Очерки Персидской казачьей бригады (1878-1895): по русским источникам
Шрифт:
Как нам представляется, отстранение А. И. Домонтовича вопреки желанию шаха и его самого было вызвано двумя причинами. Во-первых, личными амбициями посланника, не желавшего делить с кем-то свое влияние при шахском дворе и определять политику относительно Тегерана. Во-вторых, разным видением будущего ПКБ. Для А. И. Домонтовича это был военно-политический проект, предполагавший подготовку кадров для новой иранской армии, создаваемой под российским контролем и влиянием. Для И. А. Зиновьева же бригада была преимущественно политическим проектом, основной задачей которого было не допустить англичан в качестве инструкторов иранских вооруженных сил, а также вообще не дать усилиться влиянию британских представителей при дворе шаха. Чисто военные аспекты его интересовали мало.
Ситуация с А. И. Домонтовичем показательна в том плане, что она отчасти повторится во второй половине 1890-х гг. и с очередным Заведующим – В. А. Косоговским [398] . Российские дипломатические представители тяжело переносили, когда рядом с ними начинал действовать человек, своей излишней (на их взгляд) активностью оттеснявший их на задний план. Сюда добавлялось также традиционное соперничество между дипломатами и военными во внешней политике, характерное для России той эпохи [399] . Наиболее деятельные из военных зачастую предлагали активно продвигать интересы империи Романовых (как они их понимали) по всему миру, далеко не всегда обращая внимание на дипломатические расчеты представителей Министерства иностранных дел и международное положение империи. Таким образом они нарушали «внешнеполитическую иерархию», беря на себя функции, находившиеся в парафин дипломатов. В то же время незнание зачастую (в силу зависимого положения) реальных видов правительства на те, или иные вопросы, касающиеся Персии, вкупе с искренним желанием усилить авторитет и могущество России приводили к излишне эмоциональным (как в случае с В. А. Косоговским) и резким, даже несправедливым оценкам. В свою очередь, у многих дипломатов по отношению к военным коллегам присутствовал некий снобизм, обусловленный пониманием своего статуса как единственных полномочных представителей России и вершителей ее внешней политики. Это также иногда создавало определенную напряженность в отношениях между представителями двух ведомств.
398
В. А. Косоговский имел очень натянутые, если не сказать враждебные отношения с посланником в Тегеране в 1897–1902 гг. Кимоном Эммануиловичем Аргиропуло, которого в личных бумагах презрительно именовал «грекосом». В своих дневниковых записях он прямо сравнивал свое положение с положением А. И. Домонтовича [РГВИА. Ф. 76. Д. 217. Л. 227], а его бумаги позволяют определить причины вражды между Заведующим и посланником. Они, действительно, очень характерны и для ситуации 1882 г. Как верно заметила О. А. Красняк, «официально посланник
399
Следует заметить, что натянутые отношения, иногда перераставшие в открытые конфликты, были нередким явлением между представителями за границей двух ведомств – Министерства иностранных дел и Военного министерства. «Ярким примером тому является миссия России в Токио, в которой посол А. П. Извольский находился буквально на ножах с военным агентом П. С. Ванновским, – писал по этому поводу современный исследователь. – У всех на устах был скандал между военным агентом в Берлине князем Долгоруким (Н.С. Долгоруков – О.Г.) и послом графом Шуваловым (Павел Андреевич Шувалов – О. Г.). Проиграл князь Долгорукий и был вынужден покинуть посольство. В Сеуле произошла дуэль между дипломатом А. И. Павловым и военным агентом фон Раабеном (Л.Р. фон Раабен – О. Г.). Впрочем, причиной дуэли послужили не ведомственные разногласия, а ревность одного из её участников к своей супруге» [Григорьев Б.