Операция «Гадюка» (сборник)
Шрифт:
Мы сидели по обе стороны оставшегося от многих поколений кадровиков расшатанного канцелярского стола. Под стеклом лежал прошлогодний календарь. Справа на тумбе стоял комнатный сейф, слева кренился шкаф, набитый личными делами и протоколами.
Дядя Миша с последней нашей встречи не изменился. У него было скучное, незапоминающееся лицо. Говорил он тихо, вел себя скромно, но обладал той начальственной жилкой, которая заставляет нас, смертных, отвечать на его вопросы.
Поздоровавшись и спросив меня, не женился ли я, он тут же сказал, что все кассеты с допросами Егора он сегодня ночью просмотрел. Значит, первой служебную тайну выдала сама наша
Впрочем, мне было выгодно, что он в курсе наших дел, — по крайней мере, он сможет понять, почему я оказался в чужой квартире. Я не просил оправданий, но хотел, чтобы меня поняли.
Для этого я несколько подробнее, чем следовало, поведал о том, как сидел под роялем, и постарался внести в рассказ элементы юмора. Но полковнику, как я и опасался, мой юмор не нравился. Он откровенно поморщился, но смолчал.
— Почти все ясно, — сказал дядя Миша, когда я закончил рассказ. — Ключи у тебя были?
Я пожал плечами. Зачем мне ключи?
— И в сейфе ты успел покопаться?
— Там были рецепты, которые я отдал Якову Савельичу. Оказалось, что у Малкина СПИД.
— Как же, слышал, — ответил полковник. Словно речь шла о переходе улицы в неположенном месте.
Мы помолчали.
Потом я спросил:
— А как мне быть со свидетельскими показаниями? Ведь я — свидетель двух убийств.
— Наговоришь на пленку, — сказал дядя Миша. — Больше от тебя ничего не потребуется.
Обнаружилось, что не мы одни разыскивали певца Малкина, который должен был улететь на гастроли в Петербург. Оказывается, он отменил гастроли и объявил всем близким, что уезжает в отпуск. Но затем исчез. Начала беспокоиться его предыдущая жена, живущая на даче в Переделкине. У нее были с бывшим мужем какие-то финансовые дела. Она, не найдя его, обратилась в милицию. Милиция, на горе слесаря и Пронькина, которые в ином случае остались бы живы, не стала торопиться. Милиция никогда не торопится, если к ней обращаются бывшие жены.
Позвонил Яков Воробышек. Он, в отличие от милиции, не терял времени даром. Отыскал врача, который наблюдал певца, и тот категорически отказался признать, что у пациента СПИД. Видно, и певец и врач боялись огласки, хотя наверняка врач нарушал какие-то правила поведения. Под давлением легонького, но настырного, как комар, Якова Савельича лечащий врач признался, что Веня делал анализы на СПИД в Венгрии и Америке, где был на гастролях. Разумеется, Веня страшно переживал и даже собирался покончить с собой. Его карьера стремительно неслась вверх, и к страху смерти у него примешивалось бешенство от бессилия денег — а денег у Вени было много. Не только от выступлений. С доктором, знающим твои самые страшные тайны, пациенты становятся разговорчивы. Веня нашел способ зарабатывать какие-то колоссальные деньги и делал это с одной исключительно целью — купить себе жизнь. Лечащий врач был настроен к этому скептически. Ведь СПИД в последние годы убил таких людей, как Рок Хадсон, Меркьюри или Нуриев, — а уж их к беднякам не отнесешь. Веня все равно утверждал, что за деньги можно купить все, и чем громче он кричал об этом, тем меньше сам в это верил. Тут наш Воробышек спросил, не был ли певец связан с мафией, с преступным миром. Часто бывает, что мафия любит меценатствовать, а певцам нравится близость к силе, к власти, к преступлению. Чаще всего мафиози отстегивают
А вот в сводке, оставленной полковником Мишей, говорилось иное.
Милиция знала то, что было неведомо корыстному лечащему врачу. Оказывается, Веня Малкин был не одинок. Помимо нескольких жен, которых он подбирал по внешним признакам и выставлял напоказ как часть реквизита, у него был близкий друг, любовник. И притом темная личность с уголовным прошлым и настоящим. Личность эту звали Барбосом (а если нежно, то Барби). Он в юности побывал в борцах вольным и классическим стилем, где познал открытую честную мужскую дружбу и любовь. Веню он любил и берег, был он не только любовником, но и «крышей» певца.
О Пронькине Миша лишь сообщил между прочим, что он близок к Вене, однако в последнее время между ними возникли разногласия, потому что Барбос в сердцах и при свидетелях клялся, что замочит Пронькина, но, видно, Веня его отговорил.
— Значит, остаемся при нашей версии? — спросил Саня. — Малкин рванул в тот мир и захватил с собой Люсю.
— Ты провидец, — сказал я. — А первая версия, как нас учит Агата Кристи, всегда самая неверная. Потому что слишком простая.
— Все гениальное просто, — скромно возразил Саня.
Рабочий день подходил к концу. За окном стало темнеть, и по стеклу поползли прозрачные червяки дождевых капель.
— Что-то Тамара задерживается, — заметила Калерия.
— Она поехала из театра домой, — сказал Саня.
— Она звонила?
— Нет, это моя простая версия.
Добряк пошел пешком — он живет недалеко от института, Калерия подвезла меня, благо крюк невелик, на своей «шестерке».
— Ты позвонишь Тамаре? — спросила она.
— Знаете же, что позвоню.
— Что-то я беспокоюсь, — сказала Калерия.
Как пришел домой, я сразу позвонил Тамаре. Никто не отвечал. За вечер я звонил еще несколько раз. Безрезультатно. Потом телефон был занят, я было обрадовался, но сообразил, что звоню не я один.
В одиннадцать мне позвонила Калерия:
— Ее нет.
— Знаю.
— Надо будет утром с ней серьезно поговорить, — сказала Калерия. — Что за манера такая — не являться домой допоздна!
Калерия себя успокаивала.
— Может, мне поехать туда?
— Поговорить с ночным сторожем?
— Сам не знаю.
— Иди спать.
— А вы?
— Я тоже буду спать… а может, позвоню Мише. Да, сейчас я позвоню Мише, посоветуюсь с ним, а если все в порядке, то пойду спать.
— Пожалуйста, позвоните мне, — попросил я. — Мне неудобно в такое время поднимать вашу семью.
— Моя семья пока спать не собирается.
Прошел еще час.
Калерия позвонила мне сама.
— Конечно, это глупо, но меня мучают предчувствия. Я звонила Мише. Он проверил по сводкам — существа, подобного нашей Тамаре, в больницы или морги не поступало.
— Это еще ничего не значит, — сказал я неуверенно, чтобы успокоить женщину.
— Я за тобой заеду? — спросила Калерия.
— Я буду ждать внизу, — сказал я.
Было больше одиннадцати. Погода совсем испортилась. Темнота была какая-то осенняя. Фонари в моем переулке взяли, видно, перерыв до утра, машина Калерии медленно приближалась по переулку, светя себе фарами, как человек с фонариком в дремучем лесу.
— Садись сзади, — сказала Калерия.
Там уже сидел дядя Миша.
Он устал и был зол. Он хотел спать, а не разыскивать неразумных девушек.