излишними. Об этом свидетельствует авторитет, завоеванный полковником среди своих подчиненных и у шаха.
368
Домонтович Л. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 134. Вып. 4. С. 211.
369
Домонтович Л. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 133. Вып. 2. С. 333.
370
Домонтович Л. Воспоминания о пребывании первой русской военной миссии в Персии // Русская старина. 1908. Т. 134. Вып. 4. С. 211–212.