Олегархат им. тов. Сталина
Шрифт:
Остальные «переводчицы» тоже представились «по званиям», и все остались довольны. Хотя из госбезопасности оказалось только четверо девушек, еще десять были именно военными переводчицами, а остальные служили офицерами Народной милиции. И капитан Ри была в группе старшей по званию, остальные числились лейтенантами.
Я тоже была довольна: все же и про имена кое-что «из прежней жизни» помнила, ведь уже успела в Северной Корее побывать, хотя и «сильно позже» — и меня тогдашний «сопровождающий» специально инструктировал, как «правильно имена записывать буквами». Правда, он особо подчеркнул, что корейцам относительно безразлично, как их имена пишутся на кириллице, ведь все равно «получается хотя и похоже, но все равно не точно», а вот к написанию имен латиницей они очень трепетно относились.
Я вообще очень много про Корею знала, и даже корейский язык немного успела изучить —
От Владивостока до станции Хасан поезд шел не спеша, часов пять. А там буквально за пятнадцать минут под вагонами поменяли тележки — и мы въехали в Корею. Я с огромным любопытством смотрела при переезде через Туманную в окошко: оказывается, сейчас «мост Дружбы» был выстроен двухпутным (или даже «четрыехпутным»): в каждом направлении на путях были обе колеи — и «советская», и «европейская», и корейская «переводчица» мне сказала, что пассажирским поездам тележки меняют в Хасане, а товарным — уже на корейской станции Туманган. Причем о причинах такой «дискриминации» она ничего не знала, сказала, что «вероятно, так сложилось исторически». Ну да, древнейшая история, мосту-то уже больше десяти лет!
Но поначалу сама Корея мне показалась такой же, как и Советский Союз — то есть вид за окном поезда особо не отличался от того, что я рассматривала по пути из Владивостока до Хасана. Такие же горы, такие же деревья. Но скоро я прочувствовала, что попала именно в другую страну, сразу после того прочувствовала, как мимо вагона проскочил небольшой поселок. То есть поселок выглядел ухоженным, но он был не таким! Совсем «не таким»…
До позднего вечера (и, вроде бы, даже ночью) поезд неторопливо полз вдоль берега моря, причем большей частью его тянули паровозы. А когда я проснулась, то увидела в окнах горы, и «моя» переводчица Магай Хён, которая была единственной в группе «без погон», а представляла корейский МИД, с гордостью сообщила, что мы едем по новой, всего лишь этим летом выстроенной дороге, соединяющей восточное и западное побережья страны — и было видно, что гордость эта не показная и не напускная, девушка действительно гордится тем, что в стране выстроили эту дорогу. Одноколейную, и настолько горную, что — я в окне это увидела на очередном крутом повороте — поезд тянул паровоз и вместе с ним дизельный локомотив, очень напоминающий советские маневренные тепловозы. Но все же поезд ехал — и спустя еще часа четыре приехал в Пхеньян, где на вокзале нас встретил лично товарищ Ким Ирсен…
Конечно, это великая честь быть встреченным самим товарищем Кимом — но мы все так за дорогу измотались… Впрочем, товарищ Ким это и сам понял — то ли по моему виду, то ли по собственному опыту знал, каково это прокатиться от Москвы до Пхеньяна, так что он всего лишь произнес приветственную речь (слава богу, очень краткую), рассадил нас по автомобилям (нам подали чуть ли не десяток больших лимузинов, причем для меня вообще «Чайку» откуда-то пригнали) — и мы отправились «в выделенную мне резиденцию». Совсем недалеко от столицы выделенную — и все мы, с огромным удовольствием быстро поужинав, отправились отсыпаться «на твердой земле». Потому что уже завтра с утра всем предстояло приступить к работе, и работа ожидалась очень непростой. Вот только я не ожидала, насколько мои ожидания оказались приуменьшенными…
Глава 9
Десятое сентября выпало на пятницу, и всем нам (я имею в виду и советской делегации, и переводчицам) пришлось в этот день впахивать по полной: утром привезли два грузовика с нашим багажом, а потом эти грузовики еще по четыре рейса со станции проделали. Все же барахла мы с собой захватили очень немало, если даже не считать ручную кладь (то есть по четыре-пять немаленьких чемоданов на человеко-рыло), то им были полностью забиты два багажных вагона. И все это нужно было правильно разместить — так что особо отдохнуть ни у кого не получилось. Но уже то, что мы теперь не тряслись запертыми в тесных вагонах, все воспринимали как маленькое счастье.
