«Окаянные дни» Ивана Бунина
Шрифт:
Говоря о возможном убийстве красными, нужно отметить, что никто из большевиков-подпольщиков позднее прямо не взял ответственность за покушение. «Красную» версию покушения в 1965 году в книге, посвященной большевистскому подполью времен деникинщины, привел Владимир Коновалов. Критикуя «белогвардейскую» версию, он писал, что деникинским властям незачем было убивать своего начальника контрразведки, его можно было просто сместить и назначить другого и к тому же обвинить его в либеральном отношении к большевикам. При этом он ссылается на личную беседу с дожившими до 1960-х годов Розой Лучанской и Верой Лапиной, а также на некие мемуарные источники [331] . При этом ни Лучанская, ни Лапина не назвали ни одной фамилии «ликвидатора» (запамятовали за давностью лет?), а мемуарные источники им упомянуты лишь вскользь и притом не названы, похоже, он сам в них не очень уверен. Более того, в вышедшей спустя четыре года его книге, посвященной Елене Соколовской, говорится о расстреле 17 декабря по постановлению Одесского военно-повстанческого штаба руководящего сотрудника деникинской военной администрации, а некоторое время спустя 7 контрразведчиков и двух агентов угрозыска, и не называется фамилия Кирпичникова, хотя он был не менее значимой для большевиков фигурой, чем Кононович [332] . Похоже,
331
Коновалов В. Г. Схватка у Черного моря. Одесса, 1965. С. 217.
332
Коновалов В. Т. Елена. Одесса, 1969. Л. 205–206.
У бандитов тоже не было особых оснований убивать начальника контрразведки, поскольку тот занимался исключительно политическим, а не уголовным розыском, а активно сотрудничать с большевиками, как в период первого подполья, по понятным причинам криминальный мир не торопился. Остается третья, наиболее распространенная и вероятная версия, что это дело рук сослуживцев Кирпичникова по Белому движению.
Вот что написал об этом Василий Шульгин:
«Он (Кирпичников. – O. K.) ехал поздней ночью. Автомобиль был остановлен офицерским патрулем. Кирпичников назвал себя. Его попросили предъявить документ. Когда он вытаскивал „удостоверение“ из кармана, раздался залп из винтовок… Всю сцену рассказал шофер, которому удалось тихонько исчезнуть…
Кто был убит? Начальник контрразведки, т. е. офицер или чиновник, назначенный генералом Деникиным.
Кем убит? Офицерами генерала Деникина же.
Акт убийства Кирпичникова является прежде всего „актом величайшего порицания и недоверия“ тому, кому повинуешься… Это весьма плохо прикрытый „бунт“…
Когда я узнал об убийстве полковника Кирпичникова, вспомнил свою речь, которую я говорил когда-то во Второй Государственной думе по поводу террористических актов. Левые нападали на полевые суды, введенные тогда П. А. Столыпиным. Они особенно возмущались юридической безграмотностью судей, первых попавшихся офицеров, а также тем, что у подсудимых не было защитников. Отвечая им, я спрашивал:
– Скажите мне, а кто эти темные юристы, которые выносят смертные приговоры в ваших подпольях? Кто назначил и кто избрал этих судей? Кто уполномочил их производить смерть людям? И есть ли защитники в этих подпольных судилищах, по приговорам которых растерзывают бомбами министров и городовых на улицах и площадях?
Эти слова мне хотелось тогда сказать убийцам полковника Кирпичникова. Кто уполномочил их судить его, и выслушали ли они если не его защитников, то его самого?.. Этим убийством белые пошли против белых понятий» [333] .
333
Шульгин В. В. Дни. 1920: Записки. М., 1989. С. 307–308.
Но за что все-таки покарали Кирпичникова, пусть даже самосудом? Шульгин причин не указывает, зато их называют коллеги убитого по контрразведывательной работе.
