Однажды в Манчинге

Зима Ольга

Крикливый голос сорвался на последней фразе.

Мидир замер. Поднял голову к кронам сосен и елей. Прислушался к шелесту леса и крикам птиц. Закрыл глаза.

Ветер шумел ветвями, тихонько, недоступно для человеческого слуха ронял отжившие иглы на землю, где они послужат ковром и почвой для новой жизни. Где они переродятся в иное через несколько зим. Где природа совершит свой естественный круг… Все будет как раньше, кроме его брата.

Ветер задул осенним холодом, растрепал волосы ледяными пальцами, забрался за ворот, вытянул тепло. Запах близкой воды, неопрятного жилья, огня, дыма и сумасшествия драл горло. Хотелось уйти от всего этого, забыть, вернуться в то мгновение, где брат был рядом… Вот так и уходят в сон-жизнь, да только

нет у него этой роскоши забвения.

Мэрвин умер потому, что какой-то безумец задумал сделать его настоящим богом. Мэрвин умер потому, что умел, но не хотел колдовать. Мэрвин умер потому, что ему стыдно было оставаться черным волком, жить своей природой и соглашаться с естественным ходом вещей. Мэрвин умер потому, что был и оставался Мэрвином, воплощением порядка в хаотичном мире.

— Откуда ты знал, — Мидир перевел дух и посмотрел на червя в облике человека, распластавшегося у ног. — Как ты мог знать, что я вернусь?

— О, я слышал, я слышал про чудеса иных богов! В народе полно преданий, но они не знали, что ты бессмертный, а мне ты сказал, со мной ты был другом! Но как-то очень по-настоящему умер, — голос вновь скатился до плаксивого. — Я не ожидал, что ты меня бросишь, я перестал помнить об остальном, хотел только сказать тебе, что нужно обязательно воскреснуть! И сказать остальным тоже, а то они не знают, что ты настоящий бог. У тебя много друзей.

— Друзей у Мэрвина много, — медленно произнес Мидир. — Неужели все такие преданные, как и ты?

— Я самый преданный изо всех твоих друзей!

— Напомни-ка их имена.

— Я не помню, — замотал головой Хендрик и взвыл: — Я все забы-ы-ыл! Я ничего не помню, кроме того, что ты должен прийти.

— А зачем вы убили жену? Она всего лишь женщина, пусть сильная духом, но слабая телом.

— Я ничего не говорил про жену! Я говорил только про твое бессмертие! — Хендрик закивал куда-то в пыль. — Их было много, но я был самым первым, Мэрвин, пожалуйста, я умоляю тебя о спасении, о бессмертии, которое было даровано тебе! Подари его мне!

— Это успеется, — Мидир присел на корточки. — Посмотри на меня внимательно, человече.

Хендрик кинулся вперед, присматриваясь изо всех сил. Мидир выпустил когти, придерживая его рвение. Черные, дюймовые — они уперлись в худую, грязную человеческую грудь.

— Не подходи ко мне, Хендрик. Слушай меня внимательно. Я. Не. Мервин. Он не вернется из-за Грани. Ты убил своего друга и его жену.

Очень хотелось полоснуть по худому горлу, по которому туда-сюда ходил кадык. Но Хендрик, кажется, не понимал, что натворил.

— Из-за тебя убили Мэрвина. Из-за тебя убили его жену. Ты не спас его — ты убил того, кто мог стать вашим спасением. Ты убил того единственного, кого я любил.

Хендрик, жадно вглядывающийся в волчьего короля, словно что-то прочитал в его дрогнувшем лице. Человек закричал тоненько и рванулся вперед, напарываясь на когти. Но не умирал. Валялся в ногах, хрипел, булькал кровью, но не умирал.

Мидир полоснул по тощей желтой шее и отбросил труп подальше ручья. Щёлкнул пальцами — и ближайшая ель понятливо шевельнулась в ответ, поднялась из земли, отряхивая корни, прошлась по поляне — и опустилась на тело, скрывая его в мягкой влажной земле.

Жаль было поляну в добром лесу, испоганенную присутствием этого человека, да времени, потерянного впустую.

Что-то творилось в землях людей, что-то, толкающее их на необдуманные и безумные поступки. И он выяснит, что именно.

