Окутанная тьмой
Шрифт:
Люси действительно не видит, но промолчит — это временно, ещё одна недолгая минута, две и регенерация начнёт бороться с этой проблемой, искореняя её, устраняя раз и навсегда, будто ничего и не было. Люси чувствует, как приятно начинает покалывать на щеках, приближаясь к глазам, она не видит, но чувствует, как на белых, стеклянных зрачках тонкими линиями, ещё вовсе не понятными разводами, узорами начинают расплываться такие привычные цвета — чёрный, красный. Кто-то вздыхает с облегчением, а Люси только ухмыляется, ведь она знала, что всё временно, что всё пройдёт, ей уже не страшно — линии становится всё больше, рисунок всё объёмней, и свет, всё то, что до этого видела Хартфилия раньше, становятся различимы. И первое на что смотрит Люси не Гажил, не Полюшка, не кто-то из гильдии, а именно ребёнок, который так же тихо спит, поддавшись её напору полностью, и глаза его чисты. Хартфилия радуется, это ли не повод сменить оскал на улыбку, искреннюю
— Люси, ты плачешь, — не как вопрос, а как подтверждённый факт произносит Венди, на что Хартфилия только вздрагивает, ничего не чувствуя, неужели её чувства притупились настолько сильно? Но не успевает Люси сделать что-то и даже ответить, как Венди добавляет, разрушая ту хрупкую, теперь желаемую тишину. — Кровью, — тихо разносится голос Марвелл, возможно ли что, когда слёз не остаётся, можно плакать кровью? Хартфилия не знала ответа и потому, немного не веря, провела рукавом по щеке — и правда кровь, странно вроде и неприятно, но почему-то хочется рассмеяться — искренне, громко, по-настоящему.
— Вот оно что, — задумчиво протянула Люси и, чуть оттолкнувшись от колонны, подошла к Леви, легко коснувшись ладонью её живота — ребёнок ответил, будто и не спал, но в этот раз без злости и страха. — Не за что, малышка.
Гажил нашёл Люси на крыльце гильдии — она не сбегала, не пыталась даже, просто ушла, чтобы немного успокоиться, привести чувства в порядок, взять себя в руки, уж слишком много прежних чувств разом дали о себе знать, тревожа давно забытое, отброшенное прочь. Но, тем не менее, всё самое страшное было позади: Леви здорова, ребёнок — тоже, но та грубость и гнев, которые не единожды испытывал к Люси Рэдфокс ранее, болью отдавались в сердце. Она помогла ему, искренне, ничего не попросив взамен, вернула веру в чудо, возродила из пепла надежду, пускай она и связана с демонами и прочим, но поводов её ненавидеть больше нет, и не было, — Гажил пришёл извиниться. Он безумно боялся, даже в тот момент, когда она рисовала этот чёртов знак, он был готов в любую секунду сорваться с места и не дать ей коснуться как Леви, так и малыша. Ему было стыдно, что он сомневался в Люси — она не плохая, стоит только внимательнее присмотреться к ней и разглядеть, что за этой стеной стоит та же Люси, прежняя и давно известная им.
— Спасибо, — коротко, на выдохе выдаёт Рэдфокс, опираясь руками на холодные перила, воздух здесь был и вправду освежающий, здесь ему стало заметно легче и проще. Дождь всё ещё идёт, не прекращая, уже который час подряд, и Люси всё чаще начинает казаться, что, быть может, из-за того, что она не может плакать, за неё плачет небо? У Хартфилии нет сейчас сил на слёзы, хотя душа буквально разрывается на части, а в голову всё чаще закрадывается вопрос «Почему я?», хотя ответ она знает — лучшее творение тьмы, и не более. — Я поговорить хочу, — тихо фыркает куда-то в сторону Гажил, прекрасно зная, что Люси услышит, она многое слышит, но чаще просто не подаёт виду, что немного, по-своему бесит. Она знает всё, что происходит в гильдии, знает, как о ней думали раньше, в самом начале, и знает, как о ней думают сейчас, после всего, что она делает, но остаётся спокойной, равнодушной, вот только снаружи. Люси слышит их сердца, ритм, это самый верный показатель — те, кто поверили, приняли ее домой, их сердца бьются мерно, ровно, не ускоряясь, а те, кто боится, не могут скрыть свой страх, Гажил тоже не мог когда-то, но не теперь. — Знаешь, а ведь когда ты только-только пропала, когда мы начали планировать семью и ребёнка, Леви мне кое-что сказала. Ещё не было понятно, кто будет — девочка, мальчик — плевать, но мы уже тогда придумывали имена. Так вот, Леви сказала, что если будет дочь, то назовём её Люси, в твою честь, — Рэдфокс беззлобно усмехнулся. Эти воспоминания не были нежеланными и горькими, ему нравилось, он уже давно представлял, как будет называть свою дочь Люси, он уже почти привык, свыкся с этой мыслью.
— Слишком много чести для такой, как я, тебе так не кажется? — Люси тоже усмехается, но горько, она не могла и отказывалась верить в то, что кто-то хотел назвать своего ребёнка, любимого и желанного, этим грязным, давно запятнанным кровью, смертью, болью именем. Их дочь не заслуживает этого, да и имя не такое уж и красивое, милое, могли бы и включить воображение, придумать что-то другое, зачем именно «Люси»?