Преемник Кирпичникова на посту начальника контрразведывательного отделения, уже знакомый нам Константин Глобачев, считал Кирпичникова двойным агентом, причину чего он видел в его причастности к социалистам. Он писал:
«Это был человек умный, но не специалист и, будучи социалистом-революционером, на все смотрел с точки зрения социалистической психологии. Многих весьма серьезных большевистских работников, с большим трудом арестованных после занятия Одессы добровольцами, он поосвобождал. Многих же из этих арестантов он спас от смерти, исходатайствовав им замену смертной казни более легким наказанием. Какими мотивами он руководствовался, широкой публике, конечно, не было известно, но вызывало к нему своего рода подозрение. Может быть, он склонял их к себе на агентскую службу, что могло бы быть оправданием, но общество этого не понимало и в его гуманности к арестованным коммунистам усматривало сочувствие большевикам и покровительство. Положение, в которое себя поставил Кирпичников в глазах добровольцев, закончилось для него трагически. В январе, во время поездки из штаба со служебным докладом на квартиру генерала Шиллинга, он был убит неизвестными злоумышленниками. Следствие по делу этого убийства виновных не обнаружило, но, по всем данным, Кирпичников пал жертвой одной тайной псевдомонархической организации, особенно против него настроенной» [334] .
334
Глобачев К. И. Указ. соч. С. 203–204.
Обратим внимание на фразу Глобачева, что Кирпичников арестованных большевиков, возможно, склонял на агентскую службу. По мнению автора, особенное недовольство сотрудников контрразведки и других белогвардейских властных структур вызвало принятие на штатную и внештатную службу бывших чекистов, в первую очередь Вениамина. И после убийства Кирпичникова положение подобных лиц изменилось, тот же Вениамин был арестован. Глобачев, когда отмечал, что в штатном составе некоторых контрразведывательных пунктов находились большевистские агенты, состоявшие в то же время на жалованье большевиков [335] , вероятно, имел в виду и Вениамина. Возможно, последний на большевистском следствии пытался выдвигать схожую версию, что в контрразведку он поступил для помощи подполья, но бывших коллег он явно убедить не смог, и они его подвели под расстрел.
335
Там же. С. 206.
И все же в основном Глобачев был явно не прав, когда говорил о гуманности к арестованным большевикам, как мы видим, она была весьма избирательной, и часто освобождение от смертной казни или даже из-под ареста зависело от размера внесенных денег. Поэтому, по нашему мнению, несколько ближе к истине стоял другой белый контрразведчик, а именно бывший следователь контрразведки Сергей Устинов. В воспоминаниях, написанных в эмиграции примерно одновременно с Глобачевым, он тоже говорил о «двурушничестве» Кирпичникова, но видел в этом не политическую, а скорее корыстную подоплеку:
«Распространились слухи, что начальник контрразведывательного отделения при
336
Устинов С. М. Указ. соч. С. 90–91.
Существовали и другие версии ликвидации Кирпичникова, даже о причастности к его гибели английской разведки. Сотрудник последней Джордж Хилл, в январе 1920 г. назначенный британским политическим комиссаром и представителем Верховного комиссара по югу России, известного специалиста в области геополитики Гарольда Маккиндера, в вышедших в 1933 году во Франции мемуарах рассказывал:
«В Одессе во главе Русской белогвардейской разведслужбы находился некий полковник-ренегат, которого, чтобы пощадить его семью, я буду называть полковником Р. Он долго находился под подозрением, и в конечном итоге его разоблачили. При этом было неоспоримо установлено, что он был предателем и выдавал большевикам сведения о планах белогвардейцев. По различным причинам, особенно политическим, его не могли открыто прогнать с должности. Однажды мой секретарь впустил в мои апартаменты, находившиеся в гостинице „Лондонской“, четырех мужчин. Это были казачьи офицеры, одетые в длинные, до щиколотки, бараньи бурки.
Я спросил у них, что им нужно. Представьте мое удивление, когда они попросили у меня динамит.
– Динамит? А зачем?
– Чтобы убить полковника Р., – ответил старший из четырех офицеров. – Мы хотим заминировать дорогу к нему в кабинет и взорвать его, когда он появится. Это все, чего заслужила эта собака.
