Он, Она и Париж
Шрифт:
Именно так он и расценивается.
— Куда летите, если не секрет?
— В Париж.
— А почему не с мужем?
— У него работа.
Взгляд в зеркале становится вопросительно-недобрым. Если водитель сейчас спросит «к любовнику собрались?», попрошу остановить машину и выйду.
Но нет, следующий вопрос поставлен по-другому:
— Попробую предположить. В гости к друзьям?
— Нет. Тоже по работе.
Взгляд в зеркале становится злым и одновременно тоскливым, как у собаки, которую избили и бросили на дороге.
— Эх… Моя вот тоже съездила. По работе… Там и
— Ничего. Понимаю.
Мне становится немного жалко этого мужика, которому жизнь сначала подарила любовь, а потом отняла ее, жестоко и равнодушно. Конечно, можно много говорить на тему, что «так судьба сложилась», «в разрыве виноваты оба» и так далее, и тому подобное. Но это всё для самоуспокоения. Когда люди расстаются, одному из них всегда больнее. Тому, для кого эти отношения были более важными и нужными.
В машине, нагретой солнцем за утро, пахнет пластиком, обивкой сидений, хорошим ароматизатором. И еще чем-то тяжелым, гнетущим, если подобное слово можно применить к запаху. Дезодорант вроде и глушит его, но нотка всё равно остается, как если бы недобросовестный повар попытался залить не очень свежие овощи каким-нибудь причудливым соусом. Возможно, так пахнет застарелая тоска, пропитавшая всё пространство этой машины, которая уже очень давно возит своего хозяина и успела стать частью него. Наверно он тоже не любит выходить из нее надолго, как я из своей квартиры. Давнее горе тоже может стать привычной атмосферой, которую не хочется покидать.
Мы неторопливо едем по городу, улицы которого, словно артерии огромного организма, забиты пробками. Мегаполис болен этими фырчащими тромбами, вылечить которые крайне сложно. Для этого нужно строить много новых дорог, и это делается потихоньку, но напоминает реанимацию умирающего. Без толку всё. Сколько себя помню, по утрам лучше сидеть дома, или ехать на метро, иначе непременно попадешь вот в такую медленно движущуюся затхлую реку из металлических, нагретых солнцем коробок с людьми, запечатанными внутри.
Наконец машина подъезжает к зданию аэропорта. Выхожу, расплачиваюсь с таксистом, и вместе с такими же, обремененными чемоданами пассажирами втягиваюсь внутрь огромного стеклянного здания, где начинается процедура просеивания багажа и человеческого материала через специальные устройства, предназначенные для поиска запрещенных предметов. Психологически не особо приятная.
Чувствуешь себя не кем-то, а чем-то, неким предметом на конвейере, который тщательно исследуют на предмет возможных изъянов. Хочется надеяться, что когда-нибудь изобретут некий коридор, чтоб люди спокойно шли по нему, ни о чем не подозревая, а в это время их вместе с багажом просматривали бы невидимыми лучами. А еще лучше, чтоб настало когда-нибудь такое время, когда все люди на планете начнут просто доверять друг другу, вылечив нашу маленькую планету от терроризма, злобы, зависти, и человеческой глупости, порождающей все вышеупомянутые недуги. Понимаю, что утопия это, так, несбыточные мечты… Но что еще делать, как не мечтать, стоя в очереди перед проходом через рамку, просвечивающую тебя насквозь?
Наконец этот театр недоверия заканчивается, и я прохожу в зону беспошлинной
Гулять по магазинам, в которых никогда ничего не куплю, я всегда считала бесполезным времяпровождением. Лучше уж посидеть где-нибудь, попить кофе, потупить в телефон или фотоаппарат. И чтоб народу было поменьше.
Именно для этих случаев Он однажды подарил мне банковскую карту, открывающую доступ в лаунж-зоны аэропортов — и не только. Там еще было много чего, что я не запомнила, а что запомнила, тут же забыла за ненадобностью. Но сейчас, после того, как меня на досмотре заставили вывернуться наизнанку, а потом снова свернуться в свою привычную одёжно-вещевую оболочку, мне хотелось уединения. Думаю, это несбыточная мечта в аэропорту с его морем людей, снующих туда-сюда, но хоть приблизиться к ней уже за счастье.
В лаунже и правда было немного народу, что меня порадовало. Женатая пара с двумя послушными детьми, смирно сидевшими на диване, уткнувшись в детские книжки на немецком языке. Лысеющий мужчина с щекастым лицом человека, не привыкшего себе ни в чем отказывать, который увлеченно читал бизнес-вестник, уплетая при этом кусок шоколадного торта. Дама преклонных лет с внимательным взглядом бизнес-леди, способной по туфлям безошибочно определить содержимое твоего банковского счета. И никого больше. Идеальное место для убийства времени, оставшегося до посадки.
Стоически выдержав сканирующий взгляд старушки, беру кофе и ухожу в самый дальний угол, где предупредительно поставлены диван и столик для таких, как я, оберегающих свой внутренний мир от излишнего чужого внимания. Достаю фотоаппарат, начинаю листать последнюю фотосессию с Вик — всё как-то не было времени посмотреть, что тогда получилось. Хотя «не было времени» это обычно всегда отговорка для того, что забыла сделать, или просто когда лень оказалась сильнее меня. Думаю, не одна я такая.
Удаляю пару снимков, которые мне не нравятся, и тут слышу легкое, еле слышное фырканье. Поднимаю глаза от экрана.
Ну да. В лаунж зашел парень. Брюнет, подтянутый, в костюме, рубашка под которым расстегнута на одну лишнюю пуговицу, что, конечно, не могло не вызвать недовольства у престарелой дамы. Хотя, думаю, дело не в пуговице, а в подспудном осознании, что вряд ли когда этот молодой человек расстегнет ради нее остальные. Некоторые люди болезненно воспринимают собственное увядание, сожалея о том, что их время безвозвратно уходит, и завидуя молодым. Зря, по-моему. В каждом возрасте есть свои плюсы и минусы. Ближе к старости минусов, понятное дело, становится больше. Но тогда, наверно, нужно просто меньше обращать на них внимания, и больше радоваться плюсам. Жизнь слишком коротка для того, чтобы тратить ее на негатив — даже тогда, когда негатива в ней становится всё больше и больше…