Одного поля ягоды
Шрифт:
— Иногда я не знаю, почему ты жалуешься, — сказала она. — Тебе на них тоже плевать — но тебе нравится идея быть наследником семейного поместья. У тебя с ними больше общего, чем ты осознаёшь.
— Если они тебе так дороги, почему бы тебе не остаться с ними и заниматься ими вместо меня? — спросил Том, приподнимая корону там, где она придавила его волосы ему на глаза.
Смех Гермионы нервно стих:
— Твоя бабушка предложила. Кажется, она под впечатлением, что я собираюсь остаться здесь навсегда.
Выражение лица Тома приняло насмешливое выражение:
— А ты не собираешься? У тебя есть
— Я не думаю, что она подразумевала случайный визит на выходные, — сказала Гермиона, покачав головой. Она закусила губу и продолжила: — Миссис Риддл, кажется, считает, что я собираюсь переехать и… И…
— И?
— И подарить ей правнуков, — выпалила Гермиона, отвернувшись от него, её щёки горели ярким и лихорадочным красным.
Том мог лишь таращиться:
— Пра… Внуков?
— Ну, знаешь — дети…
— Да, — быстро сказал Том, чтобы она не успела развить мысль дальше. — Я знаю, что это такое. Я просто не могу постичь, зачем они ей нужны.
Гермиона сжала губы:
— Я думаю… Я думаю, твоя бабушка жалеет, что не нашла тебя, когда ты был младше. И судя по тому, как ты обращался с ней и со всеми остальными здесь, — да, Том, это заметно, — она знает, что ты не считаешь её и мистера Риддла семьёй, не по-настоящему. А ей этого всегда хотелось: любящую семью, настоящую семью, которая отмечает все большие события: дни рождения, Рождество, Пасху, Ночь фейерверков — как положено. Такую, которая хорошо смотрится на фотокарточках и не распадается, когда фотоаппарат откладывают в сторону.
— И как это изменит ребёнок?
Ограниченные знания Тома о маленьких детях происходили из сиротского приюта. По его воспоминаниям, его первым опытом обиды стало, что он увидел, как младенцам давали выделенное количество свежего молока, в то время как ему и другим детям приходилось довольствоваться безвкусным порошком, искусственно обогащённым витаминами, который при смешивании с водой собирался на дне чашки в виде серого осадка. (Позже он узнал, что это была костная мука, полученная из туш забитого скота.)
От младенцев исходил отвратительный смрад, они лежали в своих колыбелях и плакали днями напролёт. Это подтвердило для Тома, насколько бесполезными они были, и почему их матери не хотели их. Пятилетний Том не считал, что его мать отказалась от него. Она умерла, и это была гораздо более достойная судьба, чем оставить его в корзине на крыльце. В то время он надеялся, что его отец — великий и важный человек — найдёт его и приведёт его в дом, который он заслуживал.
В голове Тома любящие семьи и младенцы были двумя разными понятиями, и они не пересекались.
— Это, ну, знаешь, последствие! — сказала Гермиона, которой обычно было много что сказать обо всём, но в этот момент ей как будто стало сложно подбирать слова. — Того, что ты и я сделаем… С-создадим для неё семью, вот и всё!
— О, и всё? — подталкивал Том, пытаясь удержать концы своего расползающегося терпения.
— А ещё она хочет, чтобы я вышла за тебя замуж и навсегда тут поселилась! — вырвалось из Гермионы.
— Как нелепо, —
— Я ей так и сказала!
— Будто бы я стал жить в крошечной фермерской деревушке до конца своей жизни, — продолжил Том. — Приятно иметь собственное поместье, но я бы всё равно хотел сохранить квартиру или таунхаус в Косом переулке для будней: это сэкономит часы и часы ожидания сов с правками от редактора.
Гермиона глазела на него, её волосы торчали из-под шпилек, как взбешённый дикобраз:
— Ты слышал, что я сказала?
— Разумеется.
— Но, — глубоко нахмурилась Гермиона, — я думала, тебя не волнует брак.
— Не волнует, — сказал Том. — Но после Хогвартса мы больше не будем жить в одном замке. Если у тебя есть другой способ жить в одном доме — видеться через день — без контрпродуктивного ущерба нашей репутации как лучших учеников Хогвартса в этом столетии, то всенепременно предложи альтернативу.
Гермиона лишилась дара речи после этого, выплюнув:
— Что? Это то, что я думаю…
— Это разумно. Уж не говоря о том, что удобно!
— Это наименее романтичная вещь, которую я когда-либо слышала — а я перечитывала речь Дарси{?}[“Вся моя борьба была тщетной! Ничего не выходит. Я не в силах справиться со своим чувством. Знайте же, что я вами бесконечно очарован и что я вас люблю!” (из “Гордость и предубеждение” Дж. Остин) К ней вольный перевод автора фика: “У меня к Вам сильные чувства, которых я не хочу. Я попытался оттолкнуть их, но не смог от них избавиться, поэтому я застрял с ними и говорю об этом Вам сейчас. Полюбите меня в ответ, пожалуйста??? П.С. Это так же значит, что Вам придётся и выйти за меня замуж”] дюжину раз!
Пока Том собирался произнести первые слова своего опровержения, вошла миссис Риддл с фотокамерой и свежим рулоном плёнки. Она заставила их позировать для новых фотографий, в рождественских сценах с Гермионой, вешающей войлочные чулки — всё ещё не находя слов, — и Томом в бумажной короне, а миссис Риддл жестами предлагала им встать всё ближе и ближе друг к другу и улыбнуться.
Вблизи Том заметил, что улыбка Гермионы была такой же вымученной, как и у него, но лишь вполовину такой же убедительной.
Лишь после импровизированной портретной фотосессии с миссис Риддл и её фотоаппаратом последствия того, что он сказал Гермионе, начали проясняться.
«Я думала, тебя не волнует брак».
Не волновал.
Это не было чем-то, что пересекало его разум, даже когда мальчики его года начали переживать о том, кого родители расценивали в их будущие жёны. Отец Квентина Трэверса ставил политическое влияние выше других критериев, как деньги или Священная фамилия. Родители Лестрейнджа заботились о том, чтобы сохранить чистокровный статус, но предпочитали девочку с семейной историей произведения множества здоровых детей. Орион Блэк был наследником своей фамилии, и с таким множеством кузин схожего возраста его родители подумывали о том, чтобы укрепить семейное состояние вместо того, чтобы растрачивать его на приданое: за последние десятилетия Блэки потеряли ряд примечательных семейных реликвий после брака достопочтенной миссис Харфанг Лонгботтом и миссис Каспар Крауч, которые обе были девочками, рождёнными в семье Блэков.