Н. Повседневная жизнь царских дипломатов в XIX веке. М.: Молодая гвардия, 2010. С. 487]. В Османской империи проблемы возникали в отношениях между постоянными негласными военными агентами и их сослуживцами по Министерству иностранных дел. «Этот надворный советник, а иногда и коллежский [советник], – вспоминал К. Н. Смирнов о деятельности тайных военных агентов, – носил форму мининдел, должен был подчиняться Генеральному] консулу, что ещё сходило, когда на месте бывал сам генеральный консул, т. е. статский или действ [ительный] статский советник, по обыкновению военный агент ссорился с консулом, а уж если в управление консульством вступал первый секретарь, который по штату мининдела бывал титулярным советником, то дело совсем уже осложнялось» [Смирнов К.Н. «Интеллидженс» Кавказского фронта в период 1878–1918 годов // Тер-Оганов Н.К. Из истории разведки ШКВО в Турции и Иране (1870–1918). К истории разведывательной деятельности негласных военных агентов Штаба Кавказского ВО в Турции и Иране (1870–1918 гг.). Саарбрюккен: LAP Lambert Academic Publishing, 2015. С. 199]. Так, например, офицер ГШ Александр Васильевич Бензенгр был назначен негласным агентом в Багдад (формально он был вице-консулом в Мосуле, но жил в Багдаде, т. к. этот город был центром VI корпусного округа). «Но, – как писал К. И. Смирнов, – всё дело испортил его несколько заносчивый характер. Он поссорился с генеральным консулом и его пришлось отозвать ранее, чем он успел что-либо большое сделать» [Смирнов К.Н. «Интеллидженс» Кавказского фронта в период 1878–1918 годов // Тер-Оганов Н.К. Из истории разведки ШКВО в Турции и Иране (1870–1918). К истории разведывательной деятельности негласных военных агентов Штаба Кавказского ВО в Турции и Иране (1870–1918 гг.). Саарбрюккен: LAP Lambert Academic Publishing, 2015. С. 239]. Пятый командир ПКБ В. А. Косоговский также находился в постоянно конфликтных отношениях с К. М. Аргиропуло, что в итоге привело к отзыву обоих. То же произошло и с его сменщиком Фёдором Григорьевичем Чернозубовым [Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада 1879–1921 гг. М.: Институт востоковедения РАН, 2012. С. 109]. Интересно, что в разграничительной комиссии между Ираном и Турцией, действовавшей с 1913 г., русские военный и дипломатический представители – полковник ГШ Дмитрий Иванович Андриевский и Владимир Фёдорович Минорский – также перессорились между собой настолько, что даже по прошествии лет в отдельных встречах с К.Н. Смирновым отзывались друг о друге одинаково грубо [Смирнов К.Н. «Интеллидженс» Кавказского фронта в период 1878–1918 годов //Тер-Оганов Н.К. Из истории разведки ШКВО в Турции и Иране (1870–1918). К истории разведывательной деятельности негласных военных агентов Штаба Кавказского ВО в Турции и Иране (1870–1918 гг.). Саарбрюккен: LAP Lambert Academic Publishing, 2015. С. 250–251].
Для И. А. Зиновьева ПКБ представляла собой политический проект, имевший целью не допустить в персидскую армию британских инструкторов и вообще ограничить английское влияние на шаха. В этом смысле задача русской военной миссии должна была сводиться к внешнему обучению «казаков» так, чтобы их подготовкой оставался доволен персидский правитель. Полноценное обучение военному делу не предполагалось (в этом российские дипломаты были солидарны со многими военными деятелями империи). Соответственно и роль русских инструкторов должна была быть подчиненной, пассивной и сводиться к простому обучению азам военной подготовки на европейский манер. А. И. Домонтович, в силу незнания внешнеполитических планов, в которые посланник его не посвящал, рассматривал ПКБ с профессиональной точки зрения, как военно-политический проект. В своем донесении И. А. Зиновьев был отчасти прав. Военный атташе – это уже не наемный инструктор, а официальный представитель государства. Если бы реформирование даже части иранской армии возглавило лицо с официальными полномочиями от России, с дипломатической точки зрения это могло бы вызвать осложнения. Англичане смогли бы потребовать на паритетной основе создать в иранской армии должность и для собственного военного представителя. Кроме того, такое положение могло дать повод британской стороне обоснованно обвинять русских, что они хотят превратить Иран и его армию в своих сателлитов.
