Одного поля ягоды
Шрифт:
— Мы договорились, — напомнила ему Гермиона. — Пожалуйста?
Том очень редко сталкивался с доказательствами собственного невежества. В классе он знал бoльшую часть материала за месяцы или даже годы до того, как они начнут его проходить. Это было нетрудно, потому что «Флориш и Блоттс» держали списки учебников с первого по седьмой год прямо на прилавке, на случай, если ученики забудут свои списки дома, когда придут в Косой переулок за школьными принадлежностями. Когда он узнавал что-то, о чём не знает, обычно это была маленькая неважная деталь, которой не было в учебнике, например, что Тентакулы
Эта конкретная ситуация напомнила ему первый год, когда он встретился со своим первым занятием полётов на мётлах. Оно показало ему, что учебники могут научить его лишь ограниченно. Он не мог быть беспрекословным экспертом каждого предмета с первого дня. И что были некоторые вещи, которыми нельзя научиться по учебнику — по крайней мере, не так хорошо и не так глубоко, как лично.
Человеком, который его сейчас учил, была Гермиона Грейнджер.
Почему её знания не могут стать и его знаниями тоже? Не было ни одной причины для обратного. Гермиона всегда делилась информацией без возмущения, ведь когда они были младше, все книги, которые он хранил в своём шкафу в приюте Вула, были книгами, когда-то принадлежавшими ей. И она не возмущала его, по крайней мере, после первого года, когда, увидев её имя на форзацах, он почувствовал горечь, но быстро смирился с этим после того, как она инициировала их дружеское соглашение.
Он больше не завидовал ей. Теперь у него не было причин ей отказывать.
Он взял её руки и какой-то отстраненной частью разума отметил, насколько они меньше его собственных, и как каждый раз, когда видел её, на её пальцах было новое чернильное пятно. Он вспомнил, как в первый раз её рука потянулась к его — и тогда ему захотелось её ударить. Он не мог вспомнить, почему. Когда он увидел её, когда она была достаточно близко, чтобы дотронуться до неё, он понял, что ничто в ней не отталкивает его — наоборот, притягивает всё ближе и ближе, и его взгляд задержался на нежно-голубом рисунке вен, сбегающих с её мягкой ладони вниз по запястью и в рукав.
— Восемь за один, — сказал Том, отводя взгляд. — Соглашение идёт в обе стороны.
Она крепко сжала руки:
— Просто исполни свою часть, а я сделаю свою. Смотри, — она кивнула на свои ступни, — и повторяй за мной.
Она сделала шаг вперёд и в сторону, Том повторил. Потом — шаг назад, ещё один шаг в сторону в противоположном направлении, затем вперёд.
— Просто думай, что это узорчатая ходьба в форме зигзага внутри прямоугольника, повторяющаяся снова и снова, — объясняла Гермиона. — Задача не уйти куда-то, а остаться на том же месте, когда закончится музыка.
— Не понимаю, почему кто-то этим вообще озадачивается, — заметил Том.
— Социализация, полагаю, — сказала Гермиона. — Это был единственный способ для молодых юношей и девушек в прошлом пообщаться наедине. В те времена люди заботились о присмотре, почти до чрезмерной степени.
— Хм, — сказал Том, который понял шаги и теперь пытался идти в обратном направлении, чтобы он мог вести вместо Гермионы. — О чём, ты думаешь, они разговаривали, для чего им нужно было уединяться?
Гермиона фыркнула:
— Неверное, спрашивали, могут ли они обращаться друг другу их именами при крещении, а не
— О, — сказал Том, улыбка приподнимала уголки его губ, — не думаю, что мне стоит этого произносить. В конце концов, за нами никто не присматривает.
— Ну, не уверена, что я всё ещё хочу знать, — сказала Гермиона, путаясь в шагах. Она весьма нерешительно посмотрела на него, сдвинув брови от концентрации. — Когда ты говоришь таинственные вещи и намеренно ведёшь себя так туманно, это всегда плохой знак.
Том крепче сжал руку Гермионы. Он наклонился ниже и сказал:
— Для всех, кроме тебя, Гермиона.
В следующую секунду загремела и повернулась ручка двери. Дверь распахнулась настежь, впуская членов клуба по домашней работе, смеющихся и болтающих между собой. Эйвери сгибался под тяжестью учебников, Розье — под стопкой цветных журналов. Лестрейндж хрустел яблоком, а Мальсибер расправлялся с большим куском миндального тарта, завёрнутого в матерчатую салфетку.
Зайдя в класс, их смех прекратился.
Гермиона высвободила руки и отступила от Тома, её щёки начали краснеть от немого стыда.
— Значит, сегодня мы отрабатываем шаги? — спросил Блэк, его вопрос эхом отражался в неожиданной и неуютной тишине. — Я никогда не видел чего-то подобного на дуэльной платформе.
— Они не занимались дуэлью, идиот, — кто-то прошипел сзади. Это было похоже на Нотта.
— Да, я знаю, — ответил Блэк через плечо, — но кто-то же должен был что-то сказать. На Риддле его убивающее лицо.
— Так уж сложилось, это моё обычное лицо, — встал Том, излучая обаяние через безмятежную улыбку на лице, что явно противоречило напряжённой атмосфере в комнате. Его взгляд обежал весь кабинет, на секунду-другую задержавшись на каждом члене клуба. Нотт сразу же отвернулся, его тощая фигура скрылась за более крупным Эйвери.
— Э-э, — сказал Блэк. — Никакой разницы?
Он мог почувствовать их дискомфорт: ему казалось, что волосы на его руках и затылке слегка подрагивают. Сконцентрировавшись ещё больше, заходя ещё глубже, он почувствовал в них смесь смущения, нервного сожаления, а затем, на одно короткое мгновение, вспышку любопытства, переплетённую с гнусной благодарностью.
— Если вам есть ещё что сказать, — продолжил он, указывая на дверь раскрытой рукой. Она захлопнулась без необходимости использования палочки или произнесения заклинания. — У вас есть моё разрешение. Мне важно ваше мнение как членов этой группы.
Он сделал паузу, но, не считая переминающихся ног, звуков жевания и шороха бумаги, никто даже не пискнул.
— Нет? — сказал Том. — Что ж, очень хорошо. Темой сегодняшнего собрания будет призыв и изгнание неодушевлённых предметов. Грейнджер поможет мне с демонстрацией.
Последующее занятие было самым продуктивным за весь год. Никто не отпрашивался в туалет или сходить за чем-то в спальню — пятиминутное дело, которое некоторые члены раньше растягивали на полчаса. Никаких пожаров, ничего не взорвалось, и к концу урока даже четверокурсники могли надёжно призывать и изгонять исправную тряпку для мела.