Одного поля ягоды
Шрифт:
Огромный паук шести футов{?}[чуть меньше 2м] в ширину от когтистых волосатых лап от одной стороны до другой пробил дыру в щите и приземлился на повёрнутую к нему спину Гриндевальда. Он вонзил зловещие чёрные клыки в основание шеи мужчины, прорывая когтями изодранные остатки серебристого облачения Гриндевальда. Тёмный Лорд слабо ахнул, у него подкосились колени, и он осел прямо на разбитую брусчатку.
Спотыкаясь, Дамблдор поспешил к нему, поймав Гриндевальда под руки. Он уронил чёрную палочку и голыми руками выдрал крючковатые когти из спины Гриндевальда. Серебряная мантия расцвела кляксами свежей крови.
—
Проскулив, паук вытащил клыки из шеи Гриндевальда, разбрызгивая ещё больше крови по Дамблдору, и поспешил к Тому. Том указал на него палочкой и трансфигурировал в плоский металлический диск, который засунул к себе в карман.
Том вразвалочку подошёл к Дамблдору, укачивающему тело Гриндевальда на своих руках. Его испещрённые кровавыми полосами руки нежно убрали жёлтые волосы Гриндевальда с его влажного лба.
— Альбус, — прошептал Гриндевальд, устремив мутный взгляд вдаль, — на меня опускаются сумерки. Одинокая извилистая дорога в сумерках — помнишь, как мы спорили над каждым словом этой истории?
— Палочка! — спешно сказал Дамблдор. — Геллерт, у меня есть палочка!
— Она всего лишь одна из трёх, и уже слишком поздно, — вздохнул Гриндевальд с затихающим голосом. — Не скорби вечность, Альбус. Это твоя самая отвратительная привычка. Я всего лишь отправляюсь навстречу приключению…
— Фоукс! — прокричал Дамблдор. — Фоукс, ко мне!
Весёлого ответа золотисто-красного пламени феникса не последовало. Плечи Дамблдора поникли.
— Хм, — пробормотал Розье. — Старина Гринди сам связал себе петлю. Я бы ни за что не догадался. Если бы я знал, то устроил бы своему букмекеру худший день в его жизни.
— Какую петлю? — спросил Эйвери. — Гриндевальда съел паук.
— «Ни плоть, ни птица, ни одомашненный зверь»{?}[гл. 58], — сказал Нотт. — Феникс Дамблдора не может аппарировать сюда из-за чар оберега. Зачаровывание продержится столько же, сколько его заклинатель… Аргх, таков был план — «Exeunt Stage», за дело! — Нотт потряс Гермиону за плечо. — Хватит глазеть, пошли! Сейчас наша лучшая возможность отсюда выбраться. Наложи на авроров заклинание невесомости и побежали по дороге.
— А как же Том? — спросила Гермиона. — Мы не можем его просто оставить!
— Ну, я не стану вызываться, чтобы влезть и перебить его, — сказал Нотт. — Слишком опасно. Он затянул монолог!
— Вызывайся сама, если хочешь, — сказал Трэверс. — Но можешь сначала опустить платформу, чтобы мы с неё слезли? Ах да, и подвинь её поближе к краю ямы, чтобы нам не пришлось идти сквозь инферналов. Теперь они обычные тела: они перестали двигаться и стонать. Но наступить на одного из них… Лучше этого избежать.
Гермиона указала своей палочкой на бетонную платформу и начала сгибать стальные поддерживающие сваи в сторону, удерживая поверхность как можно более ровной:
— Держитесь, если не хотите упасть.
— А можно побыстрее, пожалуйста? — сказал Нотт. Он воткнул собственную палочку в пол и расширил край платформы так, чтобы зацепиться за землистый край ямы, заполненной изуродованными телами. Разрозненные, оторванные части тела лежали безжизненными, скользкими кучами,
Как только платформа опустилась достаточно устойчиво, чтобы выдержать их вес, Гермиона с мальчиками поспешили на другую сторону так, что у плеч оставшихся без сознания авроров болтались руки и хлопали красные плащи. Хоть авроров и заколдовали на лишение их какого бы то ни было веса, они всё равно были большими и неповоротливыми, а потому требовалось обе руки, чтобы удерживать их на месте. Гермиона не несла с собой аврора, и её руки оставались свободными, чтобы вытащить палочку, поэтому она вела, перепрыгивая через могильные камни, и горящие ветки, и обугленные тела с накрахмаленными воротниками и нарядными костюмами. Её разум, которому всегда удавалось найти медитативное спокойствие в арифметике, старался не слишком много думать о том, как много поездов останавливалось на Кингс-Кроссе, и сколько пассажиров вёз каждый из них. Ранее в этом году один из поездов сошёл с рельсов на платформе номер пять на Кингс-Кроссе и убил двух пассажиров. Конечно, газеты назвали это «катастрофой». Два пассажира первого класса погибло. Как железнодорожная компания могла быть столь халатной в обеспечении безопасности клиентов, которые заплатили больше всего? Но эта катастрофа была во много крат хуже.{?}[(прим. автора) Сход поезда с рельсов, февраль 1945 года: «Поезд сошёл с рельсов и перевернулся на бок, ударившись о стальную опору главного сигнального моста, которая прорезала крышу и разрушила одно из двух купе первого класса».]
— …Я лишь сделал то, что Вы бы не вынесли, профессор, — услышала она, как говорит Том. Вот что, значит, имел в виду Нотт под «затянул монолог». — Вы надменный романтик. Вы сами так сказали. Кому-то другому неминуемо придётся принимать решения за весь британский народ. Но посмотрите на это с положительной стороны: Вы никогда наверняка не узнаете, кто это сотворил. Были ли это Вы, или я, или нападение аномального существа? Что несомненно, так это то, что я выйду из этого с чистыми руками. Я знаю, Вас тревожило, что кто-то столь юный, как я, принял на свою душу подобную ношу. Но теперь благодаря мне Вам не придётся об этом переживать.
— Я никогда не подразумевал, что тебе придётся взять Высшее Благо в свои руки, Том, — ответил Дамблдор.
— Это не было и моим намерением, — сказал Том. — Я всегда считал, что слова «Высшее Благо» звучат как высокопарная галиматья. Но раз уж необходимость требовала моего личного вмешательства, полагаю, меня можно убедить взять на себя роль меньшего из зол.
— Том! — крикнула Гермиона. — Можешь позлорадствовать позже. Нам надо бежать!
— Посмотри на небо, — заорал Нотт, помахивая вялой рукой из-за спины аврора. Безвольная ладонь показала вверх. — Небеса падают!
По дымному красному небу ползли чёрные вены. Щупальца разветвлялись от общей массы, над их головами разверзалась чёрная дыра, расширяясь от центра перистыми краями листа папоротника. Под ногами дрожала земля. Камни брусчатки по одному вытряхивались из деревенской дороги. Кусок мостовой стукнул перед стопами Гермионы. Ещё один комок ударил землю позади неё, и за ним последовал резкий переливчатый звук.
Эйвери закричал от боли, прижимая ладонь к окровавленному лбу:
— Это дождь из стекла!