— Умолкни, а?! Ты это ты, что тебе не ясно, всё равно, ты ведь согласилась стать крёстной нашему ребёнку, неужели откажешься? Да и к тому же, недавно, когда ты уже была в гильдии, Леви разбудила меня ночью и сказала, что придумала для нашей дочери другое имя.
— Пусть лучше будет Люсия, чем просто Люси. Уверена, ваша дочь будет умницей, и имя, выбранное вами, никак не повлияет на неё. Ты главное береги своих девчонок, Гажил, — негромко проговорила Хартфилия, спускаясь по ступеням вниз, выходя под неугомонный дождь, почти сразу же исчезая с поля зрения — этот дождь холодный, но искусанные в кровь губы щипает, будто действительно солёный, как слёзы.
— Я-то буду, а ты за собой смотри и за придурком ненаглядным своим. Кстати, поговори с Джу, с ней творится что-то, а она молчит, как дура… Может, тебе расскажет.
— И зачем ты пригласила меня сюда, в такую ненастную погоду, — Локсар, подняв зонтик чуть выше глаз, недовольно осмотрела Люси. Та, уже вся промокшая с ног до головы, с безразличным лицом, сидела на каменном заборчике в парке, лишь накинув на голову капюшон куртки, который её заметно не спасал. Джувия не знала и искренне недоумевала, почему Хартфилия позвала её сюда, именно одну, но, тем не менее, пришла, увидев на мутном окне надпись пальцем, застывшую всего на мгновение, — она не знала, как Люси это сделала и когда успела, но тут же направилась сюда. В душе был какой-то страх, что, быть может, Люси собирается бежать, все же перед ней все так просто раскрыли карты, рассказали, где Адриана, где Райто, Венди и Эми, что если она воспользуется этим, ведь ей в последнее время дали слишком много свободы? Но Люси не собиралась сбегать, по крайней мере сейчас, — было ещё много дел, и не только в гильдии, чтобы вправить некоторым личностям мозги весьма поучительными разговорами, но и с демонами. Эта была, пожалуй, главная головная боль Люси, и она собиралась узнать всё относительно Леона и того демона, вот только жители Ада искренне не любят дождь и сырость, они любят ночь. — Люси, так ты будешь говорить, что происходит? — Локсар с нескрываемым упрёком посмотрела на Люси сверху вниз, сузив глаза настолько, что они казались совершенно чёрными, как у Кина. Джувия любила дождь, любила шум капель, это тёмное, свинцовое небо и лужи под ногами, но не сейчас — было много забот дома, да и Леону стало хуже, он не мог вспомнить ничего, что волшебники так виртуозно наплели ему, и из-за этого просто растерялся, расстроился, потеряв сознание. Поэтому Локсар было не до глупых записок пальцем на окне, игр и нелепого молчания в своё оправдание.
— А я думаю, что сейчас говорить будешь ты, Джувия. Расскажи мне, пожалуйста, зачем, с какой целью ты это делаешь? — Люси, подняв глаза, на удивление Локсар только аккуратно коснулась её живота рукой, но Джувия была готова поклясться, что даже сквозь тёплую куртку чувствовала тепло, жар от ладони Люси и её дрожащих пальцев. — Зачем ты сама, собственноручно убиваешь своё счастье? Зачем ты вновь и вновь, каждый день, глотаешь эту дрянь? Зачем уменьшаешь свои шансы завести ребёнка после? — Локсар замерла в недоумении, глядя в глаза Люси — та плакала, искренне, или это просто дождь, его капли скатывались по её щекам, но Джувию тут же бросило в дрожь, стало невыносимо жарко, не комфортно. Это бледное лицо, мокрые волосы, дрожащие губы и слёзы — Хартфилия действительно плакала, Джувии не показалось, но от этой находки легче не стало.
— Откуда? Откуда ты знаешь, что я делаю? Ты, Люси, следила за мной или тебе кто-то рассказал об этом? — тихо пробормотала Локсар, сильнее сжимая пальцами ручку зонтика, мысленно желая избежать этого разговора, провалиться под землю. Было невыносимо больно, когда кто-то лез в самое потайное, далёкое, сокрытое от посторонних глаз — Джувия не хотела, чтобы в её душу кто-то проникал, копошась там, но ничего поделать она не могла, было поздно. Всё тайное стало явным, между ними, когда-то соперницами, а теперь, возможно, подругами.
— Я вообще-то всё вижу, дура. А теперь объясни, почему ты пьёшь эти таблетки без конца, они для тебя уже словно наркотик? Почему ты так боишься забеременеть — Грей, как я знаю, не против, да и ты говоришь ему, что рада серьёзным намерениям. Но почему всё равно пьёшь? — Хартфилия смотрела, казалась, в самую душу, она уже была там, перебирая мысли, сокровенные мечты Локсар, оттого той было так некомфортно. Эти глаза, покрасневшие, почти дикие, среди дождя казались почти обычными, безразличными, но в них не было упрёка и насмешки.