Одна отвергнутая ночь
Шрифт:
— Тебе не нужно беспокоиться.
Я вижу, каких усилий ему стоит оставаться спокойным. Мне это сложно. Меня раздражает и бесит то, что он пытается отмахнуться от моего обоснованного страха оправданием «в надежных руках».
Резко встаю, отчего Миллер покачивается на пятках. Он смотрит на меня пристально синим стальным взглядом, а я пытаюсь выдавить из себя сильное заявление, которое смогло бы пошатнуть сказанное им. Довольно просто.
— Я не слишком надежно себя чувствовала, когда за мной гнались прямо там, — кричу, махнув рукой в сторону входной двери.
— Не нужно выходить без
— Пообещай, что никогда никуда не пойдешь одна.
— Почему?
— Просто пообещай, Оливия. Прошу, не испытывай меня своей дерзостью.
Моя дерзость — это единственное, что придает мне силы сейчас. Я зла, но напугана. Чувствую себя в безопасности, но уязвимой.
— Прошу, скажи, почему.
Он закрывает глаза, явно пытаясь набраться терпения.
— Помеха, — шепчет он со вздохом, все его тело напрягается, но сильные руки продолжают удерживать меня, когда я начинаю дрожать, задыхаясь. — Теперь пообещай.
Глаза у меня выпучены, мне страшно, слова не приходят.
— Оливия, пожалуйста, я умоляю.
— Почему? Кто вмешивается и почему они меня преследуют?
Он удерживает мой взгляд, изъясняясь со мной решительным взглядом так же внятно, как словами.
— Я не знаю, но кто бы это ни был, очевидно, он может предугадать мой следующий шаг.
Его следующий шаг? Осознание приходит как удар в солнечное сплетение.
— Ты не остановился? — выдыхаю я.
Это не так легко, как просто взять и уволиться.
Его клиенты. Все они могли получить его за стоимость от нескольких сотен до нескольких тысяч фунтов стерлингов. Теперь уже нет, и очевидно, некоторые из них просто так его не отпустят. Каждый хочет то, что не может получить, и теперь из-за меня, он еще больше недостижим.
— Я ушел неофициально, Оливия. Знаю, к какому это приведет скандалу. Мне нужно сделать все правильно.
Все вдруг становится предельно ясным:
— Они меня возненавидят, — Кэсси меня ненавидит, а ведь она даже не клиент.
Он согласно фырчит. А потом впивается в меня убедительным взглядом:
— Я не сплю с кем-то еще, — он произносит слова медленно и четко, отчаянная попытка быть понятым, а я ни на секунду не сомневаюсь в том, что он говорит правду. — Оливия, я ни к кому не прикасался и никому не позволял прикасаться ко мне. Скажи, что веришь мне.
— Верю. — Я не колеблюсь. Моя вера абсолютна, несмотря на сумятицу с отсутствием доказательств, кроме слов Миллера. У меня нет объяснения, как это может быть, но что-то глубокое и сильное направляет меня. Инстинкт, а инстинкт хранил меня до настоящего момента. Я за него держусь. — Я тебе верю, — подтверждаю еще раз.
— Спасибо. — Он притягивает меня в свои руки и обнимает с самым невероятным чувством облегчения. Я запуталась и шокирована. Женщин отвергли, и они меня преследуют? Они могут предугадать его следующий шаг. Они знают, что он намерен уволиться, и не хотят этого.
— У меня к тебе просьба, — выдыхает он мне в шею, его руки исследуют каждый дюйм моей спины.
— Какая?
— Никогда не переставай любить меня.
Качаю головой, размышляя, вспомнил ли он, как просил об этом прошлой ночью, когда им управлял алкоголь и усталость? Тогда
— Никогда, — мои слова такие же решительные, какими были прошлой ночью, перед тем, как мы уснули, несмотря на короткую заминку в их озвучивании.
Глава 18
Нан ждет на пороге, когда мы останавливаемся на подъездной дорожке, руки скрещены на груди, настороженный взгляд сапфировых глаз направлен прямо на Миллера. Когда она направляется к нам по дорожке, я высматриваю тапочки на нее ногах — все что угодно, лишь бы избежать ее взгляда. Может, вчера ночью по телефону она и была понимающей и сопереживающей, но я знаю, что это еще не конец. Сейчас мы лицом к лицу. Бежать некуда. Она будет на него набрасываться, и он этого ожидает, судя по его тихому, задумчивому состоянию с тех пор, как мы вышли из его квартиры,
Теплая ладонь Миллера ложится на заднюю часть моей шеи, когда мы приближаемся, и он поглаживает ее, это его попытка снять мою нервозность. Зря теряет время.
— Миссис Тейлор, — говорит Миллер формально, останавливаясь вместе со мной.
— Хмм, — мычит она, не смягчая свой угрожающий взгляд. — Уже десятый час, — сейчас она говорит со мной, но продолжает удерживать Миллера своими полными подозрения глазами. — Ты опоздаешь.
— Я…
— Оливия сегодня не пойдет на работу, — прерывает меня Миллер. — Ее босс согласился дать ей отгул.
— В самом деле? — спрашивает она, седые брови удивленно взлетают. У меня такое чувство, что это я должна здесь объясняться, но вместо этого стою, болтаюсь как пятое колесо между этими двумя, когда Миллер продолжает говорить.
— Да, я забираю ее на целый день. Небольшая передышка и драгоценные минуты вместе.
Сдержать подступающий смех оказывается не сложно. Миллер настаивал на том, что мне нужен перерыв, возможность провести целый день с ним выпадает редко, и за нее нужно цепляться обеими руками. Только я не настолько наивна, чтобы думать, будто это единственная причина.
Миллер смотрит на меня с едва заметным подбадриванием во взгляде.
— Сходи наверх, прими душ.
— Ладно, — говорю я неохотно, понимая, что мне в любом случае придется оставить Миллера самому разбираться с бабушкой. Его настойчивость утром в квартире, будто у меня нет времени принимать душ, теперь имеет смысл. Это дает ему идеальную возможность поговорить с Нан наедине, пока меня не будет рядом.
— Иди, — подбодряет он меня ласково. — Я буду здесь.
Я киваю, покусывая губу, и совсем не тороплюсь оставлять их. На самом деле, я бы хотела развернуться и убежать, забрав Миллера с собой. Нан едва заметно кивает мне головой, таков ее способ сказать «катись отсюда». Это неизбежно, но если бы Миллер сам не выразил своего желания принести извинения, я бы сейчас не поднималась по лестнице черепашьим шагом, оставляя их поговорить. Я во всех подробностях рассказала Миллеру о нашем с бабушкой разговоре прошлой ночью, и он искренне улыбался, когда я поведала ему о том, что бабуля сказала мне об особой любви. Но бабуля не знает всех отвратительных подробностей, и так все и должно оставаться.