Охота на охотника
Шрифт:
– Навроде того... помнишь, в Поимках семью? Его работа... всех вырезал, младенчиков не пожалел. И в Битришках... и еще изрядно где. Матерый волк... но ничего, теперь и на тебя управа найдется. Конопляная, да...
...спустя три дня в ворота махонького монастыря святого Николая Спасителя постучался оборванный человек. Он был растерян, нервозен и постоянно оглядывался, будто опасаясь, что за ним следят. В обители он и то сперва опасался выходить за ворота гостевого дома, где первые дни прятался под лавкой. Но ничего, отошел, обжился. О себе он не рассказывал, лишь просил не гнать милостью Божьей.
Не погнали,
А что, монастырь маленький, рабочих рук тут всегда не хватает.
Народец на пивоваренном заводе бродил, как старые дрожжи. И разговоры среди рабочих ходили не самые добрые, заставляя охрану хмуриться и покрепче хвататься за палки. Иные вон и глушилками обзавелись, чуя близость бунта.
На этаких рабочие поглядывали с насмешечкою, будто знали, что не помогут ни амулеты, ни пологи. Сила, - она вот, в руках, а еще в кастетах с медными бляхами, в узких, плетеных из проволоки шнуров, в которые особо лихие вплели железные шарики. Кистенечки.
Ножики.
Бунт зрел.
Вызревал. И почти вызрел, если повылазили из углов крикуны, а половина бригадиров, с ними и прочего, куда как разумнейшего люду, сгинула.
– И вам говорят о милостях, но что это за милость?!
– паренек в простонародном армяке, из-под которого выглядывала рубаха-вышиванка ударил себя во впалую грудь и едва не слетел с бочки.
– В чем она? В том, что вам позволено существовать? Работать от зари до заката, не видя солнца? Ваши дети...
– Ишь, поет, - сказал незнакомый полный господин охраннику, и тот от неожиданности подпрыгнул.
– Тише, не мешай... вот голосистый, а главное ж, одаренный. Надо, надо что-то с этим делать, а то ведь получается, государству ущерб двойной. Сперва люди одаренные под чужую руку уходят, а после этой руке послушные империи вредят.
Охранник попятился, потому как больно неуместен был господин в своем костюмчике из светлого, в гусиную лапку сукна. Был он невысок, изрядно пухл и к тому же просто-таки лоснился довольством. Выглядывали из кармашка жилета часы, свисала цепочка, мелкими камушками усыпанная, а заодно уж запонки поблескивали, то ли серебряные, то ли даже платиновые. На голове господина сидел котелок, а изо рта выглядывала сигара, которую неизвестный курил неспешно, будто бы в упор не видел опасности.
– А ментальное воздействие, к вашему сведению, - продолжил он, как ни в чем не бывало, столбик пепла о перильца обламывая, - даже столь слабое, оформленное полем, в отношении умов неокрепших имеет невероятную силу... что, не все ныне явились?
– Не все, - сказал охранник, испытывая двойственные чувства. С одной стороны, долг и здравый смысл требовали немедля выставить этого чужака с подотчетной территории, желательно при том самому сюда не возвращаясь, а с другой - ноги будто приросли.
– Список после предоставишь, все же устойчивость к воздействию встречается не так уж часто. А здравомыслие и того реже. Давно сюда ходит?
– Почитай, месяца два...
– врать господину тоже не выходило.
– И как часто?
– Когда два раза в неделю, когда три...
– И что вы?
– Докладывали...
– И?
– Гнать не велено, - вздохнул охранник, позволив в голосе проскользнуть неодобрению. Где ж это видано, чтобы хозяин рачительный не просто позволял этакому непотребству
– А что велено?
– Велено всех в воротах обыскивать, чтоб зерно и брагу не несли. Брагу-то... это же ж завсегда... по баклажке на брата, отродясь поведено. Пить. От нее и скот здоровее, и дети, - охранник шею вытянул. Толпа шумела, но как-то так... потише, что ли?
Или показалось.
А паренек вот покраснел с натуги. Или может, солнце прижарило? Не, навроде оно еще не так и разошлось.
– И штрафовать стали всех, за любую малость... велено, чтоб порядки... бригадиры-то новые... своих поснимали, почитай всех, кроме Ефиминюка.
– А он где?
– Не пришел ныне.
– Вот разумный человек... и пришлые?
– Только половина... люди на них сердитые.
– Значит, кровью хотят повязать, - толстяк покачал головой и велел.
– Иди-ка ты, мил друг, позови сюда еще кого. Толпа - такое дело, контроль над ней взять непросто, а удержать и того сложнее. Тем более после постороннего воздействия. И все же, попомните мои слова, подобное промедление чревато... менталистов следует вышибать сразу, а не играть в государственные тайны...
...Федька был пьян и зол. Он-то и трезвый не отличался тихим норовом, оттого и жена сбежала, детей прихватив, чем учинила Федьке немалое оскорбление. И ведь, потаскуха этакая, не к родителям сбегла - оттудова Федька ее б за волосы выволок, приходилось уже, а к кузнецу, который на соседней улице обретается. К нему Федька тоже ходил, требовал, да только ж Панасик - это не тесть однорукий, у него плечи шире воловьих и ручищи такие, что глядеть страшно. А не только глядеть пришлось. Кузнец Федьку сгреб за шиворот, поднял и тряханул этак, легонько, а после присоветовал не казаться на глаза, если Федька, конечно, не желает, чтоб ему кости переломали.
Федька не желал.
И на потаскуху плюнул: все одно рано или поздно к нему прибежит, некуда ей от законного мужа деваться. Небось, ни один батюшка разводу не даст, что б она там ни говорила, а во грехе жить...
...но злость осталась.
Она росла и росла, пока не вытеснила все прочие чувства. И главное, сделалась всеобъемлющей, туманящей разум, хотя, признаться, его никогда особо не было. И теперь, слушая горлопана, Федька только и думал, как он пойдет к кузнецу, да не один. Кликнет за собой людишек, уже потом, после того, как они завод на ножи возьмут, справедливость восстанавливая.
...и кистенек.
И бабочку... небось, против бабочки ни один кулак не сподмогнет. А после уже и в кузницу огненного петуха пустить можно, и шлюху в ней запереть, потому как большего она не заслуживает. Пускай отправляется прямиком в пекло, а Федька...
...возьмет добычу.
И заживет себе припеваючи.
...злость вдруг ослабла, будто пелена с глаз спала, а говорун на бочке закашлялся и согнулся пополам. И покачнулся, однако встал на одно колено...
– Будет вам сопротивляться, - сказал клятый буржуин самого буржуинского виду, в котелке, костюмчике рябеньком и с сигаркою, которую он в губах держал да пожевывал.
– Я все одно вас сильнее, хотя, признаюсь, потенциал вызывает уважение. С другой стороны, кому больше дано, с того больше и спросится. Или вы и вправду надеялись выйти сухим из воды?