Одиссея капитана Балка. Дилогия
Шрифт:
избран членом Французского энтомологического общества. Его уникальная коллекция насекомых до сих пор
сохраняется в Петербургском зоологическом музее. Второе научное призвание Николая Михайловича –
история. Его монументальная биография Александра I, написанная после долгих лет собирания материалов
и проверки дат, остается непревзойденной в исторической русской литературе.
В жизни отличался безудержной склонностью к интриганству, распространению светских
«жареных фактов». Способом влияния на Императора избрал нравоучительные письма с элементами
доносительства на родственников. Одержимый непомерной гордыней, он считал для себя возможным
отзываться о Государе Императоре: «наш дурачок Ники». Вел активную переписку с Л.Н. Толстым, причем
кроме «толстовства» был увлечен и идеей установления в России конституционной монархии. Однако
идеалом общественного строя Великий князь почитал… Французскую республику. Бисексуал.
15
Сам Владимир Александрович с адъютантами два дня как в Киеве. А с тетушкой
Михень, если что, брат и разговаривать не станет. Тем более на тему политики. Ее дело
сейчас тюки да чемоданы паковать и надеяться, что муженек выберет Варшаву, а не Киев.
Пусть теперь там воду мутит и сплетни свои распускает.
Так что, как ты сам сказал вчера вечером, «все прихвачено»...
– Так-то оно так, умница моя. Теоретически. Но все равно, давай-ка далеко в парк не
пойдем. Мало ли что…
***
Предчувствие не обмануло. Не прошло и четверти часа, как появление на крыльце
местного заменителя мобильного телефона - фигуры скорохода с фонарем, убедило их, что
нужно срочно возвращаться.
Поднявшись по ступенькам, Банщиков и Ольга нос к носу столкнулись у дверей с
возбужденными, раскрасневшимися черногорками. Увидев Великую княгиню, сестры
после формального книксена на несколько секунд увлекли ее прочь от подъезда, что-то
возбужденно тараторя. Но много времени торопившаяся к брату Ольга им не дала, быстро
обняв обеих и дав этим понять, что разговор окончен. Лишь последняя звонкая реплика
Станы долетела до уха Банщикова: «И представляешь! ОН нас прогнал! Выгнал!!!»
– Что случилось, Оленька? – шепнул Вадим на ухо любимой.
– Эти две мерзавки привезли Аликс «конституционный» Манифест. Кто же подослал
их, идиоток!? Она прочла, рухнула в обморок. Тут же примчался Ники, и началось…
– Бли-ин… Эпик фэйл. Не просчитали! Ладно, потом разберемся, откуда ноги растут,
душа моя. А сейчас бежим к ним скорее. Чуяло мое сердце, что денек задается веселый.
В Сиреневом будуаре Императрицы они застали немую сцену. У окна,
спиной к сидящей на диване супруге, стоял Николай, отрешенно глядя сквозь стекло на
подкрашенные лучами угасающего заката облака, едва различимые на темном, сине-
фиолетовом фоне неба. Последняя зимняя ночь вступала в свои права. Желтоватый свет
электричества неровно подрагивал и придавал всей сцене налет какого-то вагнеровского
драматизма, подчеркивая мертвенную бледность неподвижной, будто каменное изваяние,
Александры. На ковре, позади Императора, белели мелкие, смятые клочки бумаги.
«Похоже, что это Манифест наш и был», - промелькнуло в голове у Вадика.
Первой тягостное молчание нарушила Александра Федоровна. Голос ее, тихий, чуть
с хрипотцой, казалось, был лишен всяческих эмоций:
– Михаил Лаврентьевич… Государь сейчас пояснил мне, что Ваша поразительная
медицинская гениальность имеет за собою промысел Небесный. И что обстоятельства
Вашего явления ко Двору поистине чудесны…
Я не вправе хоть на секунду усомниться в правдивости слов Государя Николая
Александровича, моего царственного супруга. Но, согласитесь, что следовало бы мне, как
матери Наследника-Цесаревича, знать о причинах, побудивших Вас столь долго оставлять
меня в неведении как о самих этих обстоятельствах, так и об известных Вам грядущих для
нас и державы нашей ужасах. Желанием предупредить таковые, объясняется нынешнее
отвращение Государя от почти трехвековой Российской самодержавности, осененной
благодатью Божией.
Прошу Вас объясниться. Только не надо спешить, пожалуйста. Я должна все понять
совершенно точно. Если что-то не будет ясно, я буду Вас тотчас переспрашивать…
Терять Вадику было нечего, ситуация определилась: Николай, не выдержав истерики
Императрицы, не стал вилять, и откровенно рассказал ей все. Ясное дело, для Александры
Федоровны, это оказалось шоком не меньшим, чем первоначальный эффект от прочтения
привезенного черногорками Манифеста.
Конечно, она знала, что ее Ники мог что-то сделать под чужим влиянием, мог даже
насамодурить по мелочи. Однако, ни сам текст этого, явно тщательно продуманного и
подготовленного в тайне от нее документа, ни краткое изложение супругом первопричин
его появления, для простых объяснений места не оставляли.
16
Но, удивительное дело! Со сверхъестественной природой талантов Банщикова, и
очевидно стоящим за этим Божьим промыслом, она смирилась практически сразу. В