Один-единственный
Шрифт:
— Я стремлюсь стать независимой женщиной, Дэниел Бронсон, и буду признательна, если вы это усвоите.
— Ты мне сейчас напомнила, — сказал он, указав на свой стол. — У меня для Ивана готов план рекламной кампании.
— Да? — Изабель, вся внимание, подалась вперед.
— Все выходит отлично. Хорошая продукция, хороший рынок, хороший рекламный представитель, — перечислил Дэниел. — На первое время нельзя большего и желать, принцесса.
— О, слава Богу! — прошептала она. Оказывается, дела действительно идут! Шаг за шагом продвигаются к
— Только смотрите не переусердствуйте! Глаза Изабель стали круглыми.
— А что? Платья чересчур короткие? Дэниел расхохотался.
— Господи, да не касаются меня ваши подолы. Я имею в виду, что слишком стремительный взлет популярности бывает опасен для дела. Теперь, до дебюта вашей новой серии, надо бы придержать разгон, зато потом вы сможете окатить публику сразу из двух бочонков.
Изабель без труда поняла эту слишком цветистую метафору.
— И что же мне делать? — спросила она, наливая в стакан крем-соду. — Забраться в какую-нибудь глухомань и не вылезать до следующей весны?
Дэниел взглянул ей в глаза.
— Ты могла бы поехать со мной в Японию. Изабель замерла. Рука с банкой воды застыла в воздухе.
— Повтори-ка, пожалуйста, что ты сказал.
— Ты меня слышала, принцесса. Я прошу тебя поехать со мной в Японию.
Она молча посмотрела на Бронсона, и мысли в ее голове спутались.
— В Японию?! Но я никогда... То есть я так... — Изабель рассмеялась. — А ты уверен?
— Ну а теперь кто из нас отвечает вопросом на вопрос?
— Я. Но дело в том, что это так неожиданно.
— Для меня тоже. Но теперь, когда мой отъезд уже так близок и неминуем, я просто не представляю, как буду там без тебя.
— Я польщена.
— Да, и при этом до сих пор ничего мне не ответила.
— Шесть месяцев — это слишком долго, Бронсон.У меня теперь есть обязанности. На меня рассчитывают Мэксин и Иван.
— Но если ты не хочешь...
Она быстро придвинулась к нему поближе и взяла Дэниела за руку.
— Я-то хочу. Больше всего на свете. Но только...
— На пять с половиной месяцев. Изабель улыбнулась.
— На два.
— Четыре с половиной.
— Два с половиной.
— Четыре.
Она сделала вид, что подсчитывает дни.
— Три с половиной месяца.
Дэниел нахмурился, но Изабель подметила искорки в его глазах.
— Ну, а все остальное время ты будешь при первой возможности притаскивать туда свою очаровательную попку?
— Я бы никогда с тобой не разлучалась, Бронсон, — тихо призналась Изабель, — но не могу оставить Мэкси и Ивана.
— А ты меняешься, принцесса.
— Разочарован?
— Нет, — ответил Дэниел, — мне это, кажется, нравится.
«Признайся ему, милая, — отчетливо услышала она голос Мэксин, как будто ее старая гувернантка вдруг очутилась вместе с ними в этой комнате. — Нехорошо хранить секреты, пусть даже самые невинные».
Изабель глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться.
— Бронсон, — сказала она, глядя ему в глаза. — Я тут на днях кое-кого встретила...
Через
Джулиана удалилась в свои личные апартаменты, заперла двери и лишь тогда вскрыла послание острым ножом для бумаг, в качестве которого она применяла старинный шампур чистого георгианского серебра.
Дрожащими руками принцесса достала из конверта пачку фотографий и лишь пробежала глазами вложенное короткое письмо, составленное на изящном лаконичном английском языке и отпечатанное на компьютере. Она опустилась на край постели и, глубоко вздохнув, взглянула на первую фотографию. Кровь так и застучала у нее в висках, мешая соображать: Эрик с масленой от удовольствия физиономией танцевал, прижимая к себе красивую молодую девицу, чье платье скорее можно было назвать намеком на одежду. При этом от внимания супруги не ускользнуло и то, что рука его лежала пониже спины партнерши.
Впрочем, слава Богу, во всем этом не оказалось ничего, превосходящего самые худшие ее опасения. Ведь Оноре сделал все от него зависящее, чтобы Джулиана поверила: хотя бы несколько раз в жизни такое случается с каждым мужчиной. Однако в глубине души она никак не могла с этим смириться. Рука сама вдруг легла на увеличивающийся живот. Эта беременность протекала так же тяжело, как и предыдущая, но выхода не было: необходимо было родить мальчика.
Однажды свекор в довольно резких выражениях напомнил ей порядок престолонаследия в Перро. Понимание того, что Изабель может принести потомка мужского пола раньше, причиняло Джулиане почти физические страдания. Ведь ребенок этой дрянной суки мог перечеркнуть весь смысл ее с Эриком брака! Нет, это просто немыслимо!
Она поспешно отложила две следующие фотографии, которые были лишь вариантами первой сцены. Просмотрев еще дюжину снимков, принцесса почти успокоилась, но тут наткнулась на записку, приложенную к следующей группе кадров. «Нью-Йорк», — прочла Джулиана надпись от руки. Дата была проставлена на два дня раньше, чем в письме.
Нью-Йорк? А ведь Эрик сказал, что летит в Буэнос-Айрес. Может быть, в Нью-Йорке запланирована пересадка на другой рейс? Но почему-то Джулиану эта мысль ни капли не согрела. Бросив записку на кровать, она снова взялась за фотографии.
Ее сестра с распущенными по плечам темными волосами смотрела прямо в объектив. Вид у нее был отчужденный, немного усталый, и при этом она была невероятно красива. Эрик, поглощенный беседой, склонился к ней через столик. К счастью, он снят был со спины, и потому ей не видно было выражения его лица.
«Не важно, — сказала она себе, словно произносила заклинание. — Эрик все равно мой. Он принадлежит мне, как только может принадлежать мужчина женщине. И пока я правлю Перро, он будет моим. Его отец обещал мне это в день нашей свадьбы, а Оноре еще ни разу не обманывал».