От тяжелой физической работы были освобождены всего двое: Вася и Ника, и мне показалось, что у Ники работенка была даже потруднее, чем у всех остальных. Потому что сын мой тут же бросился изучать дом и окрестности, а его шустрость все же была заметно выше, чем у не самой молодой
Дом нам выделили замечательный. Я думаю, что это было чье-то поместье, которое случайно во время войны не разбомбили, и не разбомбили в том числе и потому, что стоял он на отшибк и вокруг, кроме небольшого сада с яблонями и грушами, ничего на пару километров вообще не было. То есть имелась деревушка в полукилометре, но ее даже видно не было, поскольку дом с трех сторон окружался горами — но даже эту небольшую деревушку в войну, как мне сказала Магай Хён, в войну полностью снесли: янки вообще бомбили все, что видели, а южане, захватив какую-то территорию, тоже сносили на ней все строения. Но этот дом не тронули, а недавно (что было хорошо заметно) в него провели электричество, доставшееся заодно и деревушке, на заднем дворе поставили большую цистерну…
Потому что на днях должны были еще подъехать наши машины из Союза, причем исключительно «Камы» (мне — отдельно везли «Каму-Яхонт»), а они работали минимум на восемьдесят восьмом бензине. В Корее же, хотя и имелся небольшой нефтеперерабатывающий завод, производился бензин максимум семьдесят второй, так что для нас была устроена небольшая «бесплатная заправка» во дворе, бензин для которой тоже должны были из СССР возить…
А пока автомобилей не было, нам предоставили «казенные», две «Победы» и четыре «газика». Но машины пока просто во дворе стояли: ехать было некуда да и разрешений на вождение нам пока не дали. То есть какие-то корейские разрешения, аналог наших прав — а без них даже за руль садиться «не рекомендовалось». И я обратила внимание, что кореянки к этому относились исключительно серьезно.
То есть, в силу давней привычки всю информацию анализировать, я за три дня столько интересных выводов относительно корейского менталитета сделала, что начала понимать: тут мне просто не будет. А будет очень сложно — и «сложности» начались уже в субботу. Когда «в гости» приехал товарищ Ким. Ко мне в гости. Приехал он довольно рано, мы еще завтракали — а завтрак на всю советскую команду снова готовила Ника. Она сразу по приезду оккупировала кухню — впрочем, повариха, обслуживающая нас, тоже с кухни не вылезала — но кореянка еду готовила лишь для переводчиц. А я, еще с «прошлой жизни» зная, что на корейской кухне мы долго не протянем, заранее составила список продуктов, достаточный, чтобы мы сами себя могли прокормить (правда, имею я виду все же «посменное дежурство» в женском коллективе). Но Ника последнюю мою идею подвергла жуткому остракизму и демонстративно повесила составленный девушками «список дежурств» на гвоздик в соответствующем заведении. Причем даже для этого гвоздик где-то нашла — но никто против ее инициативы не выступил, тем более что готовила она (и все еще в поезде в этом убедились) просто замечательно. Правда, еще в пятницу вечером ко мне пришла очень испуганная переводчица, как раз ей и предоставленная, и сказала, что «товарищу домоправительнице она не знает как объяснить, что на рынок за продуктами ездить или ходить не получится, поскольку товарищ не понимает, что рынков тут вообще нет». Я эту особенность местной общественной жизни до Ники все же смогла донести, так что «международного скандала» не получилось. То есть получилось ей запретить зайти ко мне на встречу с товарищем Ким Ирсеном и просить у него разрешить людям на рынках все же продуктами торговать…
Вот бы товарищ Ким удивился, если бы Ника к нему с такой просьбой пришла! А так удивилась лишь одна я — после того, как с товарищем Кимом мы почти весь день обсуждали различные вопросы, касающиеся пребывания нашей делегации в Корее. Потому что я узнала, что вообще-то он вовсе не просил, чтобы в Пхеньян меня прислали, а всего лишь попросил советское правительство «дать уроки управления, которые товарищ Сталин дал товарищу Федоровой, чтобы та приняла самое верное решение». Вероятно, он просто выразился слишком уж вежливо, и советские товарищи его неверно поняли — но раз уж я сюда попала, то работу нужно было все же выполнить. Тем более, что скорее всего никто другой ее выполнить и не смог бы. Однако и мне для ее выполнения «не хватало данных», поэтому на вопрос корейского лидера о том, когда мы планируем приступать к обучению, я ответила просто: