Окаянное золото
Шрифт:
– Стой!
– Варя даже отшатнулась.
– Нельзя. Там будь. Сильнее она оказалась, чем я думала. С собой тащит. Не отпускает Морочница. Всего неделя сроку осталась... Как девять дней пройдет, уже назад возврата не будет. А тогда вечно мне ей служить придется. Волю ее исполнять...
– Так я чего...
– Владимир вновь присел на диван.
– Я б помог, только чего сделать-то? Я и не умею ничего... вашего.
– Ох, сама знаю, что не должна тебя просить, только страшно мне. Понимаешь? Это словами не рассказать.
– Варя сжала губы, успокаивая предательски задрожавший подбородок.
– Сама Марфа так,
– Варя взмахнула косой, отбросив ее за спину.
– Уходить страшно. Не умирать. Смерть что... только когда тело гибнет, а здесь душа.
Владимир заметил блеснувшие в лунном свете слезинки на щеках у Вари.
– Ну подскажи хоть, с чего начать? Где его отыскать хотя-бы.
– Попытался он взять ситуацию под контроль.
– Может спросить у кого? Или... ну не знаю, написано где-то?
– Для таких как он ворожба без надобности. Его сила в нем самом скрыта. И заклинанием его не возьмешь. И ведун обычный его победить не сможет. Он и в обычной жизни в больших чинах должен быть. И жить здесь где-то.
– Уже чуть спокойнее произнесла Варя.
– Вот и привет.
– Расстроено пробормотал Вовка.
– Пойди не знаю куда, найди не знаю кого, да еще как потом с ним справиться? Ну как тут...
– Он качнул головой, собираясь сказать вертевшееся на языке.
– Знаешь, рад бы...
Варя огорченно развела руками.
– Прости, не хотела все сразу выкладывать, но как видно иначе не получится.
– Слушай тогда всю правду. Твоя это задача. Они меня извести смогли, что некому защитить стало. Эти трое то так, пешки, их руками только исполнилась воля того, Черного. Ему ведь тоже про то, что старик внука ждет известно было.
– И вообще, там, в магазине, я тебя должна была встретить, не Тихон. А Черный все так закрутил, что опоздала. Успела только книжку в рюкзак твой через Тимошу положить. А объяснить, что да как уже не смогла.
– Варя тревожно оглянулась.- Время уже. Скоро и рассветет.
– Выходит, что дед здесь у вас здесь вроде главного был.
– Подобрал Вовка привычное ему сравнение. А ты как связник? Слушай, а почему именно Тихон?
– Вдруг вспомнил он рассказ священника.
– Он мне сказал, что тебя в госпиталь едва живую доставили...
– Война эта давно идет. Там, в горах, они меня достали. И вовсе не тот бородатый, что очередь в спину всадил, а те, другие.
– Она дернула точеным подбородком куда-то в сторону.
– А когда Мишка меня с того света вытянул, ему и пришлось дальше за все ответ держать. Зарок дать он ведь не сам надумал. Хотя нет, не верно сказала. Не только сам. Помогли ему. К решению подтолкнули. Понимаешь?
– Ты не думай, я его правда любила... Люблю.
– Поправилась Варя.
– Просто в таких делах мы сами почти ничего и не решаем. Война не здесь, вернее не только здесь, она там, наверху идет. А мы в той битве простые солдаты.
– Пока Дед рядом был, им до меня не дотянуться было. Да и Тиша как ни как священник, его любовь дорогого стоит.
–
– Пора мне.
– Варя решительно поднялась.
– Может мы с тобой здесь, на земле, и не увидимся больше.
– Я только в доме своем, появиться могу, а вам нужно в город ехать. Там его искать надо. Но прежде запомни... Если увидишь знак вот...
– Голос ее вдруг начал слабеть, а казавшееся вполне реальным тело пошло рябью и стало таять. Секунда, другая, и вот уже все исчезло.
И тут-же, откуда-то издали, донесся крик первого петуха.
Глава 6
Для проводников плацкартного вагона скорого поезда Харьков-Владивосток, раз в три недели пересекающего бесконечный материк осталось не так уж много вещей, способных не то, что удивить, а хотя-бы вызвать некоторый интерес.
В дороге, тем более такой долгой, случается разное. Мелькают за немытым окном разграбленные перестройкой села средней полосы новой России. Застит горизонт дым и смог редких городов миллионников, петляют, то уходя из виду, то вновь возвращаясь бесчисленные реки и протоки.
И на протяжении всего пути мельтешит перед глазами человеческий круговорот.
Едят, спят, мотаются по вагону небогатые пассажиры, орут дети. Бормочут на своем непонятном языке узбеки, едущие на заработки.
Люди сменяют друг друга, садятся и сходят на станциях и полустанках. И всю дорогу, независимо от ее протяженности шустрят по вагонам лихие ребята, выбравшие для себя отчаянный заработок.
Прошмыгнул, нацепив на остроглазое лицо нарочитое безразличие, вор-тихушник, а вот, ловко прикидываясь простым пассажиром, затеял игру поездной катала. Степенно движутся по купе немые торговцы журналами и прочей дребеденью.
Да мало-ли перекатного народа трется в полосе отчуждения на протяжении почти десяти тысяч километров.
Проводник зевнул, потер красные с недосыпа глаза и двинулся в тамбур. Поезд давно и прочно вылетел с графика, и стоянка на затерянной в глухой приморской тайге станции могла сократиться до минимума. Поэтому парочка пассажиров, вошедших в вагон вызвала некоторую оторопь. Впрочем, один из следовавших до конечной станции мужчин ничем особым и не заинтересовал.
Внимание привлек одетый в застиранную, пропылившуюся позади рясу священник. Почти двухметрового роста, с окладистой, подернутой серебряными нитями седины бородищей, он привычно подобрал полу длинного одеяния и ловко, в два движения забрался на высокие ступени.
– Здравствуйте, батюшка.
– Посторонился хозяин вагона.
– Устраивайтесь. Постель вам после принесу.
– Проводник мазнул взглядом по спутнику священнослужителя. Невысокому, с трехдневной щетиной человеку, одетому в измятые джинсы. В руках которого был зажат длинный, в рост высотой предмет, завернутый в старую холстину. Ненароком встретившись взглядом с владельцем, проводник отчего-то оробел еще больше.
Глаза словно просвечивали глядящего в них насквозь. Но тут пассажир отвел взгляд, посторонился, пропустив необъятную тетку, несущую перед собой миску с кипятком, и наваждение пропало.