Одного поля ягоды

babylonsheep

Он прошёл вперёд с сияющим кончиком палочки, и Гермиона поспешила за ним, из-за плеча взглянув на Нотта.

— Если это существо магического происхождения, как дракон, то Диффиндо не поможет, — сказала она. — Устойчивость к заклинаниям. Тебе нужен подходящий нож или гоблинское серебро, если ты хочешь чёткий образец, не испортив всё остальное.

— Да, спасибо, профессор Грейнджер, — проворчал Нотт, откладывая кожу после последнего несчастного взгляда на неё.

Том уже был на приличном расстоянии, его свет подёргивался в метрах впереди. Когда они догнали его, он стоял перед стеной — нет, дверью — с вырезанными змеями,

переплетёнными друг с другом. Двустворчатая дверь, две секции разъезжались перед их глазами. Просвет посередине становился шире и шире, пока не осталось ни стены, ни двери, только вход в длинную комнату из серого камня, густо покрытого лишайником. Два длинных канала обрамляли каждую сторону — Гермиона увидела, что это были пруды стоячей воды, чёрной, мутной и мрачной, и она щекотала нос ароматом гниющих водорослей. Из воды рос ряд каменных колонн, которые обвивали змеи, чьи изумрудные глаза и отполированные клыки мерцали в свете их палочек.

Но их внимание привлекла центральная часть зала. Мужчина в дальнем конце, с внушительным ростом в сорок футов{?}[~12м], чья поза и осанка напоминали бога-покровителя в его храме поклонения.

Салазар Слизерин.

Или его изображение, по крайней мере.

Статуя выглядела как картинка, которую Нотт показал им летом: суровый, бородатый волшебник с устрашающим выражением лица и в изысканных одеждах, но даже без чар движения картинки потемневшее от мха каменное лицо всё равно невероятно нервировало.

«Почти всё такого размера нервировало бы», — подумала она.

— Она пустая, — сказал Том, уставившись с открытым ртом, его голос повышался в растущем недоверии. — Здесь ничего нет!

— Тут Салазар Слизерин, вон там, — сказал Нотт. — Значит, насчёт присяги…

— Нет! — закричал Том, и его голос глухо разнёсся по всей длине пустой комнаты. — Мы не могли проделать весь этот путь зря!

— Кожа, — сказала Гермиона, делая шаг вперёд и осторожно положив руку на плечо Тома. — У нас ещё есть та…

— Чудовище Слизерина, — закричал Том, не обращая на неё внимания, — покажи себя!

Ничего не произошло.

Нотт почесал нос, неловко переминаясь. Он изучил свои манжеты и отряхнул несколько крошек засохшей грязи:

— Риддл, если ты не возражаешь…

— Поиграй музыку, — приказал Том. — Мы не попробовали всё. Ты принёс свою арфу, я видел, как ты клал её в сумку перед тем, как мы покинули спальню.

Нотт нахмурился:

— А что это даст?

— Если есть зверь, — сказал Том, — то должен быть способ разбудить его.

— Да, но почему мы хотим его разбудить? — с опаской ввернула Гермиона.

— Так он не принесёт нам никакой пользы, — сказал Том. — И мы не можем просто оставить его в спячке навсегда.

— Не можем? — спросил Нотт. — Я точно бы не возражал, он был в ней уже тысячу лет.

— Не можем, — твёрдо сказал Том. — Ты будешь делать, что я скажу, Нотт, или присяга останется как есть. Мы пришли сюда ради Тайной комнаты. В Тайной комнате содержится легендарный зверь. Я не признaю, что она настоящая, пока не увижу признак существования зверя.

— Кожа…

— Просто совпадение, — сказал Том. — Всё, что угодно, могло заползти из озера за последнее тысячелетие. Мне нужно неопровержимое доказательство.

И по настоянию Тома к растущему списку унижений Нотта была добавлена ещё одна запись.

Нотт, тихо ворча под нос и бросая многозначительные

взгляды на Гермиону каждый раз, когда Том поворачивался спиной, поставил свою Руку славы на пол комнаты и порылся в своей сумке в поисках арфы в футляре из полированной кожи с тиснением кельтского узла. Она не была высокой арфой концертного размера, которую Гермиона видела в оркестрах лондонских театров, но размером, который можно было удержать в руке, и, если музыканту захочется, её можно было держать и носить вокруг одновременно — однако это было бы очень неловко, если только у него не было бы хорошего равновесия.

Гермиона лишь слышала от Тома, что Нотт умеет играть на музыкальном инструменте, и никогда не слышала, чтобы Нотт это сам подтвердил, потому что они с Ноттом всегда сохраняли практичные отношения, и никто из них не обсуждал темы, не связанные с достижением их целей. Было странно и довольно неожиданно увидеть, как это подтвердилось сейчас, в Тайной комнате, — как бы горячо этого ни отрицал Том, Гермиона верила, что это была именно она, — и ещё более неожиданно видеть, что Нотт был в этом хорош.

Она не была экспертом в искусстве (уроки музыки в начальной школе всё ещё оставались болезненным воспоминанием для её стандартов перфекционизма), но Гермиона была экспертом в учёбе и тренировках, и она могла сказать, что мастерство Нотта было результатом времени и усилий. Всё ещё ворча о Томе, Нотт перебирал струны, слушая, как звучит одна нота, потом другая, затягивая рычаг, время от времени наклоняя голову и закрывая глаза. Том ждал, нетерпеливо постукивая ногами или расхаживая кругами, пока Нотт вытащил из футляра для арфы небольшой свисток, чтобы проверить ноты.

— Как долго это займёт? — спросил Том.

— Нельзя торопить искусство, — ответил Нотт. — И акустика в этом месте отвратительная. Потолок слишком высокий, и вода даёт отражение…

Когда он наконец начал играть, Том остановился и посмотрел на статую Слизерина, сузив глаза.

— Сонорус, — призвал он, и музыка удвоила, а затем утроила громкость. Гермиона стояла перед Ноттом и могла почувствовать ощутимую рябь, когда звук проходил через её тело.

Слушая, как он играет и играет очень хорошо, Гермиона стала размышлять, почему Нотт никогда не проявлял интереса во вступлении в музыкальный клуб Хогвартса. В Хогвартсе было немного внеклассных занятий для студентов, и из них плюй-камни, квиддич, волшебные шахматы, музыка и дуэли не представляли для неё личной привлекательности, но Гермиона признавала, что это был способ завести друзей для тех, кто хотел, и выучить что-то, чему не учили на уроках. Нотт мог не жаждать дружбы со «шпаной», но по крайней мере он мог бы найти место, где сможет продемонстрировать свои способности. (Гермиона, естественно, не одобряла это во имя хорошего вкуса, но было гораздо менее стыдно хвастаться заработанными навыками, чем хвастаться унаследованными качествами).

Когда Нотт закончил играть, Том повернулся к статуе Слизерина с потемневшими от предвкушения глазами.

— Это сработало? — спросил Нотт.

— Ш-ш-ш!

Минуту или две Том стоял, внимательно прислушиваясь, прикрыв глаза. Почему именно, Гермиона не знала: она слышала только равномерный «плинк» воды, падающей на камень, шарканье ног Нотта по грязному полу, шелест мантии и вздох собственного дыхания.

— Вы слышали это? — внезапно спросил Том, неотрывно глядя на лицо статуи.