Я встал и обратился к казакам. В моей речи звучал гнев. Я дал им почувствовать всю его силу. Прежде всего я заявил им, что английские офицеры не имеют привычки заниматься убийствами. Затем сказал, что если русские хотят динамита, то пусть ищут его у себя. И, наконец, объяснил, что они, вероятно, убьют дюжину невинных людей, но не полковника и что если они не смогли придумать ничего лучшего, то я разочарован в умственных способностях русских белогвардейцев. Почувствовав себя униженными, они ответили мне, что подумают, и удалились.
План, разработанный ими впоследствии, был более удачным.
Генерал-губернатор города, генерал Шиллинг, устраивал в девять часов вечера прием во дворце.
Когда прибыли первые приглашенные, группа из десяти казаков заняла позицию в нескольких метрах от решетки, находившейся у въезда во дворец. Каждая карета, направлявшаяся ко дворцу, останавливалась у красного фонаря, и тех, кто сидел в ней, просили назвать имя, должность и показать документы. Меня также остановили. После того как я показал свои документы, мне разрешили проехать.
Затем возле фонаря остановился экипаж полковника Р.
– Назовитесь, пожалуйста!
– Полковник Р., начальник второго отдела генштаба.
– Ваши документы!
– Пожалуйста, – полковник предъявил бумаги.
– Попалась, птичка! – сказал казачий офицер и, отойдя назад на два шага, скомандовал: – Огонь!
Взвод солдат изрешетил пулями полковника Р.» [337] .
337
Хилл Дж. Моя шпионская жизнь. М., 2000. С. 280–281.
Из приведенного отрывка видно, что Хилл в весьма беллетризованной форме соединил два события: ликвидацию Кирпичникова и дело офицера, продававшего подпольщикам списки сотрудников контрразведки. О последнем Устинов писал:
«Мы трижды представляли в главный штаб списки всех служащих контрразведки, и трижды они пропадали неизвестно куда. Наконец они были найдены нашими агентами, но как! При аресте двух видных коммунистов! Следствие установило, что списки эти были проданы большевикам адъютантом начальника контрразведки полковником Р. за триста тысяч рублей. Полковник Р. по приговору суда был расстрелян» [338] .
338
Устинов С. М. Указ. соч. С. 87.
Таким образом, мы можем сделать вывод, что в данном конкретном случае мемуары британского разведчика не могут являться достоверным источником. Еще одну версию, тоже далеко не бесспорную, хотя и, по нашему мнению, более реальную, чем «английскую», мы рассмотрим позднее, а пока отметим только, что «коррупционный» мотив в ней тоже играл роль.
«Неужели власти не знали, что развязка так близко?»
Белая власть продержалась в Одессе лишь немногим дольше, чем красная в 1919 году.
Устинов вспоминал:
«Добровольческая армия победоносно двигалась к Москве, и все были уверены, что на Пасху мы услышим звон московских колоколов… А в одесской тюрьме продолжал распространяться печатный орган „Коммунист“, где уверенно говорилось, что к Рождеству большевики будут в Одессе. Что это было – наглость, вера или действительно осведомленность большевиков? Мы получали официальные сведения об удачных боях, о победах, о разгроме Красной армии, а неуловимая для контрразведки подпольная газета торжествовала победу большевиков и предсказывала близкий конец деникинской авантюры.
Еще не было никаких грозных предзнаменований, но в городе уже ходили неизвестно откуда исходящие таинственные слухи о предстоящем выступлении большевиков, о захвате ими власти. Ну кто мог верить? И вдруг полный развал, кошмарное отступление и небывалый разгром!.. И сразу вместо заносчивой уверенности – полная растерянность. В Одессе было около 20 тысяч войска и целый ряд штабов: главный штаб, штаб обороны Одессы, штаб обороны Одесского округа, штаб морской обороны и еще несколько каких-то оборонительных штабов, но назначение их оставалось неясным, так как при отсутствии вообще фронта не было обороны!» [339] .
339
Там же. С. 88.