Окаянное золото

Исаев Глеб Егорович

Сноровисто прикопав рюкзак в неприметной ложбинке, расположенной метрах в ста от брошенной машины, пошел налегке. Единственное, что сделал, зачерпнул из сырого нутра пяток тускло блестящих, тяжелых кругляшков, и спрятал глубже в карман.
– Сами по себе монеты не криминал.

Даже если найдут, всегда можно будет отовраться случайной находкой. И тем не менее идти, даже без оттягивающего плечи груза изрядно потрепанному Владимиру было не легко. Выручил посох, опираясь на который сумел преодолеть три четверти километра до окраины поселка.

Оказавшись

среди ободранных бараков, раскиданных по извращенной фантазии неизвестного советского градостроителя в художественном беспорядке, остановился и присел на лежащее у края асфальтовой ленты бревно.

Нагретое за день дерево пахло пылью и едва ощутимо смолой. Теперь предстояло самое трудное, решить, что делать дальше. Идти в милицию с заявлением о потере документов мог только весьма недалекий человек.

Помогут или нет, неизвестно, а вот неприятности на свою голову, он мог огрести со сто процентной гарантией. А ночевать придется в мало подходящей для этого камере местного околотка. Владимир поднял голову, глянул в затянутое рябенькими облаками небо. Наконец, мысленно промотав случившиеся с ним события, пришел к выводу, что дело близится к вечеру. И тут до слуха донесся слабый звук колокола.

– Что-то такое, связанное с этим церковным перезвоном крутится?
– Озадачено пробормотал Терехов.
– Ага, точно. Продавец и по совместительству местный священник. Как его? Тихон.

Владимир решительно встал, охнул от кольнувшей бок иглы, и зашагал на звук затухающего звона.

Невысокую, чуть покосившуюся церквушку, с темным от дождей и времени куполом отыскал легко. И своевременно. Успел к окончанию службы.

Посторонился, пропуская десяток шагающих от храма старух в черных, туго завязанных платках.

– Не слишком хороши дела в местном приходе.
– Покосился Владимир на ветхий заборчик вокруг церковного двора.
– Бедновато живут.

Поднялся по скрипучим ступеням на низенькое крылечко, окрашенное масляной краской, потянулся к затертой дверной ручке, но остановился. Потоптался, оставляя на половицах ошметки засохшей грязи, и сошел вниз.

“ Здесь подожду.
– Принял он решение.

Ждать пришлось на удивление долго. Наконец свет в маленьких окошках погас, дверь распахнулась, и в темном проеме возникла габаритная фигура священника.

Одетый в черное, с большим крестом на груди, сейчас он нисколько не походил на того продавца, с которым Владимир встретился всего два дня назад.

– Здравствуйте, святой отец.
– Шагнул Владимир к настоятелю.
– Я у вас недавно в магазине товар покупал, говорили еще. Помните?

– Здравствуйте.
– Совершенно по мирски отозвался тот, мазнув взглядом по оборванной одежде и всклокоченным волосам гостя.
– Опоздали. Окончил уже. Извините.
– Он вовсе не удивился непотребному виду нечаянного знакомого, похоже даже и не заметил этого.

– Я не в церковь.- Поспешил объяснить ситуацию Владимир.
– Я к вам. В лесу нечаянно все потерял, сам едва не разбился.

А у меня здесь знакомых никого. Выручите, а? Мне только себя в порядок привести, умыться. Я заплачу.

Священник повернул ключ в большом амбарном замке и шагнул со ступенек на мощеную неровным булыжником мостовую.

– Рад бы, только...
– Скучным голосом, думая о своем, отозвался он.
– Простите.

Отец Тихон поднял голову, провел ладонью по серой от седины бороде.
– Ах, это вы. Ну, хорошо. Долг мой вам помочь. Идемте. Только большего дать не смогу, не обессудьте. Да и в дом не зову, не прибрано там.
– И вдруг добавил.
– Жена у меня умерла.

– Как умерла, когда?
– от удивления Владимир даже забыл выразить соболезнование.
– Она ж вы сами сказали, третьего дня еще.
– Он не закончил.

– Простите, не хочу про это.
– Идущий к воротам священник странно клацнул зубами, словно сдерживая готовый вырваться звук.
– Помолчите, прошу, Бога ради.

Дальше Владимир шел уже молча.

Спутники миновали пару кварталов и свернули на густо усыпанную золой улочку, протянувшуюся между двумя рядами низенького штакетника. Отец Тихон шагнул к полускрытой за густой шапкой сиреневых кустов калитке.

– Сюда.
– Буркнул он, распахнув решетчатую створку.
– Кран возле бочки, полотенце вынесу. Мыло там, на приступке. Таз можете взять.

И не закончив, зашагал по направлению к веранде приземистого, но довольно крепкого дома, сложенного из необхватных сосновых бревен.

“ Не ко времени я тут”.
– Подумал Вовка, торопливо стягивая грязную одежду.

Он вовсе не собирался доставлять хозяину лишних хлопот, желая лишь одного: поскорее привести себя в порядок и двинуться дальше, пока еще не совсем стемнело.

Кое-как отстирав в теплой, слегка пахнущей тиной воде куртку, футболку, джинсы, и не забивая голову условностями, скинул остатки одежды и залез в бочку.

Отмыв грязь, выбрался на сухое место, озадаченно решая, что можно использовать в качестве полотенца.

– Держите.
– Раздался из-за спины голос.

Священник уже успел сменить свою длиннополую рясу на простые, вытертые в коленях джинсы и джинсовую же куртку из-под которой виднелась клетчатая рубаха.

– Крепко вам попало.
– Вдруг произнес он, глядя, на лиловые пятна кровоподтеков, обильно укрывшие спину и плечи Владимира.

– Все нормально.
– Отозвался тот аккуратно, стараясь не ободрать схватившиеся коркой ссадины, вытирая тело.
– Сейчас. Чуть обсохну, и уйду.

– Не спешите. Это я сгоряча. Ну, в общем, пока белье сохнет, можете на веранде подождать. Накормить и вправду нечем, а чаю налью. Сейчас закипит. Пирожки еще есть. Черствые, правда. Матушка пекла.
– Отец Тихон оборвал себя, и вернулся в дом.

Заставлять себя уговаривать Вовка не стал. Есть хотелось невыносимо.

Теперь, когда боль от побоев отпустила, он с особой остротой почувствовал голод.