Опричник
Шрифт:
И первыми в моём списке были Старицкие, о которых я тоже как-то успел позабыть за время дальних поездок. Там они меня достать не могли, зато теперь, когда я вернулся в Москву, обо мне наверняка вспомнят. Гораздо лучше будет, если я вспомню о них первым. В моём деле ловить противника на контратаках — дело рискованное. Можно и не поймать.
А князь Владимир Старицкий как раз сейчас находится здесь, в Москве, вместе со своим семейством. И его матушка, княгиня Ефросинья, сейчас тоже тут, так что мне лучше бы быть настороже. Надо заняться ими вплотную, пока они сами не занялись мной.
В
С одной стороны, внутри меня всё прямо-таки вопило, не лезь, не суйся, оно тебя сожрёт, где удельный князь, брат царя, и где ты, мелкая сошка, худородный выскочка. С другой стороны, большие шкафы громче падают. И этот шкаф мне просто жизненно необходимо было повалить и уничтожить. Пока он сам не уничтожил меня.
Глава 19
Через несколько дней я ввалился в избу Разрядного приказа в сопровождении дядьки и ещё троих опричников. Нагло и бесцеремонно, как к себе домой. Пришли мы туда не просто так.
Среди царских дьяков и думных бояр снова шли перестановки. Иоанн тасовал назначения, снимая одних и назначая других, и даже своего бывшего ближника Адашева, главу Челобитного приказа, без зазрения совести отправил на войну третьим воеводой. Боярин Вылузга пока на своём месте держался, хоть и кресло под ним изрядно шаталось.
Мы же пришли не за ним.
— Сидите, не вставайте, — приказал я, окидывая взглядом присутствующих дьяков и подьячих, которые нашего визита не ожидали вовсе.
Всем оставаться на местах, работает ОМОН.
Подчинились, но глядели обеспокоенно, испуганно. Большинство из них я так или иначе знал, по прошлым своим визитам в Разрядный приказ или косвенно, через третьих лиц. И у всех без исключения было рыльце в пушку, каждый из них так или иначе брал взятки, деньгами ли, конями, борзыми щенками, шубами или другими ценными подарками. Это можно было понять. Все хотят получить назначение получше, сидеть воеводой не в какой-нибудь глухомани за полярным кругом, а в Подмосковье. Но кое-кто из дьяков сливал информацию о русских войсках за кордон, а вот этого оставлять без внимания уже нельзя.
— Боярин Зубов, — сказал я. — Ступай за нами.
— Чего? — не понял он, поднимаясь со своего места. — Это почему вдруг?
— Потому что я так сказал, — процедил я.
За ним следили. По моему приказу, естественно, и опричникам удалось выявить его регулярные контакты с иноземцами, не только с англичанами. От всех он получал деньги, в обмен на сведения о численности русских войск. Торговал Родиной налево и направо, ничуть не стесняясь, жил не по средствам, регулярно закатывая роскошные пиры. Короче говоря, виновен по всем пунктам.
Все остальные дьяки замерли, прекрасно понимая, что это может означать, слухи об опричниках гуляли по городу, особенно после ареста князя Хохолкова
Зубов оглянулся по сторонам, оценивая обстановку и свои силы. Опричники, рассредоточившись по залу, контролировали каждый метр помещения, положив руки на пистолеты, и боярин это прекрасно видел. Как и то, что никто из его сослуживцев за него не заступится.
— В чём меня обвиняют? — спросил он.
— А кто-то говорил про обвинение или арест? Или ты уже хочешь в чём-то признаться? — с наигранным удивлением произнёс я.
Он скрежетнул зубами, поправил пояс, одёрнул шитую золотом ферязь, выпрямился. Пошёл к выходу на негнущихся ногах, стараясь держаться прямо, с достоинством. Уверен, большинство из присутствующих дьяков сейчас мысленно поклялись себе больше не брать взяток. По крайней мере, в ближайшие пару недель.
Изначально, конечно, у меня была мысль гнать через Зубова дезинформацию. От реальных сведений отстранить, самого его держать на карандаше, подкидывая ложные данные, которые бы он сливал иностранцам. Такой кадр порой может быть ценнее, чем разведчик в стане врага. Но для подобных шпионских игр банально не было ресурса, ни людей, ни времени, и с учётом того, что к таким мероприятиям здесь не привыкли, дело становилось слишком рискованным. Да и всё пришлось бы делать самому, лично.
Поэтому Зубова просто и бесхитростно повязали среди бела дня. Вернее, пригласили прогуляться. Саблю у него никто не отбирал и по почкам не бил. Его повели наружу, а я зашёл в кабинет к Даниле Фёдоровичу Вылузге.
Тот хмуро царапал пером по бумаге, стоя за пюпитром. Поднял на меня взгляд, настороженный, опасливый.
— Здрав будь, Данила Фёдорович, — закрыв за собой дверь, сказал я.
Раньше я не стал бы входить вот так, без приглашения. Теперь же… Кто-то скажет, что я обнаглел, но я считал, что дьяков Разрядного приказа было бы неплохо самую малость припугнуть. И Вылузгу тоже.
— Давно не виделись, Никита Степанович, — сказал он.
Между строк ощущалось, что он с великой радостью не виделся бы ещё столько же. Нисколько бы не расстроился. Опричников начинали побаиваться, и меня тоже.
— Чем обязан? — спросил он, пытаясь скрыть пошаливающие нервы с помощью усердной работы, делая вид, будто он сосредоточенно что-то пишет.
— Да так я, заглянул просто, почтение выказать, — сказал я, оглядывая его кабинет, заваленный бумагами и документами.
— Польщён зело, — буркнул дьяк.
— Зубов твой… Немцам за серебро списки разрядные продавал, — как бы между делом сообщил я. — Ты к остальным своим дьячкам приглядись. Может, тоже кто приторговывает.
— Присмотрюсь, — осторожно сказал Вылузга. — Токмо… Чего же тут такого страшного?
Я посмотрел на него, как на идиота. Похоже, Вылузгу с этой должности тоже надо убирать.
— Коли немец знать будет, сколько у нас кого на границах, то и знать будет, сколько против нас войска выставить, — словно малому ребёнку, объяснил я. — А врага обманутым держать надо день и ночь. Обманул, считай, победил.