Она и её Он

Зайцева Марина

А потом мы смотрели кино, укутавшись на полу перед монитором большим пледом, прибрав пространство так, чтобы улик не осталось, даже создав на столике возле дивана что-то вроде инсталляции «наш досуг» из дисков, чашек и мелочей.

А потом приехали ребята. И вот это была проверка.

Мы сидели возле дивана, на полу. Саша – опершись на диван спиной, расставив и скрестив согнутые в коленях ноги. Я – у него между бедер, внутри рук, в полуобороте. Я прижималась к нему так, чтобы обоим было удобно и сидеть, и дышать. Одновременно я держала большую плошку с маленькими сырными бутербродами, горячими кусочками вареной картошки, наломанными веточками винограда. Рядом на столе гнездится заварочный чайник под колпаком, две чашки, шоколадка с коньяком. Мы

смотрели старую версию «Аферы Томаса Крауна» и ужинали. Это сладкое чувство и манящие занятие – быть рядом и трогать друг друга как угодно – уже с час как переместилось из плоскости эротики, либо бытовых жанровых сценок, в спокойное нахождение рядом. Ели мы руками, что очень все упрощало. Время приближалось к часу «Икс», это было на карандаше, так что мы спокойно ждали, когда привалит народ. Очень большим облегчением было то, что приедет сразу много человек, а, значит, неловкости места не останется, оно все будет занято беготней и суетой. На кухне прел под полотенцем нехитрый ужин, мне скоро пора было идти домой. Мы с Александром договорились, что улизнем, когда все придут, и в суете еды, раскладывания вещей и настройки, допустим, субтитров на всех сериях «Ковбоя Бибопа», не будут в нем нуждаться. Он проводит меня до середины пути, а завтра я зайду к ним в районе 15 часов. Раньше я никак не могла, потому как школа требовала своей мессы, а хозяйство пощелкивало плеткой магазинных закупок и варки клубничного варенья.

Ребята зашли как-то неожиданно, хотя это было тем, чего мы ждали последние минут сорок, вполне деятельно. Общие друзья Романа, Маши и Александра знали меня мало, так что с этой стороны не предвиделось никаких вопросов. Маша, удивительно добрый и делового склада ума человек, обдумала все заранее, сообщив и мужу, и Саше, что занимает позицию стороннего наблюдателя в их адрес и старшего друга в мой. Она знала меня мало и недолго, но, видимо, мое большое восхищение ею провоцировало ее на позицию небезразличности и отношения сверху. А вот Рома, хоть и дал благословение, всю неделю молчал, как рыба об лед, со слов Александра, и вообще был подчеркнуто обходителен, «как с зятем», – выразился Александр. У него сложилось впечатление, что Роман отрабатывает отцовское поведение, и прихренел от того, что его милой нежной девочке надо носить бюстгальтер, чтобы выросшая грудь не вываливались из выреза блузки на публику. Так что с первых мгновений Рома уперся в меня взглядом и, казалось, прилипал каждый раз, как высвобождаясь такая возможность. Через десять минут этого пристального взгляда я не выдержала и, тихонько позвав Сашу в прихожую, позвала туда Романа. Потом сказала ему: «Смотри». Я поцеловала Сашу, немножко, легко, поцеловала его в шею, взяла за руку и спросила Рому: «Не плохо же. Хорошо! Я привыкну, ты привыкнешь. Спасибо, что ты меня притащил в свою жизнь и отпоил грибами тогда тут. Ром, я очень боюсь твоей реакции».

Роман чисто гоготнул, почесал, оторвав практически от лица, нос. Поддернул брюки, гыкнул:

– Так. Ирка. **ть ж его. Ну, что, ну, классно. Я как-то вообще не сконцентрировался на том, что ты не девочка на моем кружке. Я, это, я смущаюсь. Вы ж на будете плющить меня нежничаньями?

Саша стоял молча, как рыба, переводя взгляд с него на меня.

– Нет, не будем. Хорошие учителя достались.

В этом месте Роман разулыбался до ушей.

– Ладно, валите уже! Ирка, завтра приходи догнать сегодняшние эксперименты! Валите уже на улицу целоваться. Отпустишь Сашку не больше чем через полчаса, а не ночью и с глазами, как чайные блюдца. Плодитесь, одним словом, и размножайтесь.

Александр пнул его ногой, получилось в голень. Роман рефлекторно двинул в ответ тому в корпус, попал в ребра над печенью. Саша присогнулся, кашлянул, и они уже осознанно перепихнулись плечами, как мутузящие друг друга щенки.

