Однажды в Лопушках
Шрифт:
— Моя… бабка, стало быть…
— Из родовитых, — согласился дед. — Некогда мой прадед оказал услугу одному роду. Давненько сие было, но у родов память крепкая. Вот, когда я решил долг взыскать, очень уж обидно стало, что при силе своей да умениях я без титула живу, мне и сосватали девку рода знатного, но захиревшего. Я и имя её принял, свое позабыл…
Дед смолк. И Олег вдруг испугался, что этот разговор оборвется. И он никогда-то не узнает… а ведь если бабка родовитая, и дед имя принял… и почему Белов об этом не рассказал? Он ведь еще когда родословную
Искал.
И… не нашел?
Почему?
— А о том сам думай, — сказал дед. — Что до прочего, то… не прав я был, имя сменивши. Свою судьбу с ним отдал, чужую принял. Род древний, да бестолковый на диво. И родила она мне не сыновей, а дочек.
…его, Олега, матушку да тетку.
— …и ни у одной жизнь не сложилась, — закончил дед. — Благо, хоть твоя матушка сына принесла. Мне бы тебя сразу забрать, да сперва боялся, что не управлюсь с малым-то. И своих бед хватало. Дело мое прогорело. Должен остался людям многим. Сила… сила тоже неспокойною сделалась, вот и пришлось продавать, что есть, да возвращаться домой. Дома-то всяко легче.
С этим Олег согласился.
И подумал, что и вправду стоит вернуться. Дом-то теткин, может, сестрица и не продала. Нет, она бы, конечно, продала бы, когда б нашелся покупатель. Но кому там покупать? Деревня захиревшая, еще тогда почти помершая.
А если и продала, он, Олег, обратно выкупит.
Мысль эта принесла почти физическое облегчение. Точно. Выкупит и собственный дом поставит. Чтоб корнями в землю ушел.
— И верно, — дед глянул снизу вверх, искоса. — Только сперва ко мне наведайся. Силу-то, конечно, примешь, да притомилась она. И иное наследство взять надобно. Там, в доме. Придешь — подскажу.
— Приду, — пообещал Олег. — Если жив останусь.
— А тут уж постарайся. Негоже род наш прерывать. Я, конечно, глупостей изрядно натворил, но… что сумел, то искупил.
— Моя… бабка… она…
— Жива, что ей сделается, — махнул рукой дед. — Как… стало ясно, что дела мои не поправятся, то и поспешила откланяться. Я ведь не любил её. Никогда-то. И она меня. Но заботился вот. Все хотел показать, что не зря она за меня пошла, что не хуже я. В долги влез… долго лез, упорно, чтоб только угодить. То имение родовое, заложенное, выкупить, то дом в Москве восстановить, то приодеть, в свет вывезти, чтоб не хуже, чем у иных… теперь-то понимаю, что пыль в глаза пускала. Она. А я дураком был, да… дочек-то родила. И оставила. Просто одного разу возвращаюсь домой, а там пусто… и наряды прибрала, и шубы, и драгоценности. Дом свой продала, как и имение. За нею-то значились. А мне, стало быть, дети и долги.
— Ты не искал её?
— Искал. Не мести ради, но дочки горевали по матушке. А она… развода попросила. Я и дал. Хочет со своим хахалем в браке жить? Пускай себе. Тогда-то и понял, что все променял на ведьмино золото.
Дед вздохнул.
— Дочек-то растить пытался, но… не вышло. Твоя матушка первой
— Куда?
— Туда, — он указал на лес, что вдруг показался на диво недружелюбным. Стоит темною стеной. — Иди. И помни, кто ты есть.
Олег бы и рад, да сперва понять бы на самом деле, кто он есть.
— Иди, иди, — дед махнул рукой. — А то тут легко задержаться можно. Тебя вон ждут. И… придет час, не ошибись с выбором.
Это он про что?
Если про женитьбу, то как ошибиться? Олег все для себя решил. Оно и вправду… титул, не титул, дадут, не дадут. На кой ляд он вообще Олегу нужен? Сколько лет без титула прожил, столько еще и проживет. С Ингой оно, конечно, на диво неудобно вышло, но тут уж как-нибудь сладит.
Она женщина разумная.
Да и Олег не дурак. Договорятся. А вот Ксения… тут думать надобно, как подойти, чтоб не получилось криво.
— Вот… дурень, — сказал дед и руки выпрямил, отчего Олегу в грудь ударило, опрокинуло, потянуло к лесу.
И вытянуло.
Он распахнул глаза резко, как и вдох сделал. А задышавши, удивился тому, что дышать-то способен. И еще тому, что кошка, устроившаяся на груди, та самая, трехцветная, разом спину выгнула.
— Ты чего? — спросил Олег.
— Ничего, — ответила кошка, спрыгнув. То есть, сперва-то он решил, что кошка, но тут же сообразил: нет, не она.
Ксения.
Сидит и… и сидит. Рядом. Смотрит серьезно так. С упреком, будто он чего плохого сделал. Оно, конечно, может, Олег и хорошего немного натворил, но зачем же вот так-то?
— Она просто лишнее забрала, — сказала Ксения.
А Олег подумал и предложил:
— Замуж за меня выходи.
Он ведь серьезно!
— У тебя же невеста имеется. Две даже, — она произнесла это не зло, с насмешкой, будто бы все-то про него знала, понимала и видела. — Третьей зовешь?
— Единственной, — он попытался привстать. Тело было… будто камнями засыпано. — Я… мне жаль, что так с Линкой получилось. Сам не понимаю, как оно вышло. И вообще… а с Ингой я поговорю. Объясню. И… я не люблю её, а она меня.
— А меня, стало быть, любишь? — глаза у Ксении полупрозрачные, светлые, что вода в ручье. И глядеться в них хочется, а наглядеться сил нет.
— Это не любовь. Это хуже, — честно ответил Олег. — Я просто знаю, что без тебя мне жизни нет.
Правду, между прочим, сказал чистую. И ему поверили.
Вздохнули тихонько.
Коснулись осторожно лба, будто проверяя, не бредит ли он. А он не бредит. Он… он, может, только сейчас понимать начал, чего ради люди живут.
— Хочешь, тут усадьбу выкуплю. И консерваторию построю.
— Зачем? — вот теперь Ксения удивилась.
— Буду тебя туда водить. На концерты. Правда… я не особо умею слушать.
— Это тебе просто еще никто правильно не играл.
— А ты?
— Сыграю, — пообещала она. — Только сперва поговори со своей Ингой, хорошо?