Насколько бы ни был Хендрик виновен в гибели Мэрвина, охотников за Джаредом послал не он. Только кто-то очень богатый и властный мог организовать большую охоту на одного маленького мальчика. Мидир давно не играл в кости и не верил в совпадения: загонщик должен был представлять, кого он хочет получить. На ум приходил единственный довод, почему живой Джаред так высоко оценивался: за него обещал награду кто-то, кто знает силу полукровки, которая пока тихо

спит. Разбудить ее можно легко, особенно если знать как, затем набросить поводок, и тогда Джаред и правда станет орудием в чужих руках. Не только Мидир мог подтолкнуть Джареда к обращению. Это мог сделать даже сам Джаред. Конечно же, Мэрвин. Странно, что этого не произошло до сих пор. Похоже, мальчик не одну неделю провел в лесу, питаясь чем придется. Конечно, ягод и грибов в конце лета достаточно, но все же на них не пожируешь.

Видимо, подросток держал себя в такой строгости, что просто не мог позволить себе ничего из того, что толкнуло бы его в иной образ, в ипостась зверя. А ведь один заяц — и все могло сложиться иначе, сделай он это в порыве ярости и боли.

Случаи приручения полукровок людьми, конечно же, были редки. В Верхнем мире они старились и умирали как люди, пусть более одаренные, красивые и сильные, но — люди. По большей части Нижний мир не знал о своих потерянных детях, но если связь с Домом у них оставалась, их спасали, если еще можно было спасти. И уж тем более Мидир не мог допустить потери единственного родного племянника, того, кто мог бы занять место Мэрвина в опустевшей душе и пополнить их королевскую семью в Нижнем мире. Уговорить бы уйти!

Мидир мягким размашистым шагом летел обратно по собственному следу, думая уже о том, не совершил ли ошибку. Можно было успеть либо расправиться с тремя охотниками, либо проследить, куда они, не найдя мальчишку, направятся. Но бродить по земле Верхнего в поисках вознаграждения они могли еще долго, место встречи ему известно, а оставлять Джареда без охраны Мидир не желал. Дождей в ближайшее время не собирается, след свежий и чистый — никуда не денутся. Вот отведет он Джареда в укромное местечко и вернется по черные души. А что они черные, Мидир видел взглядом ши. Эти охотники брались за любую работу, самую грязную — потому что за нее платили больше всего, и давно перестали исполнять закон в его самом главном значении…

Потом поразмыслил, насколько пагубно его длительное отсутствие скажется на всем Благом Дворе. Дома опять передерутся, праздник вокруг или не праздник, а младший брат снова учудит такое, что извиняться потом владыке Светлых земель не одно столетие. Две пары, жаждущие получить благословение именно от него, могут передумать и разойтись на время Лугнасада, а тут не избежать осложнений и последствий. К тому же глупые стычки с фоморами способны поставить благих на грань войны с рогатыми жителями моря: подданные Айджиана никогда не отличались долготерпением или снисходительностью к чужим ошибкам. Лучше прочего это показывала последняя масштабная вылазка, которой тоже совсем немного оставалось до звания войны. Дело раздули из-за украденной диадемы, потом выяснилось, что диадема в этот момент была на прелестной головке волчицы из западных, что странным образом разочаровалась в муже и ушла с малознакомым фомором. Мидир, внемля стонам родни, потребовал разбирательства, которое плавно переросло в осаду одного из подводных городов. Стояли недолго, лет десять, пока этим случаем на границе не заинтересовался царь Океании и ее же старый бог. Айджиан не обрадовался происходящему, но и разбираться стал по справедливости. Очарованную приворотом волчицу вернули законному мужу, город в назидание слегка порушили, и все вернулись по домам. Одним словом, ничего нового, скучно, но повторения истории Мидир не хотел.

Неблагие тоже никогда не были спокойными соседями, но тут существовала иная опасность. Нечто необузданное магически часто вырывалось из Темных земель, чтобы разорять и изничтожать Светлые. Не так давно Лорканн заикался про нападение птиц Роука возле самой границы, а этим беспощадным крылатым тварям следовало сразу давать мощный, стремительный, жесткий отпор. Но о каком отпоре может идти речь в отсутствие самого Мидира в его благом, благодатном и благословенном королевстве?

Словом, спокойным Нижний мир не был никогда. А уж после его таинственной пропажи…