В случае с А. И. Домонтовичем, как нам представляется, важную роль также сыграл личностный фактор. Успехи офицера подняли его авторитет в глазах шаха. «Домонтович стал ведущим участником правящего круга», – верно отметил Ф. Казем-заде [400] . Это не могло не задеть И. А. Зиновьева. «Реформист, жаждущий повышения в должности, он честолюбив, любит дворцовые церемонии. Но хорошо знает своё дело. С ним трудно иметь личные отношения», – характеризовал его российский дипломат М.А. Хитрово, отмечая также излишнюю гордость посланника [401] . «У нашего Зиновьева страсть к власти, – писал о нём в 1889 г. хорошо знавший уже к тому времени бывшего посланника в Тегеране В. Н. Ламсдорф, – он стремится сосредоточить её как можно больше в своих руках и вмешиваться во всё» [402] . Расширение полномочий, которого просил полковник уже с октября 1879 г. [403] , и авторитет, который он завоевал в глазах Насреддин-шаха [404] , видимо, оказали решающее влияние на поведение И. А. Зиновьева в вопросе о продлении контракта с Заведующим. Ссора между женами, на которую ссылаются B. А. Косоговский, а вслед за ним Ф. Казем-заде, скорее всего, являлась следствием напряженных отношений между мужчинами (или одного к другому) и, одновременно, стала катализатором окончательного разрыва. Учитывая практику работы российских представителей в Персии во второй половине XIX в., особенности межведомственных отношений внутри империи, основанных на личных связях, интригах и т. п., в поведении И. А. Зиновьева и в окончательном решении по А. И. Домонтовичу не было ничего необычного. К тому же посланник умело обратил внимание военного начальства полковника на те моменты его деятельности, которые оно явно не одобрило бы. Можно полностью согласиться с мнением начальника Закаспийской области генерал-лейтенанта ГШ Алексея Николаевича Куропаткина, воспроизведенным современным исследователем Н. Тер-Огановым, о том, что «военно-политические круги в России не были тогда заинтересованы в создании эффективной военной силы в Иране» [405] . Действительно, до середины 1890-х гг. российские дипломаты, как и военные, не считали необходимым создание в Каджарской монархии боеспособной армии. Тем более, что с 1870-х в русско-персидских отношениях обострился раздражающий фактор в виде «туркменского вопроса» [406] . Он периодически то активизировался, то затухал (прежде всего, в связи с продвижением России в Центральной Азии) [407] . Да и сам А. И. Домонтович в своих донесениях не ратовал за создание сильной армии. Когда Насреддин-шах осенью 1879 г. захотел сформировать комиссию для реформы армии и предложил российскому офицеру составить докладную записку, последний исполнил поручение. Однако российскому начальству он рапортовал об этом, исходя не из знания политических видов правительства, а из профессионального подхода. Составив проект реорганизации вооруженных сил, он резюмировал, что «иметь такое устройство Персии, конечно, опасно для России, но, с другой стороны, она не будет представлять этапной дороги, весьма удобной для беспрепятственного перехода… английских войск». Тем не менее тут же отмечал, что «это вопрос дипломатический и меня не касающийся» [408] . Проблема заключалась в том, что полковник вынужден был «разрываться» между двумя сторонами. С одной стороны, он находился на службе у шаха и, как квалифицированный военный, четко исполнял в меру способностей свои функции. С другой же стороны, он, при их исполнении, всюду и постоянно зависел от российского дипломатического представителя.
400
Казем-Заде Ф. Борьба за влияние в Персии. Дипломатическое противостояние России и Англии. М.: Центрполиграф, 2004. С. 139.
401
Чомак Ихсан. Турция и Россия на рубеже XIX–XX вв. и дипломатическая деятельность посла России в Константинополе И. А. Зиновьева: Дис…. канд. ист. наук. М., 2003. С. 95.
402
Ламсдорф В.Н. Дневник 1886–1890. М.: Центрархив, 1926. С. 123.
403
Докладная записка о состоянии дел в казачьей бригаде 24 октября 1879 года // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007.
