Операция «Гадюка» (сборник)

Булычев Кир

Но власть Калерии над ним, как и над рядом других людей, была столь велика, что Миша делал вид, будто он всегда по ночам разыскивает чужих сотрудниц.

— Я попросила Мишу, — сказала Калерия, выводя машину на более или менее освещенную улицу, — потому что нас с тобой могут не пустить в театр. А мы должны вести себя деликатно.

Самый деликатный способ — взять с собой полковника милиции, хотел сказать я. Но, естественно, не сказал. Мне в институте еще работать и работать.

— Я

представляю, где она находится, — сказала Калерия. — За сценой, среди декораций.

— Разумеется, — сдержанно согласился полковник.

— Но с ней что-то могло случиться.

— Могло, — сказал полковник и потом, чтобы поддержать беседу, спросил: — И давно она в театре?

— Днем поехала.

— И что же она там искала?

— Мы точно не знаем.

— А она знала?

— И она не знала! — сказала Калерия.

Она не издевалась над полковником, и тот, видно, понимал это, но не удержался и фыркнул — отчего я понял, что все-таки у Миши есть чувство юмора.

Конечно, в театре был ночной сторож. Конечно, этот сторож крепко спал и, когда полковник дозвонился до него, вышел встрепанный и безумный, как пушкинский мельник. Миша показал ему свои документы и объяснил, разумная душа, что проводится рейд на наличие в нежилых помещениях бомжей и непрописанных вьетнамцев.

Сторож раздвинул космы, скрывающие его физиономию, как у кавказской овчарки, и обнаружил под ними вполне юное лицо.

— За время дежурства, — обратился к нему Миша, — что делали в театре посторонние люди?

— Это кто же посторонние? — спросил сторож лживым голосом.

Полковник сразу сделал стойку.

— А кто был? — спросил полковник. — А вот это мы и проверим. — Миша повернулся к нам: — Шума не поднимать, не разговаривать. Мы находимся на спецоперации.

— Свет зажигать? — спросил сторож.

На стороже была курточка и джинсы, но во время разговора с нами он извлек откуда-то зеленую форменную фуражку со звездочкой и напялил ее.

— Свет будем зажигать по мере продвижения, — сказал полковник. — Сегодня спектакль был?

— Только утренний, — сказал сторож. — Эпидемия гриппа, понимаете, три исполнителя простудились.

— Когда разошлись актеры и техсостав?

— Ну, в три часа уже никого не было. Нет, Катя Смирнова оставалась еще… Звонила насчет аренды.

— Кто такая?

— Наш администратор.

— Что было потом?

— Потом я заступил.

— И кого увидели?

— Да никого я не видал!

— А что делали?

— Что всегда. Почитал Канта, потом конспектировал Платона. Потом спать лег.

— Про Канта это вы всем проверяющим говорите? — спросил Миша.

Ответ сторожа ему не понравился, может, потому,

что он давно не брал в руки Канта и оттого сердился на тех, кто находит время на философию.

— Готовишься в университет? — спросил милиционер.

— Уже выгнали, — ответил сторож.

Сторож мне нравился. Он был человеком независимым.

— Ну пошли, — сказал Миша.

— Куда?

— Гримерные заперты?

— Гримерные заперты, административные помещения заперты — можете проверить: все ключи на доске.

Миша проверил, все ли ключи на месте. Оказалось, что все. Впрочем, это ничего не доказывало.

— Пошли за кулисы, — распорядился Миша.

— А там-то что искать? — спросил сторож.

— Бомжей, — сказал милиционер.

— И охота вам была… — Но сторож уже шел с нами по коридорчику вдоль основного зрительного зала, потом мы прошли узким коридорчиком на сцену.

— Свет! — приказал Миша.

Сторож включил рубильник.

Высоко, под самой крышей, зажглись яркие лампы, но свет их еле достигал пола. За кулисами было гулко, пусто и пыльно. Тянуло холодом.

— Никаких странных явлений не наблюдалось? — спросил Миша.

— Каких странных?

— Посторонних людей, предметов?

— Это спрашивайте у администрации, — сказал сторож. — Мне об этом не сообщают.

Мне захотелось задержаться здесь, посмотреть внимательнее — может быть, остались следы. Надо было взять с собой Егора. Он показал бы точное место перехода между мирами.

Милиционер Миша быстро прошел между висящими декорациями в глубину сцены, оказавшейся громадной, как собор.

Миша нигде не задерживался. Мы с Калерией покорно следовали за ним, полагаясь на его умение ловить злоумышленников.

Либо нюх подводил милиционера, либо в самом деле здесь никого не было, но мы прошли все театральное «Зазеркалье», повернули назад, еще раз обыскали кулисы — никого. Даже я уже встревожился.

И тогда Калерия спросила:

— Вы сегодня не видели в театре девушку… молодую женщину, блондинку, крашеную блондинку двадцати шести лет, зовут Тамарой, очень красивые ноги.

— Красивые ноги? — спросил сторож.

Эти слова были рассчитаны лишь на то, чтобы отвлечь наше внимание. Неожиданно сторож рванулся в сторону и исчез в темноте. Лишь кроссовки шаркнули вблизи — и тишина!

— Это еще что означает? — воскликнула Калерия.

— Вернее всего, это означает, что сторож знает куда больше, чем говорит. И дела вашей Тамары плохи! — ответил полковник.

«Может, он оттуда! — подумал я. — Они заподозрили неладное — наша-то красавица всем, наверное, намозолила глаза. И ликвидировали ее».