Опасное молчание

Каменкович Златослава Борисовна

— Пройдите в коридор, — приказал офицер, казакам. — Закройте дверь.

Оставшись наедине с Галиной, офицер доверительно сказал:

— Видите ли, мадам Кречет, ваш муж еще не совсем арестован. Он задержан. Его превосходительство обещали, если Кречет во всем чистосердечно признается, освободить его из-под стражи. Благодарите бога, мадам, ваши дети не останутся сиротами. Кречет во всем признался. Он прислал меня за кожаной сумкой. Кречет сказал, вы знаете, где она спрятана. Как только я доставлю сумку, ваш

муж будет на свободе.

— Какая сумка? Я ничего не знаю…

— Подумайте, мадам, это решает судьбу вашей семьи.

Галина слишком хорошо знала своего мужа, чтобы попасться в расставленную ловушку. И пока она силилась что-то сказать, в памяти ярко представился тот вечер, когда муж впервые принес домой небольшую кожаную черную сумку и попросил спрятать ее. При этом он сказал, точно поклялся: «Что бы ни случилось, Галя, запомни: даже смерть не может заставить предать товарищей, изменить нашему правому делу…»

— Мой муж честный человек, — приподняв голову, горячо заявила женщина. — Кто-то хочет его, невинного, погубить…

Офицер порывисто встал. От его изысканной вежливости не осталось и следа. Ударом ноги он распахнул дверь и крикнул казакам:

— Обыскать!

Казаки приступили к обыску квартиры.

Тем временем Мирося стояла посреди сарая, озабоченная тем, куда бы лучше запрятать сумку.

Во дворе было душно, как перед грозой, а в сарае царил прохладный сумрак. У двери, проникнув сквозь щели, легли тоненькие полоски света, и в них кружились пылинки.

«А вдруг они станут искать в сарае? — обожгла Миросю догадка. Беспокойный взгляд девочки метался от ржавой выварки к невысокому штабелю дров, от связки рогожи к груде разного хлама под стеной. — Куда спрятать? Куда?..»

Мирося с сердцем, преисполненным тревоги, держала в руках сумку, когда за дверью послышались чьи-то крадущиеся шаги.

Не отдавая себе отчета, девочка вдруг приподняла доску и опустила сумку в чужой сарай.

Полоса света ворвалась через открывшуюся дверь. В сарай заглянул домовладелец.

— Ты что здесь делаешь? — сердито пробасил Савенко, тогда как быстрые глаза его, похожие на два черных жука, забегали вокруг. — Марш домой!

Вбежав в комнату, Мирося чуть было не упала, споткнувшись о люльку, которая валялась перевернутая у самой двери.

Мать в одной рубашке сидела на голом полу, прижимая к груди надрывно кричащего младенца. Мирося бросилась к ней.

Тут и вошел Савенко. Он метнул на жену Кречета взгляд, горящий лютой ненавистью, а затем любезно сказал офицеру:

— Ваше благородие, девчонка что-то прятала в сарае.

За всю жизнь никогда еще ни один человек не вызывал у Мироси такой ненависти. Ей хотелось, чтобы он грохнулся на пол и сразу умер, как внезапно умер толстый хозяин бакалейной лавки, о котором рассказывала мама.

Казаки перерыли

сарай Кречета. Но по их хмурым, злым лицам не трудно было догадаться, что уйти им пришлось ни с чем.

Мирося не отходила от окна, выжидая, когда с веранды уберется ненавистный Савенко. А тот в свою очередь зорко следил за квартирой Кречета. Смекнув, почему девчонка торчит в окне, домовладелец вошел в комнату и, притаившись за ставней, наблюдал оттуда.

Мирося только успела поменять воду канарейкам, весело порхавшим в клетке, как увидела Степку, торопившегося в сторону сарая. Ничего не сказав матери, девочка спрыгнула с подоконника, выбежала на крыльцо и бросилась вслед за мальчишкой.

— Тебе что? — недружелюбно покосился тот, отмыкая замок. — А ну, брысь отсюдова!

Мирося безмолвно, широко открытыми глазами уставилась на мальчика.

— Лунатичка ты что ли? — хихикнул Степка, распахивая дверь.

Из темноты донесся дразнящий запах яблок.

— Степка! — усилием воли подавила страх Мирося, входя за ним в сарай. — Хочешь наших канареек?

— Продаете? — сразу заинтересовался Степка: он уже давно мечтал завести птиц в клетке.

— Нет… Знаешь что?.. Я только возьму тут у вас нашу сумку…

— Какая сумка? Ты что, сдурела?

Между тем, глаза Мироси привыкли к полумраку, и она совершенно отчетливо увидела, что под досчатой стеной, где должна была лежать сумка, завернутая в платок, ничего нет.

— Степка, ради бога, отдай сумку, — взмолилась девочка.

— И что ты прицепилась до меня, как банный лист? Пошла к черту! — оттолкнул ее Степка.

— Отдай! Слышь, отдай! — кинулась на него с кулаками Мирося.

Вбежал Савенко.

— Вор! Вор! Отдай сумку! — ничего не видя, исступленно кричала Мирося, колотя по груди онемевшего от возмущения Степку.

— Ах ты, паскуда! Вон из сарая! — Савенко ухватил девочку за косички и вытолкал во двор.

До слуха плачущей Мироси донесся повелительный голос домовладельца:

— Где сумка, которую отнял у девочки?

— Тю! — рассвирепел Степка. — Говорю, что не видел я никакой сумки…

— Не бреши, плут! — огрел его по уху Савенко.

— Вот вам святой крест, не видел, — заревел Степка.

— Выходит, сумка таинственно исчезла? Черти ее забрали? Так? Давай сюда! Я тебе говорю, слышишь?!

— Не глухой, слышу, — дерзко пробурчал Степка. — Только не брал я никакой вашей проклятой сумки!

«Куда же могла эта сумка запропаститься?» — думала Мирося. Втянув голову в плечи, давясь слезами, она стояла около своего сарая, боясь вернуться домой с пустыми руками. Ощущение уже ничем не поправимого горя навалилось на девочку, когда вдруг словно кто-то подсказал ей: «Крысы могли утащить за ящики… Нет, сумка не должна пропасть, она там, где-то в сарае…»