Одного поля ягоды

babylonsheep

Лестрейндж и Эйвери были вольны выбирать свой путь после Хогвартса на своё усмотрение: среди прочего, у них была возможность не делать вообще ничего. Для людей их социального положения респектабельная безработица была неотъемлемой частью жизни. У них имелись большие семейные поместья: у поместий были земли, использовавшиеся для разведения магических существ или вывода магических растений, которые затем собирались и отправлялись на продажу и экспорт работниками поместий. Членам семьи не нужно было и пальцем шевелить, чтобы сидеть на своих горах золота.

— Ты так говоришь, будто сидеть по правую руку от Слагхорна три раза в день — это что-то хорошее, — заметил Том. — Поверь мне, если

бы тебе нужно было отсидеть хоть один ужин с ним, когда он пытается впихнуть в тебя последний кусочек ананаса, а затем ещё взять с собой один «на дорожку», ты бы понял, насколько сильно переоценён «Клуб слизней». Слагхорн полезен, но иногда он доставляет больше проблем, чем ценности, — Том взглянул на часы, заметив, что было без десяти два. — А теперь прошу меня извинить, у меня назначена встреча.

Том закрыл книгу и встал на ноги под прощания и пожелания удачи от Трэверса и Розье.

Когда он подошёл к двери кабинета Слагхорна, она была закрыта, означая, что у кого-то перед ним встреча ещё не закончилась. В любом случае, Том пришёл заранее, поэтому был готов подождать в коридоре и подумать об обоснованных способах отказаться от предложений Слагхорна.

«Я не могу быть целителем, сэр, мне до ужаса плохо от вида крови. Травология не для меня, извините. У меня аллергия на компост или любой вид удобрений, который выходит из заднего прохода животных. Боюсь, я не смогу принять позицию практиканта в Отделе административной регистрации. Однажды моя рука застряла в каталоге библиотечных карточек, и теперь у меня ночные кошмары о шкафах хранения документов — помните, как я поджёг шифоньер несколько лет назад? Это потому, что он заставил меня вспомнить ужасные вещи. Иногда я провожу ночи, не сомкнув глаз, профессор…»

Наступило два часа дня, в несколько минут первого дверь кабинета Слагхорна распахнулась и явила бледное лицо Нотта.

Глаза Нотта расширились. Он сделал полшага назад, когда заметил Тома, стоящего у порога.

На долю секунды их глаза встретились, и Том почувствовал смешанные эмоции, которые Нотт попытался подавить: тревогу, ужас, переживание о ком-то, каком-то человеке, которого он чётко ассоциировал с меловой пудрой и зимним морозом, а затем внезапное чувство унижения от того, что он испытывает такое беспокойство…

Нотт отвёл взгляд в пол и проскользнул мимо Тома, пробормотав: «Риддл», — в качестве бессвязного приветствия, пока он уходил, ссутулив плечи.

«Это было любопытно», — подумал Том, наблюдая за уходом Нотта. Он постучал о дверной косяк.

— Профессор Слагхорн, сэр?

— А, Том! Как раз вовремя! — Слагхорн помахал ему и указал на стул напротив своего стола. — Садись, садись.

Как и кабинет Дамблдора, кабинет Слагхорна был склонен к хламу вместо аскетизма. И в то время как у Дамблдора он был забит магическими приборами собственного изобретения и зачарованными безделушками, коллекция Слагхорна состояла из реликвий, которые ему передавали годами его бывшие ученики и протеже: миниатюры игроков в квиддич, крутившиеся на оживших мётлах, маленькие статуи из китового уса и талькового камня в виде тюленей и египетских кошек, полинезийские маски тики и восточная лакированная шкатулка, в которой, судя по всему, хранились кисточки и тонкие палочки высушенных чернил. За профессорским столом расположилась полка, которая была гордостью этого места, — настоящая коллекция Слагхорна: ряды и ряды рамок с фотографиями его любимых учеников. Некоторые из них были с автографами, и на большинстве из них были юноши и девушки, машущие и улыбающиеся камере.

