Огненный Зверь
Шрифт:
Что это за прием? Лесть? Нет уж, через лесть меня точно не провести. Он говорил, что я все время напряжена, что ж, я напряглась еще больше. Наш разговор и его ход нравился мне все меньше и меньше.
– Вы все равно не расскажете мне, что видели на самом деле?
– спросила я прямо.
– Нет, - так же прямо ответил он.
– Это хотя бы хорошее или плохое?
– ну вот, я сдалась и начала играть в "угадайку".
– Видишь ли, Изольда, - он снова говорил, взвешивая слова, но на этот раз мне не казалось, что он хочет запутать или отвлечь меня, скорее не
– Для кого?
– Для всех.
Но такой ответ меня не утроил.
– Для кого именно. Для вас? Для меня?
– А если я скажу, что для Кира?
– его глаза прямо-таки впились в меня.
Я обмерла. Сердце забилось чаще. Значит, его видение, о котором он не хотел мне говорить, было о Кирилле? Теперь мое любопытство просто зашкалило.
Я облизнула вмиг пересохшие губы.
– Хотите сказать, если вы скажете мне больше, это может кончиться плохо для него?
Владимир Петрович медленно кивнул.
– Ты права, я тот еще хитроумный старик, знающий многое наперед.
– Я ничего такого не говорила, - поспешила я возразить в надежде, что все же узнаю хоть что-нибудь.
– Твои глаза сказали за тебя, - покачал он головой.
– И ты права, считая меня искусным кукловодом. Иногда я могу быть даже жесток, иногда чертовски расчетлив, что сам себя пугаю. Но! Жизнь моего сына - для меня величайшая ценность из всех возможных. А потому я больше ничего тебе не скажу о том, что видел.
– Ему угрожает опасность?
– испугалась я.
– Сейчас ему ничего не угрожает, - успокоил Золотаревский.
– Все должно идти своим чередом, и все будет хорошо. Если ты будешь знать больше, ты не сможешь поступить правильно тогда, когда от тебя потребуются решения. Я показал тебе совершенно безобидные видения, которые произойдут в любом случае. Остальная и гораздо более важная часть была как раз из разряда тех, которые могут произойти так, а могут и по-другому. А этого нам как раз не нужно. Возможно, я еще не заслужил твоего доверия, но я прошу тебя мне поверить. Если все пойдет так, как должно быть, однажды, возможно, не скоро, ты вспомнишь меня добрым словом.
По правде говоря, я растерялась от его слов. Всю мою агрессию как ветром сдуло. Я была уверена, что Владимир Петрович не врал и в том, что Кирилл - самое важное, что есть в его жизни, а также в том, что он умрет, но все равно не расскажет мне правды. Биться головой об гранитную стену не имело смысла.
– Итак, - спросил он, когда мое молчание затянулось.
– Твой вывод? Веришь ты мне или нет?
Я вспомнила старый фильм про приключения Буратино. В одной из сцен его состояние определили так: "Пациент скорее мертв, чем жив". Что-то подобное можно было сказать и обо мне.
– Я не хочу, чтобы с Кириллом что-то случилось, - ответила я, подражая его манере медленно говорить.
– Я так и думал, - кивнул Золотаревский.
Я прикусила губу, черт, и откуда он вообще узнал, что меня может интересовать участь Кирилла?
Он хотел сказать еще что-то, но в этот
– Приехали.
***
Я прикрыла глаза рукой от яркого солнца. После темного салона автомобиля с тонированными стеклами, оно просто невыносимо слепило глаза.
Владимир Петрович выбрался из машины после меня, Степан захлопнул за нами дверь.
– Надолго?
– осведомился он у Золотаревского.
– Пока не знаю, - сухо ответил старик.
– Будь готов, на всякий случай.
Степан кивнул и отошел.
Я же гадала, куда делось хорошее настроение Золотаревского. Неужели, мне все-таки удалось его испортить? И что он видел в своей голове, черт возьми?
– Как тебе тут?
– обратился он ко мне, снова улыбаясь.
Я заставила себя убрать руку от лица и осмотреться. Глаза удалось открыть с третьего раза, пугаясь яркого света, они закрывались против воли.
Я обнаружила себя за городом. Увлекшись разговором, я не следила за дорогой, и даже не знала, в какую сторону от города мы двигались. Но заехали мы далеко. Никаких высотных зданий, машин и собственно дорог, кроме той проселочной узкой и неасфальтированной, по которой мы приехали. Покуда хватало глаз, по обе стороны от нее был лес, ветер играл листвой деревьев, пели птицы. Бог ты мой, настоящая глушь!
Наш автомобиль был припаркован у огромных кованых ворот в три человеческих роста. А за ними начиналась цивилизация. Прямо от ворот бежали выложенные плиткой дорожки, они очерчивали разноцветные клумбы и стремились к огромному трехэтажному особняку. Величественное здание, отделанное под старину, или же действительно являющееся древним, иначе как особняком, назвать было нельзя. Я легко могла представить какого-нибудь именитого графа, прогуливающегося со своей графиней по этим дорожкам. Но поверить, что это и есть Ясли, детский дом, о котором мне говорили, было сложно.
Детский дом в моем воображении представлял собой обычное здание в несколько этажей с частыми окнами, если и огороженное, то обычным деревянным заборчиком, ну уж точно не был похож на графскую усадьбу.
Я, не понимая, уставилась на Золотаревского. Может быть, по пути в Ясли мы заехали куда-то еще? Но его улыбка вновь сделалась счастливой и даже чуточку самодовольной, что уничтожило мои последние сомнения - это было Ясли.
– Как...
– я задохнулась, не в силах подобрать нужное слово, - как красиво!
– Ты еще внутри не была, - гордо сказал Владимир Петрович.
– Но как? Почему?
– у меня в голове было слишком много вопросов, чтобы я могла облачить их в слова.
– Это же для детей, - ответил он, - дети должны жить там, где красиво и ни в чем не нуждаться. Дети, которых не любят, становятся взрослыми, которые не умеют любить. А такой участи я для своих воспитанников не хочу.
– И сколько же у вас этих воспитанников?
– я подошла ближе к воротам, провела пальцем по кованой розе, которая выглядела совсем как живая, у меня было ощущение, что я попала в сказку.