Он убил меня под Луанг-Прабангом
Шрифт:
– Разве вас надо жалеть? Вы такой сильный человек...
– Вы обманываетесь, Тань.
– Нет. Просто вы не знаете про себя ничего. А ваши женщины не умеют понимать силу мужчин. Ваши женщины избалованы вами. Вы им дали равноправие, и это погубило их. И, конечно, вас.
– Это все философия, Тань. А правда заключается в том, что Билл моложе меня и сильней.
– Он маленький, слабый мальчик. Вы, европейцы, все понимаете не так, как надо. Вам кажется, что сила мужчины проявляется только
– Это неверно?
– Это слишком рационально, чтобы быть верным. Любовь - иррациональна, она должна быть отрешенной от плоти. Сила мужчины проявляется в том, как устало он говорит с женщиной, как он шутит, пьет чай, как он грустит, как он смущается случайной измены с другой...
– Вы действительно верите в то, что говорите?
– Зачем иначе говорить?
– Откуда у вас мои книжки, Тань?
– Я их взяла в библиотеке, когда узнала от Билла, что вы умеете писать.
– Вы тоже умеете писать.
– Видите, какой вы сильный, - сказала она, - вы не засмеялись надо мной, а добро пошутили. Вы умеете сочинять, а я - писать, это же разные вещи.
Подошел кельнер и, дождавшись, когда Тань кончила фразу, сказал:
– Вот номер телефона отеля, где остановились журналистки, сэр.
– Такой длинный номер?
– Я записал то, что мне продиктовали, сэр.
Эд поднялся.
– Я вынужден попрощаться с вами, Тань.
– Вы домой?
– Да.
– Подвезите меня.
– Пошли. Только я позвоню.
Он зашел в будку. В телефонных будках он всегда чувствовал себя приговоренным к смертной казни.
– Алло, - сказал он, услыхав сонный голос портье, - в котором номере остановилась миссис Стюарт? Соедините меня с ней.
Он слышал длинные гудки и думал: "Лежит и плачет, дуреха".
– Никто не отвечает, сэр.
– Сейчас ответят.
"Нельзя отказываться от прошлого, - продолжал думать он, - каким бы оно ни было. Даже если у нас с ней был час счастья, - а у нас были годы счастья, наши первые голодные годы, - я обязан расплатиться по векселю. Чего мне надо? Я выиграл по билетику из гардероба человека, который верно любит меня".
– В номере никого нет, сэр.
– Пожалуйста, поднимитесь в номер и постучите в дверь.
– Я посмотрел у себя, сэр. Ключ здесь, сэр. Прошу простить меня, сэр...
Опустив трубку, Эд почувствовал, как жарко в этом стеклянном колпаке.
– Все в порядке?
– спросила мадам Тань, когда он вышел.
– В полном, - ответил он.
– Пошли посидим еще немного, а?
– Нет того, куда вы звонили?
– Что-то я устал, Тань. Пошли сядем.
– Все европейцы устают оттого, что не знают, чего хотят.
– Я американец.
– Это не важно. Вы - белый.
– В общем, верно.
– Спокойствия.
– Хотите выпить?
– Нет, спасибо.
– Закройте колени, у вас слишком красивые ноги.
– Я думала, что надо закрывать плохие ноги.
– Простите, Тань, - сказал Эд, - мне надо еще раз позвонить.
Он набрал номер аэродрома.
– Хэлло, это Эд.
– Хэлло.
– Журналистки улетели или остались ночевать?
– Несколько человек только что улетели в Бангкок.
– Сара Стюарт улетела, не помнишь?
– Твоя жена?!
– Однофамилица.
– Рейс отправлял Кегни.
– Спроси его, а?
– А он уехал.
– Ты не заметил - там была такая черная женщина? Голубоглазая, черная, высокая женщина?
– Черт их знает... Я их видел со спины, отсюда, из будки. У нее большой зад? Там была одна с задом громадным, как ракетодром.
– Нет, - ответил Эд, - у той ничего патологического.
– По-твоему - здоровый зад это патология?
– Нет, ну все-таки, - ответил Эд.
– Кажется, высокая черная женщина улетела...
Стюарт вытер со лба пот и медленно положил трубку на рычаг.
"Дура, - подумал он.
– Истеричная дура. Конечно, она улетела! А что ей оставалось делать? Она прилетела ко мне, а я даже не позвал ее к себе. В конце концов она могла бы понять меня: я искал этой войны, чтобы найти в себе силу, а она отняла у меня последние силы. Она никогда не хотела понять меня: она живет по таблице умножения, интегралы не для нее. Ну и пусть... Пусть пеняет на себя..."
В дверях Эд столкнулся с Лэсли.
– Хэлло, Эд, - сказал он, - у твоего второго пилота сегодня великолепная женщина.
– Да?
– рассеянно переспросил Эд.
– Молодец. Ты куда - спать?
– Нет. Мы бомбим то же место, где катаетесь и вы.
– Ночью бомбить там с "фантомов" бессмысленно.
– Смысл не в том, чтобы разбомбить, а в том, чтобы попугать чарли, ответил Лэсли.
– Пока, Эд.
– Счастливо...
02.44
Степанов и Кемлонг возвращались в пещеры.
– Ситонг, наверное, ищет меня.
– Нет. Он пошел на могилу. Он всегда заворачивает сюда, чтобы зайти на могилу.
– Какую могилу?
– Здесь убили его жену. Диверсанты во время бомбежки стреляли в людей из леса. Она должна была через месяц родить ребеночка.
"Когда есть дети, - вспомнил он слова Ситонга, - не страшно умирать: на земле останется твое семя".
– А ее брату, - продолжала Кемлонг, - оторвало руку, а он художник. И он теперь не может рисовать.
– Кемлонг улыбнулась: - В детстве наши родители договорились, что я стану его женой.