Один-единственный
Шрифт:
— Итак, это начало четвертого месяца, — сказала ей потом доктор Маккэфри и определила дату рождения ребенка — двадцать восьмое июня.
Она хотела сказать, какого пола будет ребенок, но Изабель не пожелала это услышать. Ей было довольно и того, что дитя здорово. Все остальное зависело теперь только от нее.
Принцесса расправила плечи и пошла в кухню, чувствуя уверенность от того, что даже если весь мир перевернется, то уж по крайней мере она-то знает, как приготовить яичницу-болтунью!
— Только
В тот день они бродили по магазинам в Ист-Страудсберге, и Изабель подыскивала себе красивую одежду для будущих мамаш. Ей не удалось убедить Мэксин и Ивана, что еженедельные визиты — это слишком часто, они решительно заявили, что непременно будут закупать для нее еду и оставлять припасы на неделю. В результате после каждого их визита холодильник и морозилка трещали по швам, и Изабель даже думала, не устроить ли ей пир для всех соседей в радиусе десяти миль.
Сегодня Мэксин вела себя слишком тихо, во всяком случае, тихо для ее неугомонной натуры. Пока женщины выбирали одежду, Иван поехал в магазин, чтобы купить для своего «кадиллака» новые покрышки.
— Посмотри-ка сюда, Мэкси. — Изабель остановилась напротив модного магазинчика. «Крутые мамаш-ки», — прочитала она вывеску.
Ирландка в ужасе посмотрела на нее.
— В таком магазине ты ничего для себя не найдешь.
— Ну почему? Обязательно найду, Мэкси. Мне нужно что-нибудь эдакое, забористое.
— Какое, какое?
— Ну, как это сказать, — задумалась Изабель, — такое, с шармом. Стильное. Веселое.
Мэксин неодобрительно поджала губы.
— В тебе с детства воспитывали чувство меры и собственного достоинства, — сказала она вслед входившей в бутик Изабель.
— Меня вообще воспитывали как принцессу, — ответила она, любуясь шерстяным клетчатым джемпером и брюками. — Но времена меняются, Мэкси. Вместе с ними меняемся и мы.
— Он звонил.
Изабель сделала усилие, чтобы тут же не отвернуться от костюма.
— Когда?
— Сегодня утром. Перед тем как мы уехали.
— И что ты ему сказала?
— Что тебя нет, милая, точно так, как ты велела.
— Хорошо, — резко сказала Изабель. — Пускай поломает себе голову, чем это таким я занята. — Она сделала паузу. — Он говорил что-нибудь?
— Спрашивал о моем здоровье. Изабель моментально ощетинилась.
— Интересно! А о моем здоровье он, значит, не спрашивал? Ведь это я болела, а не ты, когда он уезжал!
Мэксин полезла в свою вместительную кожаную сумку и достала оттуда клочок бумаги.
— Вот номер телефона, милая. Позвони ему. И расскажи о ребенке.
— Мне бы хотелось, чтобы вы занимались своими делами, Мэксин Нисом. Если мне понадобится ваш совет, я спрошу сама.
— И перестаньте вмешивать меня в ваши дела, мисси. Может быть, я тогда и не стану давать советы.
Изабель выхватила бумажку из руки Мэксин
— Учти, если ты посмеешь рассказать Дэниелу про мою беременность, я тебя просто четвертую!
Мэксин фыркнула.
— Но кто-то же должен сказать ему о ребенке, прежде чем сам ребенок это сделает.
— Для этого мне и нужно побыть одной, Мэкси. Я должна сама все продумать.
— Спроси меня, и я скажу, что тут не о чем думать.
— Я ни у кого не стану ничего спрашивать! Я сама должна решить!
— Прости, но мне кажется, что самой тебе это так и не удастся.
— Черт возьми! Это мой ребенок, и его мать обязана уметь о себе позаботиться!
Перед Мэксин стояла уже совсем не та маленькая принцесса, которая не способна была даже заполнить чековую книжку или вскипятить воду. Но, похоже, старая гувернантка до сих пор так и не поверила в произошедшие с ее воспитанницей перемены.
В тот день обещали большой снегопад, и потому Мэксин с Иваном отправились в путь еще до обеда. Изабель хотела угостить их омлетом и жарким по-французски, но гости, используя благовидный предлог, отказались от трапезы, причем, как показалось принцессе, не без тайной радости.
Когда они уехали, Изабель сделала себе омлет с сыром и поджарила тост, а потом съела все это, как настоящая американка, сидя перед телевизором в гостиной. Как это было ни досадно, приходилось признать, что ностальгия по Дэниелу ощущалась все острее. Она не знала, можно ли испытывать ностальгию по человеку, но именно это слово лучше всего передавало ту глубокую тоску, которая одолевала ее.
Вскоре она уже рыдала над какой-то комедией о шумливой американской семье, в которой все любили друг друга так же сильно, как в семье Бронсонов. И почему только, о чем бы она ни подумала, все обязательно сводится к Дэниелу?!
— Курица, — обругала себя Изабель, загружая последнюю тарелку в машину и нажимая кнопку старта. Ведь не успела бы вымыться эта посуда, как они нашли бы повод для очередного спора, очутись сейчас в этой кухне Бронсон. Да, они были ужасной парой! Это началось с самого первого взгляда, там, на балу в честь юбилея Перро. Разумеется, тут не обошлось без соревнования полов, н все же любому было понятно, что не это главное. Разве не могут спокойно общаться между собой другие мужчины и женщины? А вот они до сих пор так и не нашли общего языка.
Клочок бумаги с номером телефона лежал на краю столика возле дивана. Изабель ходила вокруг него, точно нокруг свившейся кольцами и готовой к броску змеи. Рано или поздно ей все равно придется говорить с ним, пусть даже она не сразу выложит новость о ребенке. Так почему бы немедленно не пробить лед молчания?
Она даже не подумала, сколько сейчас времени в Токио, но почему-то решила, что это не важно. Даже хорошо, если он будет сонным. Значит, удастся застать его немного врасплох. Эта мысль доставила ей удовольствие.