Один-единственный
Шрифт:
Стоп! Во рту появилась горечь, как от разлившейся желчи. Вынув из ящика одну из толстых папок, принцесса открыла ее. Колени задрожали. Она бессильно опустилась в кресло, колесики которого покатились по ковру. Вот оно! Портрет ее сестры в серебряной рамочке! И внизу, посередине, — три слова, написанных знакомым порывистым почерком: «Люблю, люблю, люблю!» Изабель была в белом вечернем платье с глубоким вырезом, обнажающим плечи. Она стояла в саду, у живой изгороди, которая так нравилась самой Джулиане. На заднем плане едва виднелись западные башенки замка. Глаза ее смотрели вызывающе, с откровенным
Она пристальнее вгляделась в фотографию. Кустарник на снимке был совсем низким, едва доходя до бедра Изабель. «Это невероятно, — подумала принцесса. — Ведь живая изгородь могла быть такой только много лет назад. Только при нашей матери...»
— Бог мой! — прошептала она в ужасе. — Мама?!
— Добрый вечер, Джулиана.
Она так и подпрыгнула на месте при внезапно раздавшемся у дверей звуке голоса Оноре.
— Джулиана, — снова обратился он к ней, — я удивлен. Что ты делаешь в моем кабинете?
Он еще не успел снять плащ. Под мышкой у него был зажат номер «Пари-матч».
Принцесса ничего не ответила, прижимая фотографию к груди. Сердце отчаянно стучало под ребрами.
— Твоя мама была настоящей красавицей, — сказал свекор, шагнув в комнату и бросив «Пари-матч» в ближайшее кресло. — Это мое любимое фото.
Джулиана отчаянно пыталась взять себя в руки.
— Но... но почему оно здесь, у вас? Вам его папа дал? «Только не говори, — умолял внутренний голос. —
Не говори мне правду!» В конце концов ведь это всего-навсего фотография давно умершей и похороненной жен-
щины, и, что бы она ни значила в свое время для Оноре и принцессы Сони, теперь это не имеет значения.
— Мое дорогое дитя, — сказал Оноре, закрывая дверь в кабинет. — Как много тебе предстоит узнать.
Мэксин устроилась в кухне, в одиночку попивая чай и развлекаясь чтением любовного романа. Иван отправился во Флориду на презентацию.
— Едем со мной, Мэкс, — позвал он. — Погреемся на солнышке, побродим по песку. Ну что тут может без тебя случиться?
Для Мэксин это было настоящим искушением, но, зная, что Изабель должна родить примерно через месяц, она решила, что просто не имеет права бросить ее одну. Иван, конечно, все понял, но Мэксин знала, что он с нетерпением ждет рождения этого ребенка. Тогда она будет свободна и сможет переехать к нему.
В доме было совсем тихо, если не считать звуков, доносившихся через открытое окно с улицы. Изабель и Дэниел уже улеглись спать. У Мэксин сердце просто пело от радости, что ее девочка наконец-то нашла человека, способного дать ей такую любовь, в которой она нуждалась с самого детства. Дэниел был хорошим человеком. Сильным, властным, но в то же время наделенным очень доброй душой, которая помогала ему выдержать все выходки и капризы Изабель. А от балованной принцессы, как знала Мэксин по собственному опыту, можно было ждать чего угодно.
В общем, все шло своим чередом, и теперь ирландка жалела лишь об одном: что ей пришлось выбирать между Изабель и Джулианой. Она любила обеих девочек, в
Наливая себе чашку бодрящего чаю, Мэксин вздохнула. И почему только так получается, что самые простые и естественные вещи оказываются такими сложными и запутанными? Любовь должна быть столь же прямодушна и могущественна в жизни, как и на страницах ее любимых книг. И как жаль, что счастливый конец никому не гарантирован!
Две ночи назад она видела Джулиану во сне. Старшая принцесса стояла во дворцовом саду, возле живой изгороди. На ней было длинное белое платье ее матери, принцессы Сони. Подле нее стоял ребенок, а второго она держала на руках. Мэксин почудилась в этой картине какая-то опасность, угроза, но вдруг все вспыхнуло, и Джулиана исчезла. Гувернантка проснулась, с изумлением обнаружив, что лежит в своей постели в нью-йоркском доме.
«Счастлива ли ты, деточка моя? — думала она, сидя в пустой кухне и прислушиваясь к звукам улицы. — Правильный ли ты сделала выбор?»
— Нет, я не могу больше терпеть этого ни секунды, — заявила как-то Изабель за завтраком.
— Но уже совсем скоро, — успокоила ее Мэксин, намазывая маслом английский кекс.
— Осталось всего лишь несколько недель. — Дэниел разлил по стаканам апельсиновый сок. — И ты снова сможешь видеть собственные ноги, принцесса.
С минуту Изабель, ничего не понимая, смотрела на них обоих.
— Я не о беременности говорю, а о вашем традиционном празднике в честь малыша, — наконец рассмеялась она и сказала, оборачиваясь к Дэниелу: — Умоляю тебя, если ты догадываешься, когда это случится, пожалуйста, хоть намекни! Просто невыносимо все время быть настороже!
— Ну, уж я-то буду последним, кому об этом расскажут.
— Посмотри на меня, — сказала Изабель, проводя руками по животу. — Если они не поторопятся со своим сюрпризом, то придется им разыгрывать эту шутку в больнице. — Принцесса обратилась к Мэксин: — А ты, случайно, не в курсе?
Ирландка покачала головой:
— Абсолютно.
В течение всего завтрака Изабель не могла успокоиться, так что, наспех загрузив посудомоечную машину, оба, Мэксин и Дэниел, с радостью убежали на работу.
— Ну и отлично, — сказала Изабель, закрыв за ними дверь. — Все снова бросили меня в самый тяжелый момент.
Побродив по дому, она почувствовала беспокойство и легкое раздражение. Она уже устала готовиться к родам, устала быть тяжелой и неповоротливой, но сильнее всего устала ждать, когда же осуществится этот забавный и диковинный ритуал похищения. Каждый раз, выходя из дому, Изабель думала, что ее вот-вот подхватят и увезут в какое-нибудь из тех замечательных мест, о которых рассказывала ей сестра Дэниела. Поздравления, приданое для не родившегося покуда крошки, смешные конкурсы по отгадыванию пола ребенка. Чем больше она узнавала об этой американской традиции, тем больше ждала заветного дня. Впрочем, Изабель собирала сведения обо всех праздниках и обычаях этой страны и старалась сохранить их в памяти, точно держала в руках пестрый букет полевых цветов.