Он, Она и Париж

Силлов Дмитрий Олегович

Спускаюсь на лифте вниз, открываю дверь — и сразу окунаюсь в шум, которым всё помещение наполнено, словно вскипевший чайник бурлящим кипятком.

Не особенно просторный холл отеля буквально забит нарядно одетыми людьми. Все мужчины в костюмах, все девушки красиво причесаны, профессионально накрашены опытными руками визажистов, одеты в праздничные платья. Иной раз смотришь — вроде красиво человек одет, а чувствуется, что покупал всё на распродаже в супермаркете. Здесь же глянешь на толпу, и понимаешь, что эти люди потратили на свои наряды немалые деньги. Особенно — жених с невестой, которые, как

и положено, выделяются из толпы. Она — действительно прекрасным белым платьем, шлейф которого волочится по полу, букетом в руке, и той редкой улыбкой, которая бывает только у невест. Он — тем, как нежно, но при этом уверенно держит ее за другую руку, словно подзаряжая своей спокойной энергией, посылая неслышный сигнал: «Дорогая, я рядом. И теперь буду рядом всегда».

Несмотря на некоторую тесноту — что поделать, старинное здание навязывает свои правила — люди общаются между собой, смеются, кто-то, отойдя в сторону, пытается говорить по телефону. Только жених с невестой словно застыли напротив выхода из отеля. Репетируют перед фотосессией? Скорее всего. Странно конечно, что они все так рано собрались — на часах без десяти восемь, так что мне точно не придется извиняться за опоздание. Хотя всё равно чувствую некоторую неловкость: люди ждут, и скорее всего меня. Могла бы поменьше вертеться перед зеркалом и выйти немного пораньше.

Спешу к жениху с невестой, по пути несколько нервно готовя фотоаппарат к работе. Раздавая направо и налево «извините, извините, простите», пробиваюсь сквозь толпу…

И вижу, что на полу в паре метров от жениха с невестой скрючилось всклокоченное, бородатое существо, одетое в клетчатую рубашку с закатанными рукавами и старые, затертые джинсы. В руках существа фотоаппарат, по сравнению с которым мой выглядит как детский велосипед рядом с автомобилем представительского класса. Смотрю — и понимаю, что так нарядиться на свадьбу может позволить себе лишь настоящая мега-знаменитость. Звезда. Колосс в мире фотографии, которому прощается всё, лишь бы он приехал, лишь бы не отказал.

Первая мысль, безнадежная, как последний вопль утопающего: «может, это всё-таки кто-то из гостей решил пофотографировать, пока меня нет?». Тут же за ней, словно пуля в голову, бьет вторая — уже паническая. «Может это не „моя“ невеста? Может, я перепутала время, и попала на какую-то другую свадьбу?»

Приглядываюсь — и под полупрозрачной белой фатой, целомудренно прикрывающей лицо невесты, узнаю ту самую брюнетку с короткой стрижкой и кривой татухой на шее, которая ослепительно улыбается своему «выхахалю», как его окрестила Вик…

И тут на смену мыслям, словно цунами над горизонтом, возникает понимание: я тут больше не нужна.

Моё место занято.

Меня здесь никто не ждет.

Я — чужеродный элемент в этой толпе разряженных гостей.

В своем неброском, тусклом наряде и с «хвостом» на голове, я сейчас словно утка, случайно заплывшая в стаю прекрасных лебедей…

Ловлю на себе чей-то недоуменный взгляд — мол, кто ты, и зачем ты здесь?

Внезапно мне становится трудно дышать. Появляется и нарастает жжение в груди, глаза начинает предательски щипать. Сейчас достаточно мне произнести хоть одно слово, и слезы водопадом хлынут по моим щекам…

Трясущимися руками пытаюсь спрятать в

сумку свой фотоаппарат, который тут неуместен как вторая палочка в руке второго дирижера, никому не нужного на концерте, так как вполне достаточно одного… Но у меня не получается. По идее, надо бы уйти отсюда поскорее, но я не могу. Ноги стали ватными, еле держат меня, и я чувствую, что если попытаюсь сделать шаг, то могу упасть прямо посреди толпы — а это вообще уже будет выглядеть совершенно по-дурацки.

К моему счастью, то волосатое существо встает с пола, что-то хрипло говорит молодым, и те под руку выходят из отеля к длинному лимузину, припаркованному возле здания. Вместе с ними через вращающиеся стеклянные двери из вестибюля вытекает толпа, словно пенное, игривое шампанское просачиваясь сквозь узкое горлышко бутылки.

Я остаюсь одна посреди вестибюля. В голове, словно бестолковые мотыльки-однодневки роятся мысли:

«Как же так?!»

«Почему они так со мной?!!»

«Почему не предупредили?!!!»

Ответов нет.

Есть лишь медленно вращающиеся двери отеля, люди за ними, которым я совершенно не нужна и неинтересна, и портье за стойкой, который смотрит на меня с профессиональной учтивостью и некоторой долей сочувствия, словно доктор на безнадежного пациента. Понимает, что не в состоянии ничего исправить, но согласно внутренним правилам гостиницы уже пора бы подойти к несчастной и спросить, не может ли он чем-то помочь.

Но тут я вижу сквозь стекло, как от безликой, однородной толпы, что окружила лимузин, хлопнув себя ладонью по лбу, отделяется парень, который толкает дверь, уже почти остановившую свое вращение. Его черты лица кажутся мне знакомыми, но слезы, готовые хлынуть из глаз, мешают рассмотреть его получше. Да и не желаю я сейчас ни на кого смотреть. Всё, что я хочу, так это оказаться у себя в номере, зарыться лицом в подушку, и как следует прорыдаться, сминая пальцами податливую материю от бессильного гнева.

Парень входит в холл и останавливается в двух шагах напротив меня, словно не решаясь подойти ближе.

— Доброе утро, мадам.

Его голос похож на мурчание слегка растерянного тигра. Надо бы, наверно, что-то ответить, но я молчу. Моя внутренняя истерика бьется во мне, готовая вырваться наружу при малейшем слове или движении, и я не хочу, чтобы ее видели посторонние. Но в то же время я понимаю, что где-то уже видела этого брюнета. Вот только где?

Попытка вспомнить отвлекает меня от моего состояния. Моргаю, позволяя двум слезам повиснуть на нижних ресницах — и, наконец, осознаю, что передо мной стоит тот самый парень из лаунжа, с которым мы перед посадкой на самолет обменялись парой коротких, ничего не значащих взглядов.

— Кажется, мы с вами виделись в аэропорту, не правда ли? — произносит он. — И наверняка летели в одном самолете. Удивительное совпадение, вы не находите?

Наконец проклятый фотоаппарат попадает в сумочку. Я закрываю ее, достаю платок, промакиваю глаза. На белой искусственной ткани остаются два мокрых пятнышка со следами черной туши, похожими на стайку красноречивых минусов. Неплохое обрамление для слез, которыми я, кажется, переполнена по самое горло.

— Что вам нужно? — выдавливаю из себя, усилием воли подавляя предательский всхлип.