C. 131.
404
Так, получив известие о гибели Александра II, шах «послал немедленно за русскими инструкторами», а не за дипломатами, «и объявил им со слезами на глазах, что он потерял лучшего друга» [Мисль-Рустем. Персия при Наср-Эдин-Шахе с 1882 по 1888 г. СПб.: Типография и литография В. А. Тиханова, 1897. С. 63]. К слову, Насреддин-шах дважды обращался к российскому правительству с просьбой разрешить А. И. Домонтовичу возглавлять ПКБ – в 1882 и 1885 гг.
405
Красняк О. А. Русская военная миссия в Иране (1879–1917 гг.) как инструмент внешнеполитического влияния России. С. 3 [Электронный ресурс]. URL:msu.ru/Science/Conf/01_2007/Krasniak.pdf; Тер-Оганов Н.К. Персидская казачья бригада: период трансформации (1894–1903 гг.) // Восток. 2010. № 3. С. 70.
406
Борьба между Россией и Ираном за контроль над туркменскими племенами [Абдуллаев Ю.Н. Астрабад и русско-иранские отношения (вторая половина XIX – начало ХХв.). Ташкент: Фан, 1975. 132 с.; Маннанов Б. Из истории русско-иранских отношений в конце XIX – начале XX века. Ташкент: Наука Узбекской ССР, 1964. С. 46–47]. Персы считали туркмен своими подданными, в то время как сами туркмены в большинстве своем рассматривали себя не зависимыми ни от кого. Попытки покорить их персидскими властями оканчивались постоянными неудачами. Наиболее знаменитым в этом отношении был поход I860 г. (или 1861 г. – в источниках даты разнятся) [Аннанепесов М. Каджарская война 1860 г. [Электронный ресурс]. URL:narod.ru/gajar-war.html; Бартольд В. Историко-географический обзор Ирана // Работы по исторической географии и истории Ирана. М.: Изд-во Восточной литературы 2003. С. 69; Гродеков Н.И. Война в Туркмении. СПб, 1883. Т. 1. С. 40; История Туркменской ССР. Ашхабад: Изд-во НП ТуркмССР, 1957. Т. 1. Кн. 2. С начала XIX в. до Великой октябрьской социалистической революции. С. 91; Куропаткин А.Н. Завоевание Туркмении: (Поход в Ахал-теке в 1880–1881 гг.): С очерком военных действий в Средней Азии с 1839 по 1876 г. СПб.: Изд-во В. Березовского, 1899. 235 с.; Маннанов Б. Из истории русско-иранских отношений в конце XIX – начале XX века. Ташкент: Наука Узбекской ССР, 1964. С. 26; Мухаммед Али-ал-Хусейни. Мервская битва С. 3 // «Дженг-е-Мерв» как персидский источник по изучению истории Южного Туркменистана середины
XIX в. Ашхабад: Ылым, 1990 [Электронный ресурс]. URL:Dokumenty/m.asien.htm] на Мерв, окончившийся колоссальным разгромом шахских войск [Алиханов-Аварский М. В гостях у шаха. Очерки Персии. Тифлис: Типография Я. И. Либермана, 1898. С. 230–231]. С 1860-х гг., с начала продвижения России в Среднюю Азию, постоянно возникали трения между правительствами России и Ирана по поводу принадлежности туркменских земель.
407
Детальнее см.: Абдуллаев Ю.Н. Астрабад и русско-иранские отношения (вторая половина XIX – начало XX в.). Ташкент: Фан, 1975. 132 с.; Гродеков Н.И. Война в Туркмении. Поход Скобелева в 1880–1881 гг. СПб.: Типография В. С. Балашёва, 1883–1884.
XX века. Ташкент: Наука Узбекской ССР, 1964. 156 с.
408
[Домонтович на аудиенции у шаха, где тот говорит о недостатках в армии и изъявляет желание реорганизовать её, 1 октября 1879 г.] // Красняк О. А. Становление иранской регулярной армии в 1879–1921 гг. М.: URSS, 2007. С. 128.
