Одиночество вдвоем
Шрифт:
Есть большая разница между человеком, употребившим наркотики, и тем, кто вынужден наблюдать со стороны.
Тяжко выдыхаю, вновь подняв краснеющие от странной боли глаза, Эви ворочается, иногда ложится на живот, пытаясь сесть на колени, но сильнее сгибается, снова валясь на бок. Задерживает дыхание, надувая щеки, пищит, жалко всхлипывая, и стонет, а я смотрю. Смотрю, понимая, что что-то во мне дает ответную реакцию на происходящее. Губы начинают дрожать, а пальцы рук трясутся.
Ей больно. Черт возьми.
Эви вдруг начинает кашлять, сильнее дергаясь от судорог. Я испуганно смотрю на нее, хватая за плечо:
— Что… — Не успеваю задать вопрос, ответ бы всё равно не получил, но мне и не нужно его слышать, ведь вижу. Эви начинает давиться слюной, её рвёт чем-то мутным, похожим
Стоп, её рвёт — это хорошо.
Обхватываю её тело руками, приподнимая на кровати. Девушка стонет, она по-прежнему не открывает глаз, лишь жалобно и слабо пищит от боли. Снова отрыгивает воду, которая так же напоминает слюни. Пытается вытереть рот, но останавливаю её, осматриваясь. Эви вновь блюет на мою кровать, чуть не падая в это всё лицом.
Её нужно отнести в ванную.
С этой мыслью оставляю девушку, которая сразу же валится на кровать, продолжая опустошать и без того пустой желудок, и подбегаю в двери, открывая замок, после чего так же быстро возвращаюсь к Эви. Совершенно не думаю о том, что могу испачкаться. Аккуратно переворачиваю её, не давая опуститься обратно на кровать. Поднимаю, держа на руках, пытаюсь расположить её голову так, чтобы она не начала давиться рвотой, поэтому приходится немного повернуть на бок. Иду к двери, открывая, и выхожу в коридор, направляясь к ванной комнате. Эви дергается у меня в руках, продолжая мучительно стонать и плеваться. Захожу в холодное помещение, опуская девушку на пол возле ванной, помогаю ей опереться на края и немного свесить туда голову. Эви кашляет, вновь выдавливая из себя мутную воду, я подхожу к раковине, включив воду, и не думаю первым делом о том, чтобы вымыть испачканную одежду. Я беру полотенце, как следует намочив, и сажусь позади трясущейся Эви, начиная вытирать её губы, щеки, руки с пальцами. Девушка бьется подбородком о бортик ванной, не в силах удержать голову в нормальном положении. Не прекращает плеваться непонятной жидкостью, но я чувствую облегчение. Уж лучше пускай всё выйдет из неё. Нервно глотаю комки в сжимающемся от тревоги горле. Пол холодный. Нужно принести одеяло или покрывало, чтобы она не сидела, больше замерзнет. Поднимаюсь, как-то скованно передвигаясь по ванной комнате. Спешу обратно в комнату. Взять мое одеяло нельзя, она его облевала, так что открываю шкаф, вытаскивая с верхней полки синтетическое одеяло, быстро возвращаюсь обратно к Эви, которая тихо плачет, не останавливая рвоту. Складываю одеяло, сажусь рядом с ней, закидывая одну её руку себе на плечо. Приподнимаю, игнорируя её стоны, и кое-как располагаю под ней мягкую ткань, усаживая обратно. Не отпускаю плечи девушки, потираю их ладонями, кусая губы. Может и грубо, но собираю локоны её темных волос, чтобы рвота не попала на них. Эви хрипло дышит, холодный пот стекает по вискам, а болезненные круги под глазами увеличиваются. Сутулится, прижимаясь лицом к холодной ванне, я сижу сзади, поглаживая свободной рукой её по спине. Сердце уже не так бешено колотится, ведь если её рвет, то вскоре должно полегчать, а значит, она прекратит мучиться.
И от осознания этого мне легче, правда, всё равно не могу унять неприятную дрожь в животе, припоминая услышанное. И то, что всё сказанное ею, это даже не малая часть того, что пришлось ей пережить, заставляет мои глаза гореть. Да, гребаный парень сидит позади девушки, еле сдерживая чертовы эмоции.
Наклоняю голову, касаясь носом затылка Эви. Девушка не реагирует на меня, продолжая опустошать желудок. Судя по её мычанию, боль не прекратилась.
Ей просто нужно потерпеть.
Эви, терпи.
С моих губ слетают короткие вздохи. Прикрываю веки, сутулю спину и лицом прижимаюсь к её затылку, продолжая придерживать пряди волос.
