Одна жизнь — два мира
Шрифт:
А если нас тут же арестуют,тогда все равно ни мы им не поможем,ни детям, ни себе, и, может быть, всем будет еще хуже.
Мне было нестерпимотяжело. Я день и ночьдумала о том, что будетс моей матерью, если мы останемся. В 1937 году она так трагично потеряла мужа, в 1942 году — единственного сына, который погиб при защите Ленинграда от немцев, а теперь потеряет меня и детей. Мысль о том, что может случиться с пережившей столько горя матерью, хватит ли у нее мужества
Но я знала, что если нас арестуют, сошлют, а детей отнимут и отправят в лагеря, она тоже не выдержит.
Я должна буду бросить мать. Да, бросить, не вернувшись.
Пошел десятый год дня ареста моего отца. Мне вспомнился тот бесконечно длинный, страшный год. Вернется или нет отец?Все девять лет днем и ночью эта мысль не давала мне покоя. Как там переживает все это одна мама?!! Ей каждый день кажется вечностью. Ведь она не знает даже и того, что известно мне о судьбе отца, если я, зная все подробности об отце, не могусмириться с тем, что его нет, и, надеясь на чудо, жду.
То она, тем более надеется,вдруг отец пережил все-все мученияи остался жив. И что она будет не одна, что кончатся десять лет ужасной разлуки, которые разбили всю семью, все надежды и жуткая, страшная война, которая унесла единственного их сына, моего брата, который на войне, на фронте хотел доказать, что его отец не враг народа, а он не сын врага народаи, не считаясь ни с чем, подставлял свою голову в самые опасные операции.
Если мы останемся,промелькнуло у меня в голове — это значить отнять у нее все, что поддерживало ее и приносило ей хоть капельку радости.
Дети не скажут больше:
— Бабушка! Мы поедем к бабушке!!!
Злой рок отнял ее у них… А если вернемся, то у них могут отнять отца и мать.
Ведь мы уже побывали за границейи стали клеймеными.
Подрастали дети, надо было дать им ответ, где мой отец. А это значило, воспитать их так, как хотелосьСталину, по-сталински.В ненавистик моему отцу, их дедушке, «врагу народа»и любви к тойСоветской власти, которую Сталин насаждал. Или научитьих врать и изворачиваться. Я не могла сделать ни того, ни другого. Я хотела, чтобы они были искренние и честные, гордились бы прошлым своего деда и любили бы крепко наше настоящее. Ведь я никогда не могла забыть, как мне, заполняя анкету и дойдя до этой злополучнойграфы — были ли репрессированы ваши родственники? — становилось невыносимо больно. Надорваласьвера в нашу справедливость.
Душераздирающее решение
И вот в этих условиях намтоже надо было принять решение.И мы с мужем, после долгих, мучительных колебаний решили тоже не возвращаться и, перелетев на территорию США, попросить у американского
Как трудно, как тяжелобыло нам принимать это жуткое решение, пусть никто никогда не спрашивает!
И поверьте, что уйти в это добровольное изгнание, оставить свою Советскую страну, которую мы любили и любим искренне и глубоко, и обратиться к правительству чужой страны было самым тяжелым испытанием, которое мы могли себе придумать. Но это, казалось, была единственно возможная форма протеста против того, с чем мы не могли примириться у себя на Родине.
Причины, побудившие нас, и не только нас, а миллионы (в буквальном смысле этого слова) советских людей, очутившихся, вольно или невольно, за пределами нашей родины, не возвращаться, а бежать, заключались в полном отвращении к Сталину и тому режиму, именно «режиму», который он создал, или с его благословения был создан, в нашей стране. В нашей стране была создана Сталиным не Советская власть и не советская система, а жестокий сталинский режим.
Все так же, как и мы, ожидали и надеялись, что, как только война кончится, победители, вернувшись после победы, уберут Сталина. И из-под грозных сталинских туч засияет солнышко, и на их кровью омытой земле жизнь переменится и пойдет по-другому пути, так, как они мечтали после Гражданской войны.
Получилось все с точностью до наоборот. Сталин всех, кто возвращался, кого пощадила немецкая пуля, не дав им опомниться, повидать родных и близких, отправлял в дальние лагеря.
Побег
Изменение планов
И наконец посол сообщил нам:
— Вы поедете через США.В американском консульстве для вас уже заказаны визы.
Мы предполагали, что у нас будет обычный маршрут, как и для всех уезжающих до сих пор, через США.
Когда из американского посольства сообщили мужу, что виза уже готова и ее можно получить, нам в посольстве заявили, что в ней надобности нет. Т. к. на днях приходит советский пароход «Маршал Говоров» в порт Вера-Крус и что для нашей семьи на этом пароходе забронирована каюта, и нам предложили ждать. Это известие расстроило все наши планы. Прибытие парохода ожидали со дня на день.
Нам сообщили, что пароход «Маршал Говоров» уже прибыл в Вера-Круз. День отъезда неумолимо приближался, надо было быстро решать, что нам делать. А мы все никак не могли решить: ехать или не ехать? Этот вопрос казался нам страшнее смерти.
Остаться… Но на пути к осуществлению этого проекта было множество препятствий, и их становилось все больше и больше. Нам казалось, что за нами уже следили. У нас не было паспортов на руках, которые в первый же день после приезда сдаются в посольство, где хранятся до того момента, пока человек не готов сесть в поезд или в самолет.
Оставаться в Мексике с детьми, зная печальную судьбу тщательно охраняемого Троцкого и всю механику осуществления таких замыслов, было просто безумием.
Господин случай
И как всегда, помог господин случай. Кириллу накануне выдали наши паспорта. Но для того чтобы попасть в США, необходимо было получить американскую визу. Вспомнив, что нам была заказана виза раньше на случай выезда через США, и в надежде, что ее не отменили, Кирилл за 15 минут до закрытия зашел в американское посольство. Визы получил тут же, и в аэропорту зарезервировал билеты до Броунсвилля в США на 5 часов утра.