Октябрь, который ноябрь
Шрифт:
Карабины у станичников через плечо, а выхватывать шашки против браунинга и пулемета, то поступок красивый, но заведомо не полезный для здоровья...
Выстрелов что-то нет. Замер на подножке коляски Андрей-Лев, застыл вроде той каменной химеры на фасаде дома на Садовой.
– И что?
– со сдерживаемой яростью спросил Филимон, грозя казакам - старший станичник, словно невзначай сжимал коленями коня, понуждая надвигаться на "дворника".
– Так нет его, - растерянно отозвался Андрей.
– Не генерал.
– Вали кого есть, да пошли отседа. Зябко
– Так женщина тут. И юнкер-сопляк.
– Кто сопляк?!
– взвизгнули тонким голосом из-под поднятого верха коляски.
– Да как, ты, мерзавец, смеешь?!
Повинуясь кивку командира, Борька бегом обогнул всадников, держа на прицеле кучера - тот с сомнением косился на легкий пулемет - не иначе вообще не мог понять, что за странное оружье.
– Срежу в миг, - грозно предупредил генеральского лакея-кучера юный боевик Сальков. Глянул в коляску: бледное и отчаянное мальчишеское лицо, фуражка, съехавшая на затылок. Рядом с юнцом-юнкером дамочка, молодая и хорошенькая, перепуганная до полусмерти, аж подбородок отвис. Над ними с пистолетом и бутылочной бомбой грозно нависал Андрей-Лев, но физиономия у боевика-инженера была примерно такая же - растерянная и смущенная.
– Тут не те. Вообще ни разу не генерал, - озадаченно подтвердил Борька.
– Ошибка, похоже.
– Ошибка, определенно ошибка, господа хорошие, - сипло заверил кучер.
– Мы - не те.
– Господа, мы совсем-совсем не те, - пролепетала пассажирка.
Филимон выругался и указал пистолетным стволом казакам:
– Карабины бросайте, да с коней слазьте.
В ответ младший казак послал дворника-налетчика по короткому адресу.
– Дурик, неужто я позволю себе в спину палить?
– усмехнулся Гаолян.
– Уж лучше я первым стрельну.
Казаки неохотно сняли карабины - оружие, с лязгом бухнулось на мостовую, сошли с седел.
– Граждане-товарищи, а вы вообще кого казните? Ежели что, так тут рядом прокурорская квартира, - подсказали с тротуара. Там уже стояло четверо зевак, с интересом наблюдали за разоружением.
– Не суйся. Кого надо, того и разоружаем, - буркнул Филимон, неловко поднимая карабины.
– Эй, экипаж освобождайте, наша очередь прокатиться.
Пассажирка полезла из коляски, всхлипывая, но охотно. Андрей-Лев, сунул пистолет за пазуху и поспешно помог дамочке. Неуместная галантность боевика в сочетании с взведенной гранатой в руке выглядела нелепо. Борька не удержался, хихикнул.
Тут юнкер, вроде бы соскочивший на мостовую, выкинул форменный фортель: быстро сунул руку в карман шинели и достал пистолетик:
– Бегите, Анна Сергеевна! Бегите!
Блестящий пистолетик начал разворачиваться куцым стволиком прямиком в живот Борьке, и юный боевик машинально нажал спуск пулемета.
На краткое нажатие оружие ответила одиночным звонким - тук! Боевик Сальков нажал еще и еще раз, - тук-тук!
– с готовностью сказал немецкий ствол.
Шарахнулись лошади, затопали ноги убегающих зрителей - стрельбу петроградцы все еще считали
...Юнкер оседал на мостовую, слабо цепляясь за колесо коляски.
– Чтоб, вас...
– дядя Филимон прохромал к коляске.
– Поехали!
Гаолян зашвырнул карабины, неловко запрыгнул внутрь, Борька, грозя пулеметом пятящимся к поребрику казакам, вскочил на подножку. Экипаж тронулся, что-то хрустнуло под колесом.
Молча покатили, сзади тоже была тишина. Борька оглянулся - казаки бежали за напуганными лошадьми. Не, о преследовании не думают. От моста к месту происшествия шли трое вояк из встревоженных, но пока ни черта не понявших юнкеров караула.
– Это рука была, - прервал молчание Лев.
– Какая еще рука?
– проворчал Гаолян.
– Под колесом. Юнкер, ну, он упал и...
– И что?! Кто его под ту руку толкал, за пугач хвататься велел? Стукнули героя и черт с ним. Все равно через год-два стал бы отъявленной гнидой. Эй, извозчик, ты генерала должен был везти или кого?
– Граждане-товарищи, не знаю я про генерала, - ответил втянувший голову в плечи, кучер.
– Велено было забрать барышню, чемоданы, довезти до штаба, а опосля прямиком на вокзал.
– Что за фря такая твоя барышня? Генеральская дочь, что ли?
– сумрачно уточнил Филимон.
– Не могу знать, товарищи. Разве ж я из денщиков? Я ж с конюшни, не думайте, меня в батальонном комитете знают. Я глубоко сочувствующий...
"Глубоко сочувствующего" и коляску оставили на Канонерской.
– Что-то сегодня вовсе без пользы, - удрученно сказал Гаолян.
– Барышню перепугали, мальчишку застрелили. Определенно напутали в Центре. Разве это наводка? Вот - два карабина прибытку всей пользы делу.
– Ну, еще кучеру радость. Сейчас по чемоданам шарить возьмется, - заметил Андрей, возясь с гранатой.
– Ты нас не взорви случаем, - предупредил Гаолян.
– Энта система усидчивости требует, это тебе не на кнопки жать.
– Да, тут с зацепом оттяжки определенно требуется доработка конструкции.
С бомбой совладать удалось. Андрей-Лев, сунул замысловатое детище Рдултовского за пазуху, забрал пулемет и направился на "штабную" квартиру-мастерскую. Борька повозился с отверткой, откручивая от деревянной ноги командира маскировочный сапог и пошел провожать дядю Филимона - требовалось занести карабины в штаб фабричной красной гвардии - не пропадать же паре стволов в такие горячие дни?
– Заодно ко мне в казарму зайдем, дочку проведаю, - угрюмо пояснил Гаолян.
– Совсем плоха, не жрет вовсе. Раздавила жизнь девчонку - не человек, а горсть костяшек. Вот так бывает, Бориска, когда весело да законопослушно с водочкой живешь, а не с револьвером в кармане гуляешь. Ох, и дурнем я был.
Что сказать Борька не знал, потому ляпнул глупое:
– Пережить надо. Она ж у вас молодая. Организм должен справиться.
– Дурак ты. Двенадцать весен Глафире, а в зенки глянешь - бабка столетняя. Чую, до тринадцатых именин не дотянет. Вот же уроды...