Последний должен был координировать деятельность Заведующего, исходя из инструкций Министерства иностранных дел России. В такой ситуации, особенно при неопределенности для А. И. Домонтовича его роли и функций, между ним и И. А. Зиновьевым не могло не возникнуть конфликта. Полковник действовал, исходя из профессиональных соображений. Они могли не всегда совпадать с мнением дипломата и Министерства иностранных дел, которых он не знал и узнавал о них только от посланника. К тому же, формально А. И. Домонтович по воле шаха вынужден был заниматься тем, чего делать без санкции Санкт-Петербурга права не имел, например, вопросами реформирования всей армии, участием в государственных совещаниях при шахе. В свою очередь, излишнее рвение и профессионализм А. И. Домонтовича могли восприниматься И. А. Зиновьевым как стремление сделать карьеру и умалить его роль при персидском дворе. Мнение Н. К. Тер-Оганова, что «Домонтович добивался статуса официального военного агента для того, чтобы впредь не зависеть от русской дипломатической Миссии в Тегеране, то есть не подчиняться требованиям российского посланника» [409] , нуждается в корректировке. Полковник действительно стремился к этой должности, чтобы отчасти развязать себе руки. С 1863 г. официальные военные агенты были выведены из-под контроля Министерства иностранных дел и подчинены военному ведомству [410] . Но согласно инструкции военным агентам (или лицам, их заменяющим) от 18 декабря 1880 г., лица, занимавшие эти должности при Миссиях, в вопросах политического характера должны были руководствоваться инструкциями посланника. Тем не менее в случае перехода на должность официального военного агента, А. И. Домонтович получил как бы «автономию» от посланника, поскольку в вопросах военного характера должен был зависеть даже не от Тифлиса, а непосредственно от Петербурга, от Главного штаба. Это, естественно, подняло бы его статус и несколько «развязало руки» в принятии решений и их реализации.
409
Тер-Оганов Н.К. Из истории разведки ШКВО в Турции и Иране (1870–1918). К истории разведывательной деятельности негласных военных агентов Штаба Кавказского ВО в Турции и Иране (1870–1918 гг.). Саарбрюккен: LAP Lambert Academic Publishing, 2015. С. ИЗ.
410
Алексеев А. Лексика русской разведки. М.: Международные отношения, 1996. С. 46.
Во многом конфликт был результатом несогласованности в целях и действиях военного и дипломатического ведомств России относительно Ирана. В частности, А. И. Домонтович не получал от военного начальства четких целевых инструкций относительно своей военной деятельности. Сюда следует добавить снобизм дипломатов по отношению к военным, которых они (впрочем, вполне обоснованно) стремились во всём контролировать. Таким образом, в 1882 г. вопрос стоял не о формировании новых вооруженных сил, а о личных амбициях двух людей и о разном понимании ими своего места во внешней политики России в Иране.
Глава 2
Развитие ПКБ при П. В. Чарковском (1882–1885)
2.1. Назначение нового Заведующего
Переходя к рассмотрению истории ПКБ после А. И. Домонтовича, следует немного остановиться на изменениях внутриполитического характера, происшедших в России и обусловивших в дальнейшем русско-иранские отношения почти на целое десятилетие. 1 марта 1881 г. после очередного покушения на его жизнь умер царь Александр II [411] . Престол наследовал его сын, вступивший на него под именем Александра III (короновался 15 мая 1883 г.) [412] . Внешнюю политику он считал исключительно своей «вотчиной» [413] . Однако, несмотря на такое желание, самодержец не мог самостоятельно охватить и выполнять все функции, связанные с внешними связями. Поэтому ему нужен был умелый исполнительный министр иностранных дел. До 1882 г. этот пост занимал Александр Михайлович Горчаков. Однако уже в конце 1870-х гг. его возможность исполнять свои обязанности в силу старости и болезней вызывала сомнения [414] . Поэтому уже с 18 мая 1880 г. временно управляющим Министерством иностранных дел был назначен товарищ министра – Николай Карлович Гире. 28 марта 1882 г. Н. К. Гире был утвержден министром иностранных дел (пробыл на должности до 14 января 1895 г.). Новый управитель внешнеполитического ведомства имел свои взгляды на вверенное ему дело, однако оставался прекрасным подчиненным [415] . Как показала дальнейшая практика, фактически он стал секретарем императора по вопросам внешних сношений [416] , «товарищем министра», функции которого выполнял правитель. Принятие внешнеполитических решений в царствование Александра III было строго централизовано. Фактически вся пирамида чиновников завершалась царем. При этом во все перипетии отношений России с внешним миром в течение царствования было посвящено только три человека – сам император, его министр иностранных дел и директор канцелярии министерства. В 1882–1896 гг. последнюю должность занимал Владимир Николаевич Ламсдорф [417] .
