«Окаянные дни» Ивана Бунина
Шрифт:
Находившаяся на подпольной работе Елена Соколовская в начале декабря 1919 года незадолго до своего отплытия в Италию случайно познакомилась с сотрудницей белой контрразведки Апполинарией Черносельской, имевшей оперативный псевдоним Местная. «При встречах Черносельская, – писал Владимир Коновалов, – рассказывала Елене о том, как трудно работать в их организации. Большинство работников контрразведки по нескольку месяцев не получали жалованья, поэтому не считалось предосудительным контрразведчику пользоваться деньгами или ценностями, обнаруженными у арестованных при обыске. Все агенты-осведомители были платными, причем платили им в зависимости от их преуспевания: кто больше „разоблачит“ большевиков, тот больше получит. От своей знакомой Елена узнала о том, что иногда контрразведка получает от высшего начальства задание: „В 24 часа раскрыть подпольную большевистскую организацию“. Тогда контрразведчики хватают кого попало и в течение нескольких часов успевают произвести обыск, допросить „с пристрастием“, вынести приговор военно-полевого суда и расстрелять… Для Елены стало теперь ясно, почему в одесских газетах часто появляются сообщения об аресте „губкомов“, „областкомов“ и других организаций большевиков, а арестовываются
296
Коновалов В. Г. Елена. С. 206–207.
Лекишвили вспоминал:
«Вскоре после моего ареста Роза Лучанская, сторговавшись о моем выкупе со следователем Черненко и выплатив ему 25 000 рублей через Викторию и Аграфену, была арестована под фамилией Катамадзе при одном провале с группой семи девушек. К счастью, их дело попало к тому же Черненко… Их удалось спасти от расстрела, и это обошлось в 200 000 рублей» [297] .
Самому Лекишвили несколько позднее благодаря крупной взятке, полученной от Лучанской и подпольного Красного Креста, был устроен побег, и с помощью сочувствующим большевикам матросов в трюме корабля «Черномор» он был переправлен в Грузию [298] .
297
Лекишвили С. Указ. соч. С. 17.
298
Там же. С. 23.
Интересные показания о системе откупов, практиковавшихся в контрразведке, дал арестованный спустя две недели после прихода добровольцев и освобожденный только с их оставлением города Евгений Щепкин. Он вспоминал: «Но не было такого преступления, за которое нельзя было бы откупиться от суда и расправы добровольцев. Не было греха, который за взятку не был бы отпущен. Многие арестованные, подчас совсем невинные даже с точки зрения добровольцев, мучительно умирали только потому, что у них не было денег для подкупа… Вот первый пример: инженер, по национальности армянин, присланный в Одессу из центра с полномочиями тов. Троцкого. Он, которого ждал верный расстрел, просидел в тюрьме только 10 дней, причина вот в чем: он довел до сведения властей, что у него на квартире имеются деньги – 4 000 000 руб. „николаевскими“. У инженера на квартире делают обыск, и деньги обнаружены. Скрыть в карманы всю сумму, как это ни сладко, невозможно. Тогда инженеру сообщают, что при обыске обнаружено не 4, а 3 с половиной миллиона. Инженер протестует, но затем сам заявляет, что „впал“ в ошибку, что у него действительно было 3,5, а не 4 мил. Это признание, которое отдает в руки контрразведки 0,5 мил. „николаевских“ денег, освобождает инженера не только от смерти, но и заключения. На другой день он покидает тюрьму и скрывается. Вот другой. Назову его – Азан… Большой сам богач, жена его еще того богаче. Азану грозит смертный приговор. Он служил еще при Гришине-Алмазове, но с уходом белых остается в Одессе, поступает на советскую службу и отдает советской власти деньги добровольцев, приступая так же деятельно к работам по возрождению береговой флотилии. Однако и он был отпущен „на поруки“. Его жена, владелица нескольких домов, берет его под свое имущественное обеспечение, а затем вместе с ним скрывается в Румынии. И здесь выясняется еще любопытная подробность: Азан состоял, оказывается, агентом румынского правительства. Эта система откупов ни для тюрьмы, ни для воли не была секретом. Все знали, что можно освободиться совсем, можно выйти на поруки, можно даже отсрочить военно-полевой суд – нужны только деньги. И на все была своя ставка» [299] .
299
Под знаком… С. 23.
Указанный Щепкиным инженер армянского происхождения, имеющий в Одессе полномочия от председателя РВСР Л. Д. Троцкого, мог быть старым большевиком Аршаком Генженцевым. Если это действительно так, то это был за время Гражданской войны уже второй его арест, причем первый произвели «свои». В ночь на 3 апреля 1918 г. Генженцева – руководителя инженерного отдела Московского облвоенкомата и инспектора инженерных войск округа – арестовала ВЧК. Его сослуживцы по комиссариату выразили протест по поводу задержания и заявили, что арестовывать его чекисты имели право лишь с ведома непосредственного начальника – областного комиссара по военным делам Николая Муралова. Последний потребовал для него изменения меры пресечения – освобождения под свое поручительство. В результате уже 5 апреля ВЧК командировала сотрудника ее отдела по борьбе с преступлениями по должности Мариана Ихновского для участия в срочной ревизии инженерного подразделения и служебной деятельности Генженцева [300] . Неизвестно, чем завершилось данное расследование, но арестованный вскоре был освобожден.