Создавалось под: SYML — Where’s My Love
С трех часов дня до шести утра.
До шести я просидел с ней в ванной, совсем позабыв об усталости. Внутри ещё бушевал стресс, который вызывал боль в пояснице. Мне нужно было убедиться, что Эви больше не будет блевать, чтобы я мог вернуть её в кровать. Девушку не стоит сейчас таскать и уж тем более заставлять передвигаться самой, но сидеть в ванной — не вариант.
Но и тут возникает сложность. Одежда Эви заляпана, так что… Кусаю ногти, притоптывая ногой, наблюдаю за тем, как девушка медленно переворачивается на бок, и наклоняюсь, касаясь её виска пальцами:
— Эй, — хочу спросить её как она себя чувствует, но Эви даже не находит сил распахнуть глаза, так что говорить у неё не получится. Пальцем стираю пот с её лба, заранее извиняясь:
— Знаю, ты мне врежешь, но я переодену тебя, хорошо? — Выпрямляюсь и иду к шкафу. Вещей у Дженни было немного, но ей хватало вполне. Помню, как она ругалась, когда отдавал заработанные деньги ей, чтобы она могла купить себе одежду. Кажется, ничего материальное её не волновало.
Начинаю рыться, понимая, что у Дженни были в основном кофты с рукавами и воротами. Я никогда не понимал, почему она носит подобное даже в плюсовую температуру, но ясным всё стало после её смерти. Сестра скрывала синяки, сплошные отметины на коже, разных видов и размеров.
Дергаю головой, не желая вновь думать об этом. Бросаю взгляд на Эви, которая мучается от жара, им охвачено её худое, истощенное тело, поэтому беру не кофту Дженни, а одну из футболок, которая мне мала. Возвращаюсь к кровати, сажусь на нее, аккуратно приподнимая Эви и поворачивая к себе спиной.
Девушку приходится придерживать, чтобы она не свалилась на бок. Совсем не может держать себя, равновесие. Перед тем, как снять с неё кофту, касаюсь носом её макушки, сделав глубокий вдох, не то, чтобы это вызывало трудности, просто это ведь Эви. И касаясь её, я чувствую себя одним из этих мудаков-извращенцев.
И боюсь, что она так же воспримет меня.
Снимаю кофту через голову, стараясь смотреть в стену перед собой. Эви наклоняется назад, прижимаясь голой спиной к моей груди, голову закидывает, дыша через открытый рот, веки прикрыты, грудь быстро поднимается и опускается. Я немного опускаю лицо, касаясь щекой её горячего виска. Пальцами щупаю запястье Эви, чтобы проверить пульс, и встряхиваю серую футболку, одеваю девушку. Штаны менять не нужно, что хорошо.
Эви сжимает ноги, опускает голову, что-то шепча. Мычит. Поправляю ткань футболки, уложив девушку обратно, но не на подушку. Лучше лежать на ровной поверхности.
Тру запястье своей руки, с былым напряжением рассматривая Эви. Она выглядит ужасно, но уже не ворочается, не стонет, значит, боль стихла. Сам уже потираю свой лоб, понимая, что самое сложное осталось позади, и выдыхаю, полностью избавляясь от воздуха в легких. Ставлю одну руку на талию, а другой опираюсь на край стола, постучав пальцами по деревянной поверхности. Слушаю тишину, присутствие которой не расслабляет. Бросаю взгляд в сторону кровати, сделав к ней шаг. Осторожно наклоняюсь, приподняв матрас, поглядываю на Эви, которая уже медленнее дышит, что говорит о том, что она постепенно приходит в себя. Вынимаю из-под матраса прозрачный пакетик с белыми таблетками, невольно сглотнув от образовавшегося в горле першения. Медленно иду к двери, покидая комнату, и запираю на замок, направляясь в сторону ванной. Пальцами мну пакетик, скользнув кончиком языка по сухим губам. Захожу в ванную комнату, подходя к раковине. Открываю пакетик, взяв одну белую таблетку, и подношу к лицу, внимательно рассматривая.
Думаю, все порой делают совершенно неожиданные выводы, опираясь на увиденное. И в данном случае мне хватило по горло.
Нет, я не боюсь того, что тоже может произойти со мной, не пугаюсь боли.
Меня волнует тот факт, что Эви захочет ещё. Какой бы реакция на наркотики не была, у тебя всё равно появляется желание попробовать снова, а самые умные тупо один вид наркоты меняют на другой, чтобы найти тот, от которого будут получать удовольствия.
И мне больше не хочется лицезреть подобное, так что…