Огненный меч Империи
Шрифт:
Но Михаил хорошо себя знал — жизнь без движения для него немыслима. И он намного быстрее придёт в себя и поправит здоровье, если не будет всё время увальнем лежать в постели. А потому именно сегодня, поняв, что больше не может сидеть взаперти, он отправился завтракать в общую столовую, где уже собралось множество жильцов. И, удивительное дело, на него перестали злобно и завистливо коситься, а наоборот, смотрели с одобрением и, пожалуй, с некоторым восхищением.
Объяснилось всё очень просто.
— Ба! — воскликнул кто-то из жильцов, первым вскочив со своего места. — Да это же наш герой! Ты гляди — живой и целый!
И вся столовая, встав, подхватила:
— Да здравствует Михаил Морозов! Ура! Ура! Ура!
Остолбенев, Михаил никак не мог осознать того, что происходило. Жильцы — и мужчины, и женщины — хлопали в ладоши, восхваляли его героизм, возносили его, восторгались им, а он не знал, как поступить и что сказать. Впервые за двадцать один год его хвалили во всеуслышание. Люди, которых он даже не знал.
— Михаил Арсеньевич! — усмехнулась рядом Ирина Григорьевна, он и не уследил, когда она пришла. — Что ж Вы тут? А я к Вам Полину с завтраком отослала.
Он моргнул и кивнул, не в силах произнести ни слова. А люди меж тем и не думали останавливаться и, похоже, намеревались подступить к нему с расспросами, но Ирина Григорьевна не позволила им — загородила Михаила собой.
— Господа, полноте вам! Дайте нашему дорогому другу прийти в себя. Давайте пока оставим нашего дорогого Михаила Арсеньевича в покое. А пока в честь его выздоровления я всех угощаю! Сегодня завтрак на мне!
И снова по столовой прошла волна ликования, и на героя, так и не осознавшего себя таковым, стали обращать чуть меньше внимания, и он смог выдохнуть.
— Благодарю Вас, Ирина Григорьевна!
— Ну что Вы! — с улыбкой отмахнулась она. — Мелочь какая! — Завтрак на всех жильцов, конечно, обойдётся ей в копеечку, что не очень приятно, но чего не сделаешь ради доброго друга! И доброго подопытного, разумеется. — Я действительно рада, что Вам уже настолько хорошо. Пойдёмте лучше ко мне в гостиную, там позавтракаем. Здесь нам всё равно спокойно поесть не дадут.
— Ваша правда.
Полина, как знала, уже накрыла в гостиной на двоих, сама же задерживаться не стала, но сперва всё же проверила, как себя чувствует больной. Убедилась, что он уже как раз-таки никакой и не больной, сообщила об этом хозяйке и шустро удалилась.
— Вы уж простите её, Михаил Арсеньевич, дикая она, — улыбнувшись краешками губ, колдунья уселась на любимом диванчике и указала на диванчик напротив, как если бы Михаил и так на нём не сидел всякий раз, когда приходил в гостиную госпожи Зайцевой. — Она ведь в лесу росла и воспитывалась, только наставницу свою и знала, а мужчин вообще никогда не видела. Сейчас хотя бы с визгом от них не бежит, а сначала я ох как намучилась с ней. — Ирина Григорьевна отнюдь не жаловалась, наоборот, те воспоминания наполняли её теплотой. Маленькая, полудохлая дикарка, всё никак не могла поверить, что можно есть вдоволь, что еда совсем не исчезнет и необязательно сметать всё, что есть на столе.
— Вы никогда не рассказывали, откуда она у Вас такая взялась, — обронил Михаил, намазывая подтаявшее масло на свежую булочку. Он увидел, как одна бровь Ирины Григорьевны изогнулась, а на губах появилась скептическая ухмылка. — Не волнуйтесь, дальше меня пройдёт, я всё понимаю.
— В вас я как раз, дорогой Михаил Арсеньевич, нисколько не сомневаюсь. Но Вы уж простите,
— Понимаю, — кивнул он и взял чашку чая, тем самым показывая, что готов слушать внимательно и перебивать не будет.
Ирина Григорьевна призадумалась, вспоминая, и только потом начала.
— Как Вы знаете, я вдова. Мужа я очень любила и другого не хочу, но детей нам Господь не послал, так что я осталась совсем одна. Конечно, я могла бы попроситься обратно в семью, — от одной только мысли об этом её передёрнуло, — но Вы же понимаете, что я ни за что бы так не сделала. Нет уж, они от меня отказались, так зачем мне они? — Ирина Григорьевна нахмурилась. — Простите, Михаил Арсеньевич, кажется, я немного отвлеклась.
Он покачал головой и сделал глоток чая.
— Одной оставаться в Москве я не смогла, — продолжила колдунья, вновь погрузившись в воспоминания, к своему чаю она пока так и не притронулась. Положив руки на колени, она глядела куда-то в сторону, взгляд её затуманился. — Как-то раз бросила всё и уехала. Дорогу выбрала наугад, наняла охрану для видимости. Сами знаете, что постоять я за себя умею.
Михаил не удержался от смешка — видел на что была способна бывшая барышня Кропоткина.
— Дорога длинная была, пришлось в лесу заночевать, не успели доехать хоть до какой-нибудь деревушки. Охрана моя, — Ирина Григорьевна хмыкнула, — сразу и уснула, а мне не спалось. Захотелось размяться немного. Далеко я, конечно же, не пошла, остановилась у ручья напиться, да чувствую, что рядом кто-то есть. Я напряглась, но виду не подала, продолжила пить. А потом вижу краем глаза, что в кусты кто-то юркнул, ночь тогда звёздная выдалась, луна полная светила, я и разглядела, что это не зверь, а человек. Я и бросилась следом. Бежать совсем не пришлось — девчушка ногой зацепилась за что-то и упала. Кожа да кости, Михаил Арсеньевич! Это сейчас она — булочка пышная, а тогда на скелет рыбий походила. Забрала я её с собой — никого у неё на этом свете нет.
Михаил всё же прервал её, добавив:
— Полина говорила, что её наставница умерла.
— Ну надо же! — Внимание колдуньи полностью перешло на него. — Она Вам рассказала?
— Только это. Больше я ничего не знаю.
— Ну надо же! — повторила Ирина Григорьевна, только ещё и руками всплеснула. — Михаил Арсеньевич, смею Вас заверить, что Вы ей нравитесь, раз она Вам настолько открылась!
— Она меня боится, — поджал губы он, а затем поставил пустую чашку на стол — успел выпить весь чай, пока слушал колдунью.
— Ничего подобного, — засмеялась она. — А значит, остальное она расскажет Вам сама. Если захочет, разумеется.
— Если захочет… — отозвался Михаил. Принуждать к откровенности он её точно не будет. — Ирина Григорьевна, никто ведь не знает, что она ведунья?
— Только Вы и Ваш Арсений знаете, — подтвердила она и вдруг вспомнила, что сама ещё не завтракала. — Ох и разговорилась я с Вами, Михаил Арсеньевич! — попеняла она ему, а заодно и себе, и наконец взяла такую же булочку, как до того съел Михаил, но маслом её намазывать не стала. Потому что всё масло за время разговора съел её огненный нахлебник и даже не заметил. Он вообще почти ничего не оставил на столе, но это и хорошо — действительно выздоровел, раз настолько проголодался.