– Я скоро, – кинул Александр.

Мы вышли.

– Отец Тереза чертов. Так, Ирина, сейчас я буду тебя не провожать, а…

Я не дала договорить.

– Ага, давай.

В общем, лестница с широкими

старыми перилами удобное место.

– Так, цитируя нашего человека из Амстердама, «придешь домой, …пару раз». Люблю тебя, жду тебя завтра. Пойду, хорошо?

– Ага, иди, наш человек из Амстердама. Не переусердствуй только.

– Ну, это зависит уже от силы воображения.

– Бы-гы-гы. Иди давай, я доеду трамвайчиком. Целую!

И я умчалась вниз, хлопая задниками босоножек, чтобы перестучать и сердце, и звук закрывающейся двери.

Тепло и свет… Свет и тепло. Наши встречи были такими длинными и большими, что помещалось в них нечто немыслимое. Я проснулась в то воскресенье с ощущением сладкой истомы и усталости. Усталости, имеющей привкус крови, сахара, першащей в горле. В животе было как-то дрябло, не было опоры. Ноги – ватные, руки – слабые. Дышать трудно. Хотелось упасть в недра кровати и падать, падать сквозь пол, словно «На Игле» и в передозировке. Чтобы звуки притихли и приглушился бы свет.

То чувство, которое держало меня клещами на прошлой неделе, чувство нереальности, поменяло полюса. Я не хотела ничего этого – есть, одеваться, разговаривать, готовить. Разве вот выгуливать Бобку – отдушина, общение на уровне взаимности, не меньше. Одиночество. Я хотела сбежать из своего дома, от своих людей. И оказаться там, где мой любимый. И там быть.

Я помнила, что вот он уедет вечером, что еще неделю ждать ему меня, а мне – его. Но это-то как раз было легко. Потому что неизбежно. Надо читать летнюю программу, конспектировать тонны материалов, писать базу для научной работы с моими барышнями. На все это надо время, очень много времени. А еще – летние факультативы и практикум. И маленькая подработка. На все это надо время.

Ну а вот сегодня все бессмысленно, все только мешает, все душное и слишком плотное, и я должна быть не здесь. И совершенно не с кем говорить, и даже нельзя иметь искреннее лицо. Все только внутри, как желтый огонь в сердцевине фиолетового ириса. Так что я ждала.

Потом оделась и сбежала из дому «играть в волейбол на пляж». У нас только три часа. Эта мысль пульсировала в голове и на дне глаз. Я шла к Роману домой, задыхалась от того, что дорога такая долгая. Я впервые не тянула ногами время прогулки, а пыталась намотать его, спихнуть, обогнать, успеть.

Я пришла, позвонила, дверь почти распахнулась.

На меня смотрел Рома. Глаза были слегка шальноватые, общее состояние – утро в китайской деревне. Не выспавшийся, помятый, застегнутый со сбившейся пуговицей, нервный какой-то.

– Привет! Уже!

– Привет, Ром.

– Заходи, Ириш, заходи уже давай. День уже давно, да? Мне нужен стимул.

Роман наполнял пространство словами. Было видно, что ему нехорошо, его подплющивает, организму тяжело, нервам тяжело, на душе муторно.

Я инстинктивно зашла на цыпочках и как-то вся сжалась.

– Иринка, пойдем чай пить на кухню. Мы вчера переусердствовал с количеством бодрствования, и там на всех горизонтальных поверхностях спит народ. Даже Машка. Она отказалась пару часов назад вставать и составлять компанию моему мученичеству.

У меня крутилось только где Саша?. Видимо, очень громко крутилось.

– Сашка вообще не спал, кажется. Он куда-то ушел под утро. Недавно вернулся, сидел в компе, что-то там читал, потом пошел греметь посудой, окончательно меня разбудил. Сказал, что в доме нету ни еды, ни кофе, и отправился на раздобытки. Минут двадцать назад ушел.

Я вдохнула и выдохнула. Одно дело – наши девичьи мечты и совсем другое – будни. Он не тут, надо еще его ждать.

– Пошли пить чай. Пить. Чай. С бергамотом. Тут где-то должен быть.

– Ром, ты выглядишь так, словно бы вчера сильно обдолбался, ты же вроде не того?

– Я? Не-е! Фу! Я не обдолбался, я только под утро немного мухоморнул, чтобы спать нормально. Ирин, мы ж почти не пьем даже! Но мы идиоты, потому как мы смотрим сериалы. Ну форменные идиоты, как дети маленькие. Пока гештальтик не закроем – все друг друга локтями пинают.