Однажды в Америке (др. перевод)
Шрифт:
— М-м-м, мой очаровательный верзила. — Она поцеловала Макса в щеку. — Я люблю тебя.
Я усмехнулся:
— Скольких верзил ты можешь полюбить за один вечер, Бетти?
Макси взглянул в мою сторону с упреком, что меня удивило. Я поднял брови и пожал плечами, показывая, что мне это безразлично.
Макс повернулся к Джону:
— Давно не виделись. Чем вы занимались все это время?
Джон рассказал о своем друге, который умер, оставив страховку Бетти, о совместном путешествии в Европу и отдыхе во Флориде.
— Деньги уже кончились, — сказал он с
Я попытался поймать взгляд Макси, но не мог. Бетти заслонила его от меня. Она что-то шептала ему на ухо. Ее язык почти влез Макси в ушную раковину.
Джон продолжал:
— Мы искали вас целую неделю.
— Сейчас мы слишком заняты, чтобы думать о новых делах, — сказал я. — Говоря по правде, мы планировали взять небольшой отпуск и отдохнуть месяц-другой во Флориде.
— Сначала бизнес, потом удовольствия, Лапша, — бросил Макс.
Меня удивили его тон и механическая улыбка. Похоже, эта сучка Бетти произвела на него впечатление.
Джон начал в деталях обсуждать новое дело. Речь шла о сумме двести тысяч долларов — недельной зарплате для работников судостроительной верфи, с которой его страховая компания вела дела и о деятельности которой он знал практически все.
Я подумал о Еве и о том, что это новое предприятие разрушит все наши планы на совместный отдых. Само дело выглядело довольно привлекательным. Оно обещало большие деньги, но зачем они были нам нужны? Деньги сами по себе не являлись для нас самоцелью. Меня беспокоило, что Макс продолжает слушать его не перебивая.
Эти двое — сомнительная парочка, люди психически неустойчивые. Ненадежные и странные во всех отношениях. На них нельзя полагаться, потому что они дрогнут при первом же нажиме. Да, раньше мы уже имели дело с двумя этими иудами, но сейчас? Лучше послать их к черту.
Макс был весь внимание. Он слушал и кивал. Неужели он собирается одобрить этот план? Меня охватило раздражение.
Я вмешался:
— Послушай, Джон, бесполезно об этом говорить. Мы не заинтересованы. Мы не хотим ввязываться в это дело. Мы слишком заняты. Кроме того, мы собираемся на отдых.
Лицо Макси стало пунцовым.
— Какого черта ты тут раздаешь приказы? С каких пор ты стал главным? — Он перегнулся ко мне через Бетти, глядя на меня с вызовом. Я опешил, не ожидая от него такой реакции. — Ты стал слишком высоко задирать нос, Лапша. Если иногда тебе приходили в голову хорошие идеи и я к ним прислушивался, это еще не значит, что каждое твое слово здесь закон.
Бетти ущипнула Макси за бедро. Ее смех стал последней каплей. Вот сучка, она смеялась мне прямо в лицо.
Я встал. Я перегнулся через стол с таким же вызывающим видом, как Макс, и сказал:
— Ладно, ты здесь босс. Им и оставайся. Но только не со мной. — Я повторил это ему в лицо. — Один или с двумя другими идиотами, — я имел в виду Патси и Косого, — но не со мной.
Мы встали, глядя друг на друга, как два бойцовых петуха.
Джон нарушил повисшее молчание:
— Это
Я повернулся к нему и прошипел:
— Послушай, ты, паршивый ублюдок, один раз я уже чуть не перерезал тебе глотку. Еще одно поганое слово из твоего вонючего рта, и я это сделаю. Я перережу горло вам обоим, тебе и твоей поганой шлюхе.
Я почувствовал, что еще минута, и я уже не смогу отвечать за свои поступки и слова. Я развернулся и ушел из зала.
Глава 42
В ту же ночь я упаковал два чемодана и едва успел на последний рейс в Майами. Я позвонил Еве в Северную Каролину. Она взяла билет на следующий день. Я провел счастливейшее время в своей жизни: две недели купания, солнца, тихого блаженства и покоя.
Возвращаясь на север, я завез Еву домой. Я оставил ей пять тысяч долларов и сказал, чтобы она ничего не делала, пока не получит от меня известий. Я был в нерешительности. Я не знал, что мне делать — бросить все и уйти на покой или придумать что-нибудь другое.
Прибыв в Нью-Йорк, я оставил вещи в гостинице и поехал на такси прямо в «Райский сад». За стойкой стоял Шмули.
Я спросил:
— Где Макс?
Он удивился:
— Разве ты не знаешь, Лапша? Макси продал заведение мне.
— Я не знал, я был в Майами.
— Да, это видно по твоему загару, — заметил он.
Мы немного выпили, и я взял такси до «Толстяка Мо».
Я отпустил машину на углу Деланси и Бауери-стрит. Я по-прежнему не знал, что делать. Я быстро зашагал по Деланси-стрит, продолжая колебаться и спорить сам с собой. Я только что прибыл из страны мира, радости и чистоты, где все было пронизано свежестью и солнцем, где со мной находилась нежная, очаровательная, понимающая женщина, с которой я чувствовал себя полностью расслабленным.
Теперь я оказался на Деланси-стрит. Инстинктивно я весь напрягся. Я нащупал кнопку на ноже в кармане. Я бросал испытующие взгляды на всех прохожих. Я был насторожен и натянут, как струна. Я надвинул на глаза поля шляпы. Воротник моего плаща был поднят. Ко мне вернулся высокомерный и грозный вид. Я был Лапша Нож с Деланси-стрит.
Спорить с этим бесполезно. Я — Лапша. Это моя жизнь, и тут ничего не поделаешь. Я был как хищный зверь, которому на время захотелось стать ягненком и попрыгать на солнышке и по зеленой травке.
Я рассмеялся. Какой же я был шмак. Я вел себя как полный идиот. Думал, что смогу жить спокойной жизнью, в которой один день похож на другой. Но моя настоящая жизнь здесь. Незачем себя обманывать. Я должен жить тут, в Ист-Сайде, на зловонной и кишащей людьми Деланси-стрит. Не для меня теплое золотое солнце, чистый песок и ленивое безделье. Я принадлежу к другому миру.
Даже если бы я захотел его покинуть, разве эти люди приняли бы меня? Ни за что. Я заклеймен. Мы все заклеймены. Посмотрите, как они сторонятся, когда я прохожу мимо. Жмутся к другой стороне улицы. Освобождают мне дорогу. Они боятся. Они не верят мне. Они шепчутся у меня за спиной.