Однажды в Манчинге

Зима Ольга

Взрослые всегда убегают от самых простых вопросов! Джаред покосился на мшистый валун в раздумьях, не запачкает ли платье, если присядет. Еще утром он был сам по себе, и никому до него не было дела. А теперь обнаружился родственник, который решил заявить на него права! Не пойдет он ни в какой Нижний! Ну, может, чуток побудет с этим… Мидиром. А то взрослые временами совсем рассеянные, этот волшебный вдобавок, еще вляпается куда от незнания. Вот, одежду на него напялил, какую не всякая княжна себе позволит. И где только только повстречал такую?

Джаред оглядел свое

платье, сорвал ленту с длинных волос — его цвета, снежно-белого — и насупился.

Рядом опустилась ворона, глянула черным глазом, приблизилась боком, вроде бы просто так, а не за подачкой. Джаред поднял крышку корзинки, понюхал, сглотнул слюну — ел уж и не помнил когда — и потянулся за пирожками. Вдруг магические — значит, поддельные? Нет, оказалось, разве магически вкусные. А начинка такая, как часто делала бабушка, специально для него: капуста с яйцами, щедро сдобренная маслом. Джаред проглотил первый почти не жуя, второй бросил птице. Черные вороны над сожженным домом угнетали, а эта ворона — нет. Птица подхватила гостинец и улетела в лес. Отец бы похвалил…

Тут странное ощущение захлестнуло Джареда: боль свернулась лишь в сердце. Он пошевелил руками и ногами, попрыгал, пощупал ребра, недоверчиво потрогал нос, щеку, висок — ничего не болело. Совсем ничего! Даже перестал тянуть локоть, плохо заживший после давнего перелома, и сколотый зуб ощущался целым. Джаред ощупал языком обе челюсти и нигде не нашел привычных неровностей. Болеть не будет, это хорошо. Но и свистеть не выйдет. Правда, дома свистеть все равно было неприлично, и он свистел всегда в одиночестве…

Джаред повздыхал о непонятном состоянии, пользуясь им как предлогом отвлечься от тягостных мыслей. Он затянул потуже затейливый пояс с золотыми нашивками, за который знакомые ему девчонки отдали бы полжизни, одернул верхний, расшитый тесьмой хангерок, поправил складки на нижней лейне, перевязал завязки плаща, пригладил волосы — и рассмеялся до слез от собственной, въевшейся в душу аккуратности.

Глава 2. Ложная истина

Мидир двигался вперед уже не по зову крови, а по зову мести: если чудом обретенный племянник был прав, у волчьего короля имелись все шансы дознаться истины. По крайней мере понять, зачем и во имя каких идей люди лишили жизни его брата.

Озлобленные селяне вполне могли свести и Джареда в могилу. Каково сейчас самому Джареду, Мидир понимал прекрасно, слишком хорошо помня острое ощущение одиночества, настигшее его, когда он сам остался без родителей.

Чутье развернуло след волчонка и быстро привело его к дому, стоявшему в глубине леса, в таком месте, которое понравилось бы любому благому ши: полянку со всех сторон обступали ели и сосны, мягко пружинила опавшая хвоя, еловые ветки скрадывали звуки леса. В центре поляны бил родник, даря малахитовую, весеннюю свежесть траве, а потому впечатление создавалось совершенно идиллическое.

Правда, совершенство природы портили человеческие руки, вернее, то, что они не делали: вокруг во множестве разбросаны предметы обихода, как будто хозяин вспоминал

о работе, не завершал и бросал на том месте, где захотел или где забыл.

Возле крыльца стоял таз, наполненный водой и протухшим уже бельем, около поленницы лежал покрывшийся ржой топор, сами дрова валялись как попало, а чуть ниже по течению вода переливалась через горку глиняных тарелок с белыми остатками костей.

А у журчащего ключа спиной к Мидиру скрючился мужчина, нервно теребя обрывки бумаги и бормоча что-то неразборчиво. Волчий король бесшумно подобрался ближе.

— Нет-нет-нет, так неправильно! Это не должно было произойти… Мы столько раз говорили, неужели он не мог запомнить? Я повторял ему и повторял, говорил же — не надо смеяться, боги не любят смех, ты сам как бог, не надо, не гневи его, не показывай себя, зачем ты смеешься, вот ты и мертв, Мэрвин! Неправильно, все неверно!

Мужчина закашлялся смехом и опустил бумаги в воду. Мидир вздрогнул — бумага дорого ценилась во всех мирах, особенно та, на которой было что-то написано.

— Это должна была быть твоя книга! — плаксиво всхлипнул мужчина. — Что же делать? Что же мне делать? Никто не знает, где правда… узнают, они узнают, когда Мэрвин станет бессмертным! Да-да, он и есть бессмертный, это ошибка, этот мальчишка ошибся… Прекрасно-прекрасно-прекрасно!

Он захлопал в ладоши, одобряя собственную придумку, еще раз ополоснул в воде листы и принялся водить по ним пальцем.

— Так и запишем, так и запишем: «Он воскрес»! Хи-хи-хи-хи-хи, — он потер руки. — Мэрвин будет жить во всем, он говорил, что все связано. Вот пусть и связывает!

Мидир на мгновение усомнился: неужели это и есть друг его брата? Но тот словно поспешил развеять его сомнения, прошептав:

— Я, Хендрик, напишу так, как должно быть. Так и будет. Нет-нет-нет-нет, не надо меня беспокоить! — человек не обернулся, но словно почуял шаги ши. — Я еще могу его спасти! Искупить свой страшный грех! Самое главное — написать! Они не понимают, не понимают! Люди-и-и! Послушайте меня!

— Чего не понимают люди? — мягко спросил Мидир.

Хендрик задрожал всем телом и обернулся, впился взглядом — словно Джаред, веря и не веря — а затем упал навзничь, распластавшись на старой хвое.

— Я знал! Я знал! Мальчишка пытался меня обмануть, он не достоин, а ты все-таки бог, Мэрвин, все-таки бог! Я знал! Месяц — не так красиво, но мы исправим! Мы все исправим, главное, ты вернулся, ты бог настоящий, бессмертный! Я знал, я знал, что все получится!

— Что должно было получиться?

Новый шаг Мидира — Хендрика затрясло, и он запричитал с новой силой:

— Это я сказал, это я! Ты должен был стать нашим, земным богом. Ты говорил, говорил, что больше не хочешь творить чудеса! Но нет, нельзя быть богом без чудес, и я вынудил тебя! Я убил тебя — и я тебя спас!

Теперь как громом пораженный замер сам Мидир.

— Погоди-ка, человече. Ты сказал, что меня нужно было убить?

— Конечно, — Хендрик заерзал в пыли, — конечно-конечно! Это я! Это все благодаря мне ты навсегда останешься в этом мире!