Том сел, поправляя ткань своей мантии, которую он впервые купил за собственные деньги, а не из мешочка галлеонов, переданных Фондом помощи Хогвартса.

(За

лето он заменил все свои старые вещи новыми. Он уже давно выбросил изношенные серые пижамы, которые привёз с собой из приюта Вула, и одежду, купленную Грейнджерами летом после третьего курса, из которой вырос. После получения значка почтой он решил, что как староста должен показать себя с наилучшей стороны, чего он не мог сделать с задранными манжетами и высоко болтающимися краями брюк.)

— Ты уже начал думать о своей будущей профессии, Том? — спросил Слагхорн, перебирая пергамент на столе. — Я считаю, что из тебя бы получился отличный Мастер зельеварения, я не припоминаю, чтобы у тебя было что-то кроме «превосходно» за все твои годы здесь. Лучшие отметки за эссе, идеальные зелья каждый раз, я никогда не встречал подобного! — он добавил заговорщицким полушёпотом. — В прошлом году я отправил твои Бодроперцовые зелья в больничное крыло вместе со своей партией, и никто не заметил подлога, хо-хо!

«И это было совсем не безответственно», — подумал Том.

— Я всегда рад помочь, когда могу, сэр. Хогвартс — мой второй дом.

— Помочь, а? — Слагхорн погладил свои усы. — С твоими текущими отметками ты мог бы взять зельеварение уровня Ж.А.Б.А. в следующем году. В больнице Святого Мунго всегда требуются хорошие зельевары и помощники аптекарей — они бы могли взять тебя в подмастерья, если у тебя будет рекомендация-другая. Тебе надо только попросить, мой мальчик.

— Я подумаю над этим, — вежливо ответил Том. Было предсказуемо, что Слагхорн постарается заманить его в отрасль, предпочитаемую профессором. Это могло бы даже сработать на учениках, кто был скорее бесцелен, чем амбициозен в своих устремлениях. — Но что насчёт моих других предметов? Я в них так же успешен, как в Вашем, — не сказать, что мне не нравится зельеварение, нравится, — но мне говорили, что мне хорошо удаются и мои основные предметы, и факультативы.

Слагхорн немного сник, его усы повисли, как у удручённого терьера:

— Ну, Альбус всегда присматривал за тобой, спрашивая о твоих успехах и прочем. Если тебе нравится трансфигурация или тебя интересует алхимия, полагаю, можно что-то организовать…

Разумеется, Том не мог сказать профессору Слагхорну в лицо, что ни одна из опций его не привлекала. И уж тем более он не мог сказать: «Это трата времени, у меня есть дела поважнее», — и выйти из кабинета. У него уже была работа. Это была не обычная работа в конторе с видимостью правил, не бюро с адресом для совиной почты и без банковского перевода в хранилище «Гринготтса», который приходил в один и тот же день каждый месяц. Но она хорошо оплачивалась, и всё, что ему надо делать, — отправлять хотя бы одну статью в месяц, чтобы считаться постоянным автором. Одна статья, и потом он мог проводить оставшийся месяц за любым видом магии, которую он хотел изучать.

Во время каникул он начал сокращать объём полезной части в статьях и добавлять в них «воды», отвечая на вопросы, которые читатели присылали ему на почту. Его ответы составляли полезные советы по ведению быта, например, как оттереть нагар с духовки, как обновить чары освещения на рождественской гирлянде или как наслаивать чары Ипервиуса с заклинанием подогрева на «веллингтоны»{?}[Известная фирма резиновых сапог], чтобы одно заклятье не отменило второе.

(Никого, ни читателей, ни работников редакции, казалось, не волновало, что он отвечал простыми отписками. Собственно, это только укрепило его образ заботливого и сочувствующего настолько, что «Вестник ведьмы» создал официальную колонку «Советы мистера Бертрама», чей заголовок сопровождался картинкой волшебной палочки, наложенной на скрещенные лопатку и щётку для мытья посуды.)