Огненный Зверь
Шрифт:
– Так что случилось с Артемом дальше?
– спросила, будучи совсем неуверенной, что хочу услышать продолжение.
– Артема поселили здесь, - снова заговорил Владимир Петрович.
– Его состояние очень беспокоило Кира, мальчик совсем не хотел жить, не мог смириться с потерей родителей, обвинял во всем свои способности, считал, что они всему виной...
– Золотаревский скривился, - впрочем, с этим трудно поспорить. Кир тратил на него очень много времени, он все время чувствовал, что состояние мальчика не предвещает ничего хорошего. Кир - отличный психолог, он уже больше десяти
В горле запершило.
– Как?
– все же спросила я.
– Несколько раз Кир улавливал в настроении Артема нежелание жить, настрой что-нибудь с собой сделать. Он дважды вынимал его из петли. Первую неделю пребывания здесь Артема, Кир проводил здесь дни и ночи, сканируя настроение мальчика. В последнее время, нам стало казаться, что мальчик смирился.
– Он смирился не с тем, с чем вы думали, - догадалась я.
Владимир Петрович кивнул:
– Ты права. Видишь ли, Кир не умеет читать мысли, только чувства. Он чувствовал, что Артем смирился и успокоился. Никто не мог подумать, что это спокойствие означает, что он определился для себя раз и навсегда, что не будет жить, - от этих слов я вздрогнула.
– Способность чтения мыслей - дар не редкий, но обстоятельства сплелись так, что последний из воспитанников, обладающий им, вырос и оставил Ясли полгода назад. Есть у нас правда еще один, но ему всего три годика, он еще сам ничего не понимает, не то, что предупредить нас. Вчера Кир уехал домой, а ночью ему позвонили. Артем повесился на чердаке.
Я зажмурилась. Это было так страшно, в смерти это всегда самый страшный момент - момент осознания невозвратности, непоправимости, когда ничего изменить уже нельзя.
– Но неужели за детьми плохой присмотр?
– в это я поверить никак не могла.
– Как он вообще пробрался среди ночи на чердак?
– Видишь ли, я не упомянул самого главного, о том, какого рода дар был у Артема. Он умел проходить сквозь стены.
Он замолчал, я тоже не знала, что сказать. Эта история была ужасной. А то, что все это произошло здесь, всего лишь в нескольких метрах от того места, где были мы сейчас, делало ее еще страшнее.
Мы так и прохаживались молча по аллее, ветер трепал мои волосы, солнце слепило глаза. Казалось бы, чем не райский уголок. Да, всего лишь казалось бы...
– Дети знают?
– спросила я.
– Нет, им объявили, что Артем уехал. Не зачем им это знать. Так совпало, что взрослых в Яслях не осталось, Петя - наш старший и тот отказался жить здесь, ищет самостоятельности, а школу он окончил экстерном, так что я его не держал тут, тем более он все равно предпочел остаться с нами.
– А похороны?
– Его похоронят там, где покоятся его родители, Кир уже все устроил. Кстати, пока мы тут раздавали подарки, тело Артема было незаметно вынесено через черный ход.
Я смотрела на Золотаревского и не верила.
Он лишь раз ошибся, когда говорил мне о количестве воспитанников. Вот почему он тогда осекся, он хотел сказать сорок девять!
Великий махинатор шел рядом со мной или сгорбленный старик? Сейчас Владимир Петрович казался мне старше, чем обычно.
– И вам не было ведений?
– задала я последний и совершенно глупый вопрос. Можно подумать, он не предотвратил бы трагедии, если бы мог.
– Было, - его голос был очень усталым.
– Еще в самом начале, когда Артем попал к нам. Но у него было две попытки самоубийства, мы думали, что сумели предотвратить... это.
Оказывается, даже магические способности не всегда могут творить чудеса.
– Где сейчас Кирилл? Он, наверно, ужасно себя чувствует.
Золотаревский остановился и пристально на меня посмотрел:
– Хочешь его найти?
Я кивнула:
– Мне кажется, это будет правильно.
– Я не знаю точно, но я знаю своего сына, раз тело увезли, и все необходимое сделано, поищи его на чердаке.
Мои глаза немедленно взметнулись вверх, к крыше особняка. О боже, там, где повесился тот мальчик!
"Иди уж, - подтолкнул меня Зверь.
– Обещаю заткнуться".
Я снова кивнула. Себе, Золотаревскому и Зверю.
– Я пойду.
– Иди, - Владимир Петрович улыбнулся своей обычной улыбкой, но она была немного грустной, а потом вдруг встряхнулся, расправил плечи, и, казалось, на глазах скинул лет десять. Грусть из его улыбки пропала, она снова стала веселой и даже озорной. И с таким видом он бодро зашагал к детям.
– Кукловод, мать его, - пробормотала я себе под нос и направилась к зданию.
Уже поднимаясь на высокое мраморное крыльцо, я обругала себя за то, что всего лишь сказала Золотаревскому короткое "я пойду", а не попросила у него карты с подробным маршрутом. Не удивилась бы, если бы у него нашлась и такая на всякий случай.
Время было за полдень. То ли у ребят уже закончились занятия, то ли наступило время большой перемены, но все они расслабленно расположились во дворе, особняк был пуст.
Покружив по огромному, выложенному шахматной плиткой полу я все же отыскала лестницу. Значит, полдела сделано.
Я легко и быстро преодолела первые два этажа, ход на третий оказался не прямо по лестнице, а в конце длинного коридора, на третьем мне пришлось еще поблуждать в поисках лестницы на чердак. Наконец, мне удалось ее обнаружить за толстой портьерой.
Взявшись за ручку, я замерла.
Когда Золотаревский мне все рассказал, я почему-то сразу решила, что Кириллу нужна поддержка, но совершенно не подумала, что от моих чувств ему может стать еще тяжелее. Я и так всегда вводила его в напряжение своими эмоциями, а сейчас я хотела помочь, а могу только еще больше все усугубить.