Одиссея Тонино
Шрифт:
Когда жена должна была уехать в Москву, я остался совсем один в этом большом доме. И уже на следующий день понял, как мне ее не хватало. С каждым днем все больше. Тогда я стал утешать себя коротенькими стихами, которые напоминали о прожитом вместе.
В Москве однажды Увидел я жену, Перед букетом роз, Увядших в вазе. И временами падал лепесток. Хотелось ей услышать Дыханье тишины. Когда листок стола касался, Та тишина и в нас жила. ВВ детстве мы с художником Морони были невиданно жестоки с ящерицами. Думаю, что будем наказаны за нашу охоту рогатками с отточенными, как стрелы, камешками. Почти каждый вечер на закате мы направлялись по слякоти дороги, вдоль которой длинным рядом стояли шелковицы. Внизу протекала канавка, разделяющая поля. Маленькие ящерицы грелись на последнем солнце, почти сливаясь с морщинистой корой деревьев. Наши шаги утопали в грязи.
Казалось, что мы нарочно замедляем их, чтобы не спугнуть бедных созданий. Пущенные нами стрелы попадали почти всегда в цель. Часто оторвавшийся хвост извивался в воздухе сам по себе. Потом мы возвращались домой, увешанные гроздьями наших жертв, с тем, чтобы закопать их во дворе художника.
В том самом, где он научил меня слушать шум дождя, падающего на огромные листья инжира, и показывал на мокрой земле следы кур, напоминающие японские иероглифы.
Рукою, потною неутомимой злости. Другие стрелы шлет Улисс: И ранит — они вонзались в груди. В горле застревали. Как и слова, испачканные кровью, У женихов, его жену желавших. Все прочь бегут — И Телемаху не надобно таиться боле. Пастух с друзьями взялись за мечи, Ножи и копья — началась резня. Все принцы пали — Бледнее мрамора их лица, И выпавшие языки лизали пыль. И мертвых быстро увозили прочь На тачках для свиней. Тем временем Улисс с друзьями Присели на ступенях отдохнуть, Водою поливали друг на друга. Старались кровь отмыть и заодно усталость.Часто я грушу от того, что мне не хватает злости. Хотел бы вылизать всю сладость, что стекает с моих слов и говорить о людях, которые пинают беременных женщин в живот или мочатся в стаканы и предлагают это свое шампанское путанам, с которыми проводят ночи. Чтобы рассказать о сегодняшней жизни, нужно иметь силу молодых матерей, которые рожают на улице и выбрасывают этот живой комочек мяса в мусорные бидоны. А я все твержу, что нужно слушать симфонию дождя. К сожалению, не умею делать лучше, и струны нежности держат меня вдали от ужасающей правды. Оптимизм ночи угасает, дрожа перед светом свечи или в белизне молока в стакане на тумбочке.
Меня в Большой ты повела впервые. Горами золота предстали ложи И стали рушится и падать, показалось. Но ты сказала мне: «Стой прямо — ведь красота не может подавлять». Когда в дверях дворца явилась Пенелопа. Укрытая прозрачными шелками, Все разошлись, Оставив их вдвоем. И встал Улисс — с его груди Стекала каплями вода. Он долго смотрел на Пенелопу молча, Застыв от восхищенья. Она ему улыбкой отвечала: И воздух вокруг дивного лица Светлел. Пошла навстречу мужу. Воздух — это та легкая вещь. Что вокруг твоей головы. ИСегодня сильные чувства можно встретить лишь на сцене.
Часть вторая / Parte seconda
Лист и Молния / Una Foglia contro i Fulmini
Лист и Молния
Посвящаю моим сестрам Гуэррине и Марии, которые держали меня, маленького, на руках, и моему брату Дино, научившему любить родителей.
Желание уединиться появилось у меня, когда я понял, что мысли блуждают в запыленной пустоте головы. Я должен был оставить всё, что меня окружало, и дотронуться руками до моего детства. Вновь обрести радость, которую испытывал мальчишкой, подставляя раскрытый рот дождю, или просто почувствовать ладонью только что сорванный листок. Хотелось бы следовать запаху диких трав и легкому поскрипыванию ржавых водосточных труб, ведущих дождевую воду вдоль стен покинутых домов.
Когда я добрался до долины «летающего пуха» — так называют уединенное место в Апеннинах, уже тосканских, — с удивлением заметил, что со мной происходит нечто подобное, что и с учительницей из Калабрии.
Она давно мечтала купить дом в Романье [5] , на холмах, но никак не решалась. Не могла ни на чем остановиться, всегда чего-то не хватало, и наступало разочарование.
Однажды в двух шагах от Сан-Марино [6] увидела старый дом рядом с заброшенным кладбищем. С первого взгляда влюбилась в него и тотчас захотела приобрести. Поняла, что этот мир ждал ее появления.
5
Область Италии.
6
Независимая республика на территории Италии.
Год спустя родные из Калабрии прислали ей журнал с фотографией дома и рядом — покинутое кладбище. Там жили их предки. И она сразу увидела, что купленный ею дом невероятно похож на родовое гнездо ее семьи.
Обветшалые дома и развалины, что были теперь перед моими глазами, напомнили то время, когда брат привозил меня в эти места. Он покупал уголь для отца, а тот продавал его в Сантарканджело. Здесь я уверился окончательно, как мне необходима потрескавшаяся земля под ногами, а не крытый асфальт дорог. И облаку воды случается вырастить на наших глазах цветы, которые вмиг увянут. Как только я оказываюсь перед руинами, меня охватывает волнение, чувствую присутствие времени, его плотность, разрушения, произведенные дождем, солнцем, и умирающие камни. И понимаю, что природа дарует архитектуре следы времени и смерти. Готические дворцы и памятники Возрождения, так хорошо сохранившиеся, вызывают во мне привычное восхищение. Однако руины помимо восхищения требуют моей нежности и сочувствия к их человеческой агонии.
В памяти оседают тихие беседы с немыми предметами. Эти затаенные разговоры проясняют скрытые от нас истины. Тяга к покинутым местам во многом зависела от соседства сада с двором моего дома на улице Верди. Четыре метра металлической сетки до покосившегося сарая, где кучей был насыпан уголь. Мой отец продавал его, отвешивая на прикрепленных к потолку весах. За сеткой — зеленое поле Милотти, которое кончалось садом семьи Морони.
В ту пору я очень дружил с Федерико, их старшим сыном. Мы сидели вместе в хлеву и слушали, как идет дождь и стучат капли по листьям инжира. Куры оставляли на влажной земле следы, похожие на иероглифы.