«Окаянные дни» Ивана Бунина
Шрифт:
Комбинация, проведенная Кирпичниковым и Вениамином для создания образа Доры, была довольно сложной. Базировалась она на слухах о женщинах-палачах в ЧК, которые циркулировали еще до ухода советской власти, и поэтому для мистификации была подготовлена весьма благодатная почва. 30 июня/13 июля Вера Муромцева-Бунина передала в своем дневнике разговор с почетным академиком Дмитрием Овсянико-Куликовским: «Рассказывает, что на днях он чуть не потерял сознание на улице:
– Уж очень действуют на меня расстрелы и издевательства в чрезвычайке…
– Говорят, что расстреливают, и особенно свирепо, две молоденькие девушки…» [275] .
Вскоре девушка-палач в дневниках Буниных обрела имя «товарищ Лиза». 15/28 августа уже при белых Вера Николаевна записала: «Вчера вели в бывшую чрезвычайку женщину, брюнетку, хромую, которая всегда ходила в матроске, – „товарищ Лиза“. Она кричала толпе, что 700 человек она сама расстреляла и еще расстреляет 1000. Толпа чуть не растерзала ее. При Яне провели ту хорошенькую
275
Устами Буниных. Т. 1. С. 230.
276
Там же. С. 253–254.
Спустя почти месяц после дневниковой записи Муромцевой-Буниной в местных газетах появилась информация об аресте чекистки Доры, причем первоначально говорилось лишь о службе ее в ЧК, но не об участии в расстрелах, хотя вряд ли газета могла пройти мимо такой подробности. Впоследствии, наоборот, главной женщиной-палачом сделали именно ее с приписанием расстрела стольких лиц, сколько в дневнике Буниной «насчитывалось» за Лизой. Однако последнее имя в качестве палача Одесской ЧК больше нигде не фигурировало. Зато в 1920-е годы в некоторых эмигрантских публикациях к Доре был добавлен еще один палач женского пола – некая 17-летняя проститутка Саша…
Реальная чекистка Лиза (точнее, одна из двух ответственных сотрудниц Губчека, носящих это имя, – главная канцеляристка Елизавета Андреева-Парамонова или заведующая столом информации Елизавета Друккер) упоминается в мемуарах Алинина, но при этом не говорится, что она участвовала в расстрелах. В другом, правда, месте, ссылаясь на рассказ «по пьяной лавочке» Абаша, Алинин писал следующее: «В расстрелах… принимали участие „любители“ – сотрудники ЧК. Среди них Абаш упоминал какую-то девицу, сотрудницу Чрезвычайки, лет 17. Она отличалась страшной жестокостью и издевательством над своими жертвами» [277] . Однако следует отметить, что воспоминания увидели свет в Одессе, когда вовсю уже ходили рассказы о садистке-палаче ЧК. И, вполне возможно, Алинин задним числом лишь «вставил в уста» Абаша «нужную» информацию, при этом нарочно не называя ее ни Лиза, ни Дора.
277
Алинин К. Указ. соч. С. 150–151, 158.
11 (24) сентября 1919 года «Одесский листок» напечатал сообщение, что арестована Дора Гребенникова, работавшая в ЧК, которая когда-то играла на сцене под псевдонимом Далина. Вскоре, однако, фамилия «Гребенникова» из печати исчезает и вместо нее появляется «Явлинская» (иногда «Евлинская»). Затем в вышедшей в 1920 году в Кишиневе книге Авербуха «возвращается» Гребенникова, но теперь называется она Верой, а имя Дора указано как псевдоним [278] . На самом же деле арестованную чекистку Гребенникову звали не Дора и не Вера, а Елена. «Одесский листок» мог просто ошибиться или перепутать, но, скорее всего, уже тогда арестованную «переименовали» контрразведчики, подбросившие в газету эту информацию, желая причислить ее к лицам еврейской национальности.
278
Авербух. Одесская чрезвычайка. Кишинев, 1920. С. 36.
Чем руководствовался Вениамин, дав созданному им образу женщины-палача достаточно распространенное среди евреев имя и не очень распространенную фамилию [279] . Осмелимся предположить, что «Явлинская» могла быть девичьей фамилией жены Сергеева. Однако звали ее не Дора, а Мария. Возможно, именем «Дора» контрразведчики хотели придать истории о женщине-палаче антисемитскую направленность, хотя сам Вениамин был евреем. Правда, свидетель Филипп Иванов упоминал об участвовавшей в допросе одного полковника, впоследствии расстрелянного, Доре Соколовской, «исполнявшей в ЧК роль прокурора», дергавшей допрашиваемого за бороду, требуя признания в убийстве евреев [280] . Любопытно отметить, что это был едва ли не единственный случай применения физических мер воздействия к подследственному в Одесской ЧК, зафиксированный Особой комиссией. Как показывали некоторые бывшие заключенные, пытки на следствии здесь носили скорее моральный характер. Впрочем, Иванов на волне ходивших слухов вполне
279
Не случайно Владимир Жириновский в 2003 году во время предвыборных теледебатов бросил Григорию Явлинскому упрек, что его бабушка Дора расстреливала в Одесской ЧК.