411
Ляшенко Л. М. Александр II, или История трех одиночеств. М.: Молодая гвардия, 2003. С. 288–331.
412
Александр III. Воспоминания. Дневники. Письма. СПб.: Издательство Пушкинского Фонда, 2001. 418 с.; Барковец О., Крылов-Толстикович А. Неизвестный император Александр III. М.: Рипол Классик, 2003. 320 с.; Боханов А. Н. Император Александр III. М. Русское слово. 1998. 512 с/,Дронов И.Е. Сильный, Державный…: Жизнь и царствование Императора Александра III. М.: Русский издательский центр, 2012. 752 с.; Император Александр III. СПб.: Типография князя В.П. Мещерского, 1894 [1895]. 634 с.; Михайлов О. Н. Александр III. Забытый император. СПб.: Армада, 1996. 457 с.; Родина. 2015. № 2; Троицкий Н.А. «На земле стоит комод…». Александр III: время, правление, личность // Свободная мысль. 2000. № 5. С. 88–98; Толмачёв Е.П. Александр III и его время. М.: Терра – Книжный клуб, 2007. 720 с.; Чернуха В. Г. Александр III // Вопросы истории. 1992. № 11/12. С. 46–63; Чулков Г.И. Императоры: Психологические портреты / вступ, ст. и коммент. В. Баскакова. М.: Худож. лит., 1993. 382 с.
413
Император Александр III. Сборник материалов. СПб.: Типография князя В.П. Мещерского, 1894. С. 498.
414
Лопатников В. А. Пьедестал: время и служение канцлера Горчакова. М.: Молодая гвардия, 2003. С. 324.
415
О его деятельности см.: Очерки истории Министерства иностранных дел России. 1802–2002: в 3 т. Т. 3: Биографии министров иностранных дел. 1802–2002. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. С. 135–155. Следует отметить, что в указанной работе роль Александра III как «решающего фактора» в определении внешней политики империи показана очень слабо.
416
С. Ю. Витте в своих воспоминаниях называл его «секретарём по иностранным делам» [Витте С.Ю. Воспоминания. Детство. Царствование Александра II и Александра III (1849–1894). С. 297 [Электронный ресурс]. URL:text_0010.shtml].
417
Ламсдорф В.Н. Дневник. 1894–1896. М.: Международные отношения, 1991.
Внешнеполитические приоритеты Александра III вплоть до конца 1880-х гг. были сосредоточены на европейских делах, Ближнем Востоке и Центральной Азии, причем главенствующими были первые два направления. Личное кредо во внешней политике Александр III изложил 25 апреля 1881 г. в резолюции на донесении русского посла в Берлине П. А. Сабурова: «Я понимаю одну политику: извлекать из всего всё, что нужно и полезно для России, и меньше женироваться для извлечения этой пользы, а действовать прямо и решительно. Никакой другой политики не может быть у нас, как чисто русская, национальная; никакой другой политики быть не может и не ДОЛЖНО» [418] .
418
Айрапетов О. Внешняя политика Российской империи (1801–1914). М.: Европа, 2006. С. 361.
Политику относительно Ирана долгое время курировал И. А. Зиновьев. 25 февраля 1883 г. он был заменен на должности посланника в Тегеране Александром Александровичем Мельниковым и назначен директором Азиатского департамента. С этого времени вплоть до 1891 г. в руках И. А. Зиновьева находилась внешняя политика империи Романовых в Азии. «С 1883 по 1891 г., – писал он в одной из своих работ, – я занимал должность начальника Азиатского департамента, и потому наши сношения с Персией находились в моём ведении» [419] . Как свидетельствуют дневники В. Н. Ламсдорфа [420] , большая часть инициатив России здесь исходила от него. Он же, несмотря на критику со стороны министра и некоторых царедворцев, был наиболее компетентным человеком в персидских делах [421] . И. А. Зиновьев стал своего рода «связующим звеном» между императором и азиатским внешнеполитическим курсом.
