Одного поля ягоды
Шрифт:
Без групп студентов, мантий и галстуков, летающих повсюду, торопящихся дойти до урока без потери очков или наказания, коридоры казались зловеще тихими. Факелы в бра потускнели вместо своего обычного весёлого жёлтого пламени, портреты дремали в рамах, временами бормоча пару слов во сне. Гермиона задержала дыхание, проходя мимо нескольких доспехов, перебегая от тени до тени между мерцающих кругов света факелов. Вниз на лестничный пролёт, пауза на площадке в ожидании соединения двух лестниц, приводящих её от входа в башню Рейвенкло вниз на несколько этажей к крылу библиотеки.
Она открыла дверь в туалет
— Я рулевой, поэтому я должен заведовать ковром, — сказал Том, потягиваясь к чему-то в руках Нотта. — А у тебя уже и так заняты руки.
Нотт отстранился, прошипев:
— Это принадлежит моей семье. Исключено, что я отдам его!
— Я верну его, верь мне, — сказал Том.
— Не в этом ли дело? — фыркнул Нотт. — Я тебе не верю.
— Ты разве не доверяешь, что я позабочусь о нём? — спросил Том. — Это ценный магический артефакт, конечно, я сохраню его в хорошем состоянии. Ты видел мою зачарованную коробку для еды — она была у меня со второго курса и всё ещё работает как новенькая.
— Ты заботишься только о вещах, принадлежащих тебе, — сказал Нотт. — Не представляю, что ты потратишь и одного бронзового кната на новый «Чистомёт» Лестрейнджа, неважно, насколько он первоклассный.
— Это нечестное су… — остановился Том и поднял взгляд на дверь. — Гермиона? Это ты?
Дезиллюминационное заклинание сошло с тела Гермионы взмахом её палочки. Она пересекла ванную, осторожно подбирая свой путь в темноте, не рискуя зажечь свою палочку на случай, если её видно из коридора снаружи. За годы проживания в Хогвартсе она знала, что общие пространства замка, которым не хватало ковров и каминов жилых помещений, всегда продувались сквозняком. Двери каждого класса были огромными потёртыми конструкциями, скреплёнными тяжёлыми железными решётками, древнее дерево с годами сморщилось в их рамах, а не прилегало вплотную к стене.
(На зельеварении они с Томом научились избегать ближайшей к двери рабочей станции. Постоянные сквозняки из коридора мешали котлу равномерно нагреваться, что означало, что им надо было отклоняться от инструкций учебника для компенсации, требуя больше помешиваний или лишнюю минуту кипячения. Она ненавидела это так же, как это веселило Тома, считавшего инструкции учебника «опциональными»).
— Вы рано, — заметила Гермиона. — У вас были проблемы с соседями по спальне?
— Я сказал им, что ухожу. Они не спросили, почему, — ответил Том. Он посмотрел на раковины. — Готова?
— Нет, — сказала Гермиона. — Но сегодня пятница, и у нас нет уроков до понедельника, поэтому не будет лучшей возможности, чем сегодня, увидеть, что там внизу, — перед тем как продолжить, она заколебалась на мгновение. — И уже пора бы тебе отменить присягу. Это коллективный труд, и мне не нравится идея, что кто-то здесь находится под принуждением, не когда мы можем рисковать своими жизнями.
— Если всё пройдёт хорошо, я откажусь от присяги, — с неохотой сказал Том. — Полагаю, ты права, Гермиона. Если ты возле меня, то ты выбрала это. А если нет… — он встретился
— Как будто у настоящего труса хватило бы наглости признать это, — пробормотал Нотт. — Ну, тогда давай, Риддл. Мы все умираем от предвкушения.
Когда колокола на часовой башне начали отбивать полночь, Том наклонился к сломанному крану и произнёс пароль. Тихий скрежет камня, движущегося по камню, затих с последним раскатом, а затем, как и в то утро в конце июня, перед ними открылась дыра в середине дренажных решёток. В темноте это была чёрная пустота посреди пола, бездонный колодец, в который можно было упасть и продолжать бесконечно падать. Гермиона сглотнула, крепче сжав пальцами палочку. Она не думала, что она могла выглядеть хуже, чем это было днём, покрытая по бокам слизью толстых зелёных нитей водорослей.
Они подняли ввысь ковёр, в последнюю минуту поправив свои вещи — Гермиона убедилась, что её зелья не подвинутся в сумке, а Нотт наложил Амортизирующие чары на банку, в которой находилась его Рука славы. Прижавшись друг к другу как можно плотнее, они всё равно еле-еле протиснулись в вертикальный тоннель. Гермиона, зажёгши свет на своей палочке и подняв её над собой, увидела, что его диаметр был едва ли шире краёв ковра, и Том взял на себя труд управления так, чтобы кисточки не тёрлись о влажные зелёные стены.
«Не больше четырёх с половиной футов в ширину», — прикинула она. Если монстр был драконом или Цербером, и если Салазар Слизерин рассчитывал, что он сможет выйти из Комнаты, то он должен быть очень маленьким.
Ковёр плыл вниз, вниз, вниз во мрак.
Чем дальше они опускались, тем ниже казалась температура, пока они не начали видеть облака пара вокруг своих ртов и носов. Воздух становился влажным и обретал странный глиняный запах, аромат чего-то органического и разлагающегося, и под ним был слабый запах чего-то ещё, кислый и жгучий, напоминая Гермионе банку глаз угрей, которая испортилась из-за какого-то беспечного студента, который использовал её и поставил обратно в шкаф с ингредиентами, не закрыв должным образом крышку. Гнилая рыба, разлагающаяся в испорченном бульоне, вот какой это был запах, и Гермиона гадала, стоит ли вызвать заклинание пузыря головного пузыря. Ей всё ещё нужна была её палочка для света или самозащиты…
Без предупреждения дно ковра шлёпнулось о твёрдую поверхность, и Гермиона почувствовала, а не услышала «хрусть» под своими согнутыми ногами. Держась лишь одной рукой за ковёр — второй она держала свою палочку поднятой, — она потеряла равновесие, выпав вперёд.
Пара рук сжалась вокруг неё сзади, и твёрдое тепло груди Тома прижалось к её спине.
— Кажется, мы достигли дна, — выдохнул Том, доставая свою палочку и оттолкнувшись, чтобы встать. Он пробормотал Люмос, и кончик его палочки засиял ярким белым, сначала ослепив их, затем дав Гермионе мельком увидеть чёрную шахту, поднимающуюся вверх, вверх, вверх над их головами, и ещё один чёрный тоннель перед ними, конца которому не было видно. Том приглушил свою палочку от белого до дьявольского красного, прежде чем остановиться на цвете где-то посередине, тускло-розовом, который излучал освещение, но всё же позволял им видеть в темноте.