280
ГАРФ. Ф. 470. Оп. 2. Д. 157. Л. 16–21.
Была еще Дора Ароновна Камергородская (1899–1978), член партии с 1918 года, которая в 1919 году работала в губчека и губпродкоме, в августе 1919 года в составе коммунистического батальона участвовала в подавлении восстания немцев-колонистов под Аккаржей. В декабре 1919 года была арестована в Одессе деникинцами, но подпольным Красным Крестом (разумеется, посредством внесения определенной суммы) была освобождена [281] . Ф. Зинько пишет со ссылкой на «Одесские новости» от 16 (30) сентября 1919 года об аресте сотрудницы ЧК некоей Доры Ровенской [282] . Но больше о ней в газетах, судя по всему, никаких сообщений не появлялось. Что же касается комсомольской активистки Доры Вульфовны Любарской, расстрелянной белыми в январе 1920 года в числе 9 молодых подпольщиков по так называемому «делу 17-ти», то, вопреки встречающемуся в литературе утверждению, в ЧК она вообще никогда не работала и к тому же в советский период 1919 года пребывала в Херсоне.
281
Участники борьбы за власть Советов и большевистского подполья в гор. Одессе. 1917–1920 гг. Фотоальбом. М., 1987. Хранится в РГАСПИ.
282
Зинько Ф. З. Кое-что из истории Одесской ЧК. С. 8.
Арестованная Елена Федоровна Гребенникова была русской и, более того, потомственной дворянкой, дочерью полковника царской армии, а двое ее братьев были белыми офицерами. Еще во время интервенции она, по всей видимости через родственников, устроилась переводчицей с французского языка в возглавляемый Константином Глобачевым информационный отдел градоначальства, о чем мы уже писали. С мая по август Гребенникова работала следователем Одесской ЧК. А затем устроилась по заданию большевистского подполья на работу в офицерское общежитие «Золотая рыбка» на улице Преображенская, 48. Там она получила информацию о перевербовке белой контрразведке бывшего секретаря Губчека, которую передала все той же Соколовской [283] .
283
Коновалов В. Г. Елена. С. 203.
Поэтому делом Гребенниковой контрразведка «убивала сразу двух зайцев»: убирала опасного для Вениамина свидетеля и придавала как бы реальную основу для пропагандистских историй о «чекистке-садистке». На заседании военно-полевого суда она отвергла обвинения в собственноручных расстрелах, признав лишь то, что, будучи следователем, «расстрельные» дела докладывала чекистскому руководству (среди которого, кстати, был и служивший теперь у белых Вениамин), которое выносило соответствующий приговор. Суд приговорил Гребенникову к смертной казни, и 4 декабря 1919 года она была повешена [284] . Любопытно, что Глобачев спустя месяц после казни Гребенниковой сменит погибшего Кирпичникова на посту начальника контрразведки, но он, возможно, так и не узнает, что его бывшая переводчица была большевистским агентом. Случай с Вениамином и Гребенниковой показывает довольно нетипичную даже для Гражданской войны ситуацию в Одессе, когда бывший руководящий чекист и к тому же еврей становится работником спецслужбы Белого движения, зараженного антисемитскими настроениями, а затем прилагает руку к казни своей подчиненной – дворянки, чьи близкие родственники к тому же являются офицерами Вооруженных сил Юга России.
284
Там же. С. 204–205.
В художественной литературе о провокаторе Вениамине и казненной Елене Гребенниковой рассказал служивший в годы Гражданской войны следователем и сотрудником для поручений в Особом отделении дивизии червонного казачества, а в 1920-е годы – помуполномоченного и уполномоченным в Секретно-оперативном отделе ЧК-ГПУ Херсона Александр Лукин в своей последней, написанной совместно с работником искусства Юрием Орынянским повести «Докладываю лично». Повесть эта получила меньшую известность, чем другие его произведения, поскольку никогда не выходила отдельной книгой, а была опубликована в середине 70-х годов далеко не в самом читаемом журнале «Пограничник», и к тому же, в отличие от лукинских повестей «Сотрудник ЧК», «Тихая Одесса» и «Обманчивая тишина», не экранизировалась.