419
Зиновьев И.А. Россия и Англия в Персии. СПб.: Типография А. С. Суворина, 1912. С. 6.
420
Дневник В. Н. Ламсдорфа (1886–1890). М.-Л.: Гос. изд-во, 1926.
421
Справедливости ради следует заметить, что Н. К. Гире также был некоторое время связан с Ираном: с 1863 по 1869 гг. он был посланником при шахе. Именно поэтому, имея собственные воззрения на политику здесь, он далеко не всегда соглашался с И. А. Зиновьевым. Хотя негативное отношение это объяснялось и тем, что министр видел в И. А. Зиновьеве человека, претендовавшего на его место. Тот же, в свою очередь, высказывал желание быть товарищем министра иностранных дел и был разочарован, когда на этот пост назначили другое лицо.
В Тегеране с 25 февраля 1883 г. по 22 октября 1886 г. чрезвычайным посланником и полномочным министром при Персидском дворе был действительный статский советник Александр Александрович Мельников, бывший вице-директор Азиатского департамента Министерства иностранных дел.
Смена произошла и в руководстве, от которого непосредственно зависел Заведующий. С 22 мая 1881 г. управляющим Военным министерством, а с 1 января 1882 г. военным министром был назначен генерал-лейтенант Пётр Семёнович Ванновский [422] . Новый военный министр имел репутацию человека сурового, умеющего наводить порядок и поддерживать дисциплину, но при этом справедливого начальника [423] . Он имел значительный опыт строевой службы, поэтому хорошим дополнением главе военного ведомства стал новый начальник Главного штаба – генерал-лейтенант ГШ и генерал-адъютант Николай Николаевич Обручев. В отличие от П.С. Ванновского, он большую часть своей карьеры занимался работой офицера ГШ и был великолепным штабным работником. В феврале 1881 г. он был назначен помощником начальника Главного штаба. 10 июня 1881 г. Н.Н. Обручев стал начальником Главного штаба и председателем Военно-ученого комитета при военном министре [424] . П.С. Ванновский и Н.Н. Обручев – люди очень разные – составили в военном ведомстве великолепный тандем характера и ума соответственно [425] . Хорошим дополнением им стал генерал-майор ГШ Фёдор Александрович Фельдман. Он был назначен руководителем главного центрального органа военной разведки – Военно-ученого комитета Главного штаба.
422
Альманах современных русских государственных деятелей. СПб.: Типография Исидора Гольдберга, 1897. С. 73–75; Кочуков С.А. П. С. Ванновский военный министр России, 1881–1898 гг. Дисс… кандид. ист. наук. Саратов, 2003. 241 с.; Столетие Военного министерства. 1802–1902. Т. 3. Отд. 6. Затворницкий Н.М. Военные министры и главноуправляющие военною частью в России с 1701 по 1910 год. СПб.: Типография Поставщиков его императорского величества товарищества М. О. Вольф, 1911. С. 262–279. О его управлении Военным министерством см.: Меннинг Б. У. Пуля и штык. Армия Российской империи, 1861–1914. М.: Модест Колеров, 2016. С. 128–180.
423
Айрапетов О.Р. Забытая карьера «Русского Мольтке». Николай Николаевич Обручев (1830–1904). СПб.: Алетейя, 1998. С. 222.
424
Там же. 320 с.; Альманах современных русских государственных деятелей. СПб.: Типография Исидора Гольдберга, 1897. С. 104–106.
425
Воронихин А.Н. «Ум» и «характер» военного министерства (Н.Н. Обручев и П.С. Ванновский) // Военно-исторические исследования в Поволжье: Сб. науч. трудов. Саратов, 2003. Вып. 5. [Электронный ресурс]. URL: www.reenactor.ru/ARH/PDF/ Voronixin.pdf.