300
Центральный государственный архив Московской области. Ф. 4619. Оп. 2. Д. 140. Л. 2; Архив ВЧК: Сборник документов. М., 2007. С. 202.
Обратимся к другим свидетельствам. Большевичка с 1916 года Вера Николаевна Лапина, жена Ивана Клименко, оставшаяся на подпольной работе в Одессе и руководившая партийным Красным Крестом, много лет спустя вспоминала, что за арестованного Ивана Перепечко подпольщики платили и тем самым сохранили его жизнь, а некоторые ответработники вообще за плату освобождались [301] .
Весьма характерной в данной связи являлась судьба большевика с 1903
301
Лапина В. Н. Явки. Оружие. Люди / Героическое подполье. М., 1975. С. 242, 244.
За крупную взятку был освобожден и сидевший в Бульварном полицейском участке Александр Рекис. Ранее Рекис был членом коллегии губотдела юстиции и, как мы уже писали, летом 1919 года инспектировал Губчека и тюрьму, занимаясь их «разгрузкой», а еще раньше, в период интервенции, являлся казначеем подполья. Арестовали Рекиса вечером, когда он штудировал учебник по римскому праву. Без отрыва от службы, а теперь и подпольной работы он получал образование на юрфаке Одесского университета. Но самым курьезным в истории с его арестом было то, что первоначально его обвинили, что он никто иной, как прибывший нелегально из Москвы… Яков Блюмкин [302] . Рекис был практически ровесником, а может быть, еще и действительно напоминал знаменитого левого эсера и чекиста. Кстати, не исключено, что слухи о возвращении в Одессу «друга литераторов» могли дойти до Валентина Катаева, что впоследствии дало ему еще один повод рассказать в вызвавшей скандал в чекистских кругах повести «Уже написан Вертер», опубликованной в июньском номере «Нового мира» за 1980 год, а вновь вышедшей лишь 9 лет спустя [303] , об этом событии, хотя его Наум Бесстрашный, у которого, в отличие от других героев повести, писатель полностью сохранил биографические данные Блюмкина, лишь его «переименовав», прибывает в большевистский период и, соответственно, не с разведывательными, а с карательными целями.
302
Рекис А. В деникинской контрразведке и тюрьме (на украинском языке) // Летопись революции. 1929. № 5–6. С. 188.
303
После публикации даже простое упоминание о ней было в следующий раз сделано в аннотированном указателе имен авторов художественных произведений Литературного энциклопедического словаря, изданного в 1987 году.
12 февраля 1920 года одесские «Известия» сообщили о некоей сестре милосердия из тюремной больницы, являвшейся осведомительницей контрразведки, чей донос о службе того или иного арестанта у большевиков нередко стоил ему жизни. Так, по ее доносу тюремщиками был избит партиец Д. Лонинов (Трахтенберг), так как она сообщила, что он видный чекист, хотя на самом деле он действительно возглавлял Чрезвычайную комиссию, только не по борьбе с контрреволюцией, а по снабжению! Избежал расстрела он лишь благодаря крупным взяткам. С другой стороны, бывшему чекистскому караульному Шихману через взятку этой же самой медсестре удалось вместо смертной казни получить 10 лет каторжных работ.
Красная армия приближалась к Одессе. Деникинские власти объявили сбор средств в пользу своей армии. Однако буржуазия тратиться и на куда более близких, чем большевики, белогвардейцев не особенно торопилась, тем более отдача представлялась весьма туманной. Тогда было решено в обязательном порядке обложить владельцев торгово-промышленных предприятий. Однако созданная комиссия из наиболее влиятельных лиц самыми крупными суммами обложила коммерсантов, которые на поверку оказались «мертвыми душами», то есть либо к тому времени убыли из Одессы, или их вообще уже не было в живых [304] . Таким образом, поведение данной комиссии не сильно отличалось от поведения аналогичной при большевиках.
304
Коновалов В. Г. Схватка у Черного моря. С. 232.
В связи с указанными обстоятельствами многие сотрудники уже разлагающихся под воздействием складывающейся обстановки контрразведки, государственной стражи и уголовного розыска не только стали вовсю брать взятки у схваченных подпольщиков и их родственников, что имело место и раньше, но и прибегли к одному из главных методов криминального мира – начали арестовывать обеспеченных людей, которых хоть как-то можно было связать с большевиками, и требовать у них большие деньги.
Лекишвили писал:
«Контрразведка закружилась в бешеном вихре арестов, хватая каждого встречного и поперечного. Тюрьмы набивались народом, подчас чуждым не только партии, но и советской власти вообще. Запасаясь деньгами для предстоящей эмиграции, господа офицеры не стеснялись сажать для наживы зажиточных обывателей, вымогая за их освобождение крупные взятки. Вылавливая такого рода „политических преступников“ с помощью своих агентов, раз в нашу камеру они вкатили одного толстяка, обвиненного в старой подпольной работе. Завидя меня, он бросился ко мне: „Так вот из-за кого я должен сидеть и страдать, какой я „подпольщик“, – ревел он в исступлении“» [305] .
305
Лекишвили С. Указ. соч. С. 20.