Опасное молчание
Шрифт:
— Как ты смеешь драться? — сердито посмотрела Мирося на Степку вдруг перевела свой взгляд на Женьку. Ей стало обидно, что тот молча принял удар, — неужели испугался?
Между тем Женька не двигался с места. Заметив Миросин укоризненный взгляд, он только покраснел.
— Думаешь, трушу?
Мирося, подавленная, молчала.
— Захочу, так я… Я и не таких бил! — гордо заявил Женька. — Только зачем драться?
— Трусишь! — нагло плюнул сквозь зубы Степка и, довольный собой, перемигнулся с приятелями.
— Ну-ка,
— Женька! — с болью вырвалось у Мироси. — Эх ты…
— Что «эх ты»? — вспыхнул Женька. — Много ты понимаешь! Ну, вот что, — обратился он к Степке, — хочешь бороться? Только без драки. Увидишь, что сразу свалю. Понял? Значит, если захочу бить, так и побить смогу. Согласен?
— Бороться? — переспросил уверенный в себе Степка. — Иди, поборемся.
Степка и Женька сошлись. Все окружили их, и началась борьба. Не прошло и минуты, как Степка лежал на лопатках, а Женька, сидя на нем верхом, торжествующе спрашивал:
— Сдаешься?
Степка пытался вывернуться.
— Ага! Ага! — радостно кричала Мирося и с благодарностью смотрела на своего нового друга.
Убедившись, что из цепких Женькиных рук не вырваться, Степка, наконец, попросил пощады.
Женька выпустил его и помог подняться на ноги. В первую минуту Степка, поймав на себе разочарованный взгляд приятелей, хотел ударить Женьку и уже сжал кулаки, но тут произошло то, чего меньше всего ожидали все. Женька крепко пожал Степке руку и сказал:
— Идем, покажу что-то.
Не ожидая ответа, он спокойно и уверенно полез через ограду в сад. Степка покорно последовал за ним.
И вскоре все уже стояли у полусгнившего стола, на котором красовался пароход. Женька взял его в руки и поднял над головой.
— Кому дать? — спросил он.
Никто не ответил. Каждый был убежден в том, что Женька шутит. Степка с обидой посмотрел на него. «Дразнит», — подумал он, и снова чувство неприязни вспыхнуло в нем.
— Чего же вы молчите? — обвел всех глазами Женька и, остановившись на Степке, улыбнулся. Степка облизал измазанные сливовым соком губы и нахмурился:
— На, Степа, бери на память, — протянул ему Женька пароход.
— Что? — не поверил Степка. А когда тот сунул ему пароход в руки, он широко открыл рот и замер. — Ты обманываешь?
— Почему? — усмехнулся Женька.
— Дал, а потом назад возьмешь.
— Вот выдумал. Если дал, значит, дал.
Степке явно стыдно перед великодушием Женьки. Он покраснел и, словно оправдываясь, забормотал:
— Я натрусил слив и говорю татарчонку: «Не собирай!» А он, знаешь, собирает да еще язык показывает. Я ему грожу: «Не смен, худо будет!», а он не слушает. Ну, я ему и дал!
— Врет он. Он всегда маленьких обижает, — вмешалась Тайка.
— Что? Я вас за дело лупцую! —
— Матери у тебя нет?
— Сирота я, с трех лет сирота… Тут в саду, вон видишь, — указал он на шалаш из веток, — я дом себе построил. А этот татарчонок мне дохлую крысу в шалаш подкинул, — недружелюбно кивнул Степка в сторону Керимки.
— Брешешь, это не я! — горячо запротестовал Керимка.
— Хватит вам, — пресек этот спор Женька. — Давайте… знаете что? Давайте играть в разбойников.
Мирося недовольно покосилась на Женьку. Стало досадно. Раньше ей Женька представлялся храбрым, серьезным, а он, оказывается, не такой: к Степке подлизывается. Она разочарованно сказала:
— Ну и разбойничайте, а я… — не договорила и пошла. Но, раздумав, вернулась. Одной-то ведь тоже не весело. — Давайте лучше играть в палочку-стукалочку, — предложила она.
Подумав, что эта игра тоже позволяет заглянуть в шалаш Степки, Женька весело отозвался:
— Давайте.
Улучив удобную минуту, Мирося не выдержала и упрекнула Женьку:
— Сидишь у него в шалаше, а он, вор, нашу сумку припрятал…
— Молчи, дура! — с обидой прицыкнул на нее мальчик. — Я тебе сказал, чтобы ты про сумку ни звука… Сказал?
— Ну, сказал, — оробела Мирося. — Я же только тебе говорю, а больше никому, — Мирося покраснела и отвернулась.
— Не дуй губы. Расквасилась. Думаешь, хорошо так?
Мог ли Женька сказать ей, что он пришел сюда только из-за сумки? Но в шалаше ее не было — видно, Степка упрятал куда-нибудь в другое место. Может, прямо там, у себя в сарае?..
И пока Женька терзался догадками и сомнениями, к Степке пристал Ванька, сын мясника.
— Продай пароход.
— Ишь, хитрый нашелся!
— Я денег дам.
— Нужны мне твои деньги. Вот батько Махно придет в Крым, тогда будут и у меня деньги.
— У тебя? Ха-ха-ха… Гляньте на него!
— А что? Знаешь сколько у махновцев добра-то? Нет, ни за что парохода не продам!
— Тогда сменяй. Даю двух голубей: качуна и турмана. Пароход — игрушка, а голуби живые. Не понимаешь, что ли?
Но надежды Ваньки не сбылись. Степка решительно заявил:
— Хоть сто турманов. Не хочу.
— Не хочешь? — рассердился Ванька. — Хорошо. Тогда я скажу тетке твоей, как ты у нее наливку крал. Она тебя сразу попрет из дому.
— Так ты ябедничать?! — вскипел Степка и с кулаками ринулся на шантажиста.
— Ты того… полегче… — попятился Ванька.
Но в это время Женька стал между ними.